– Если пожелаете, за такую сумму вы можете получить еще кое-что. – Она приподняла рукой увесистую грудь и многозначительно сжала так, чтобы сосок стал отчетливо виден под ее блузой.
Джастин покачал головой:
– Может быть, как-нибудь в другой раз.
Рыжая только пожала плечами:
– Как вам будет угодно.
Она вернулась с новой оловянной кружкой эля и поставила ее перед ним. Джастин глотнул горькой жидкости и снова откинулся назад, опираясь спиной о стену, позволяя напитку медленно просачиваться внутрь, проникать во все клетки, и удивлялся тому, что он его совсем не согревает. Ему хотелось опьянеть настолько, чтобы чувства притупились и можно было больше не думать об Эриел. Он сознавал, что его терзает похоть и что именно она толкнула его на столь необычные поступки. Он давным-давно запретил себе чувствовать. Однако у него сохранилось сознание, и когда он думал об Эриел, ощущал какой-то болезненный укол в сердце. Его похоть боролась с совестью. Джастин снова отхлебнул эля и подумал, что не знает, которая из них победит в конечном счете.
Прошло два дня. Наступила еще одна осенняя ночь, ветреная и холодная. Она окутала дом серым туманом одиночества. Эриел металась и ворочалась в постели и никак не могла уснуть. В пугающем молчании дома она изо всех сил напрягала слух, чтобы различить в тишине хоть какой-нибудь звук, какой-нибудь признак того, что граф вернулся. Но ничего не было слышно.
В этот вечер Барбара отправилась на какой-то светский прием. Она редко возвращалась домой до рассвета. Юный Томас спокойно спал в своей постели, после того как упросил Эриел почитать ему на ночь. Но Джастин до сих пор не возвращался.
Похоже, никто, кроме нее, не волновался.
– Он граф, – просто сказал дворецкий. – Он вернется, когда пожелает.
Но что, если с ним случилось несчастье? Лондонские улицы опасны. Что, если он в беде? Если ранен? Что, если нуждается в помощи? Неужели всем была безразлична судьба графа Гревилла? Ей пришло в голову, что, если Джастин не вернется, она может невозбранно пойти к Филиппу. Ведь она искала удобного случая увидеться с ним. Но после их последней встречи она больше не доверяла Филиппу, и даже если бы доверяла, то теперь не пошла бы на свидание с ним, зная, как относится к нему граф. Это было бы предательством, а предательство она считала худшим из грехов.
Ее уши уловили какой-то шум. Все чувства Эриел были обострены. В холле послышались глухие шаги. Что-то с грохотом упало на пол, до нее донеслось приглушенное проклятие. Послышались тяжелые шаги на лестнице, потом в холле. Шаги эти были нетвердыми. Потом все стихло у дальней двери в конце коридора, двери в комнату Джастина. Наконец-то он вернулся домой.
Она испытала чувство огромного облегчения, столь сильного, что внезапно ее охватила слабость. Эриел снова опустила голову на подушку. Она вздохнула и произнесла короткую благодарственную молитву по случаю его благополучного возвращения. Ее охватила истома. Веки ее медленно опустились, прикрыв усталые глаза, в которых она ощущала жжение. Впервые за долгие три ночи Эриел погружалась в глубокий и мирный сон. На следующее утро она проснулась поздно.
Глава 11
Эриел не видела Джастина ни в тот день, ни на следующий. Она понимала, что он избегает ее, но после того, что между ними произошло, боялась к нему подступиться. Время от времени она принималась гадать, где он пропадал в те дни, что его не было дома, и в памяти ее всплывали образы двух кричаще одетых и размалеванных женщин, что были с Филиппом. «У мужчин есть некоторые потребности», – сказал тогда Филипп. Если это было так, то такие потребности могли быть и у графа. Эриел вспомнила, как они оба трудились над конторскими книгами в гостинице. При мысли об их поцелуе у нее начинали дрожать руки и ноги, и в ней просыпались совсем непонятные ей чувства: нечто среднее между голодом и страстным томлением, ее и тянуло к нему, и чем-то он ее отталкивал и пугал.
Она закрыла глаза. Ее преследовало видение – Джастин, держащий в объятиях разнузданную и вульгарную блондинку. Эриел пыталась представить его целующим зубастую рыжую «красавицу» и инстинктивно чувствовала, что какая бы женщина ни оказалась в его постели, ей ни одна бы не понравилась, а так как она была уверена, что он был с женщиной, то к горлу ее вдруг подкатила тошнота. Ей была нестерпима мысль о том, что граф может быть с другой женщиной. Она не желала представлять его целующим ее или занимающимся с ней любовью. А так как Эриел была прямолинейна и честна с самой собой, то и пыталась доискаться причины этого.
Она внушала себе, что для нее это только вопрос гордости. Он говорил ей, что желает ее больше, чем кого-либо другого. Если он и в самом деле испытывал к ней такую страсть, то значило ли это, что она была для него особенной и неповторимой? А если и так, то какое значение это могло иметь?
Но в глубине души Эриел понимала, что это имеет значение. Да, это очень много значило для нее.
Эриел вздохнула, заканчивая свой туалет, а потом, пренебрегая утренней болтовней Сильви, сбежала вниз по лестнице в столовую. Она не была голодна, но знала, что следует поесть. С той самой ночи, как исчез граф, она едва притрагивалась к еде.
На середине каменной лестницы она приостановилась. У подножия лестницы стояла Барбара Таунсенд, и на лице ее было обычное снисходительно-пренебрежительное выражение. В тот же миг желудок Эриел свело спазмой и есть ей совсем расхотелось. Она усилием воли заставила себя продолжать спускаться.
– Леди Хейвуд, – приветствовала она Барбару, присев в реверансе. Эриел прикрыла глаза длинными ресницами, чтобы не выдать своих тайных мыслей и смятения.
– Кажется, мой брат хочет вас видеть. Я сказала ему, что передам вам.
Эриел нерешительно подняла на нее глаза:
– В-вы знаете зачем?
Она тотчас же пожалела о своих словах. Ее вопрос был глупым. Джастин никогда ничем не делился с сестрой и, уж конечно, не стал бы с ней обсуждать свои отношения с Эриел. Барбара сверкнула презрительной улыбкой:
– Если мой братец похож на нашего дорогого покойного отца, должно быть, ему уже наскучили ваши сомнительные прелести. – Ее рубиновые губы изогнулись в пренебрежительной гримасе. – Но не волнуйтесь. Я не сомневаюсь, что он проявит к вам щедрость. Не в правилах Гревиллов оставлять толпу своих брошенных шлюх без помощи.
– Я вам уже говорила – я не шлюха.
Барбара высоко подняла совершенно очерченную черную бровь:
– Нет? Ну, тогда, возможно, он хочет обсудить как раз это. Если он пока еще не добился вашей благосклонности, то, должно быть, решил добиться. Но что бы это ни было, вы найдете его в кабинете.
Барбара исчезла, зашуршав голубым шелковым платьем. Эриел тяжело вздохнула, готовясь встретиться с человеком, который мало-помалу начал занимать определенное место в ее жизни. Она не могла бы сказать, как и когда это произошло, и даже не осознала, что это произошло, до той ночи, когда он не пришел домой. Она не могла ни спать, ни есть. Все время, пока он не вернулся, ее грызло беспокойство за него. Эриел, дрожа всем телом, шла по коридору. Когда он выпрыгнул из экипажа, он был вне себя от гнева. Неужели он был настолько разгневан, что способен потребовать от нее, чтобы она выполнила условия сделки? Какая-то часть ее опасалась их встречи, но другая, тайная, жаждала его увидеть, и ей было все равно, что он потребует от нее.
Отрывисто постучав в дверь, она услышала приглашение войти. Она застала его сидящим за письменным столом. Он не смотрел на нее, руки его были сцеплены за спиной, и взгляд обращен к рядам книг на полках, но, похоже, он не видел их. При ее приближении он обернулся, и сердце ее болезненно сжалось при виде его. Он выглядел осунувшимся и утомленным и даже каким-то подавленным. Таким ей еще не приходилось его видеть. Эриел подалась вперед, чувствуя боль в груди.
– Благодарю вас за то, что вы пришли, – сказал он официальным тоном, указывая ей на стул напротив.
Она медленно опустилась на него, стараясь оправить складки платья и тем самым выиграть время и успокоиться. Шли секунды, она изучала выражение его лица, тщетно ища хоть какой-нибудь намек на его намерения. Ей следовало что-то сказать.
– Я… Мы все беспокоились о вас. Я рада, что с вами не случилось ничего худого.
Он поднял на нее свои проникновенные серые глаза, сейчас потемневшие, как и кожа под ними. Темные круги вокруг глаз свидетельствовали о том, что он недосыпал несколько ночей.
– Вот как?
Она пристально смотрела ему прямо в лицо.
– Я… Да. Я очень рада.
Он ничего не ответил, но в глазах его на мгновение появилось нечто, похожее на радость, но только на одну секунду и тотчас же исчезло. Он подался вперед, не вставая со стула, и оперся локтями о письменный стол.
– Думаю, вы догадываетесь, зачем я пригласил вас.
Она разгладила складки на юбке.
– По правде говоря, не уверена, что знаю.
– Время идет. Нам пора обсудить условия сделки.
Ее бросило в жар. Господи, она опасалась как раз этого.
Эриел облизнула пересохшие губы. Ей тотчас же припомнились слова его сестры: «Если он пока еще не добился вашей благосклонности, то, должно быть, решил добиться».
– Обсудить… что именно?
Он выпрямился, и взгляд его остановился на пятне на обоях повыше ее головы. Он изучал его так, как если бы это был самый интересный предмет в комнате.
– По-видимому, я ошибался, когда предположил, что со временем ваши чувства изменятся и вы ответите мне взаимностью… ответите на чувства, которые я питаю к вам. Раз вам так отвратительна мысль о том, чтобы стать моей любовницей…
– Дело не в этом! – перебила она, шокированная теми словами, которые он выбрал для этого разговора. – Вы не должны считать, что я питаю отвращение к вам, милорд.
– Нет? Тогда в чем же дело?
Эриел пыталась найти убедительные слова, зная, насколько это важно.
– Дело не в моей неприязни к вам, – повторила она. – Возможно, так было, но только в начале нашего знакомства. Тогда я еще не знала вас, и, по правде говоря, вы ведь иногда ведете себя так, что можете напугать.
Его губы искривились, и она снова отметила про себя, как красив его рот, и вспомнила, как нежны его губы.
– Да… я и сам знаю об этом.
– Теперь, когда я узнала вас лучше, я нахожу вас… Ну, я считаю вас очень привлекательным мужчиной, и, думаю, любая женщина, которая пожелала бы стать вашей любовницей, была бы очень польщена, если бы вы выбрали ее.
– Но не вы, – заметил он сухо.
– Нет. Дело в том, что я не хочу быть ничьей любовницей.
– Даже любовницей Филиппа Марлина?
Она покраснела. Неужели он и в самом деле решил, что она предпочитает Филиппа Марлина ему? Внезапно и вполне отчетливо она осознала, что, если бы ей предстояло сделать выбор, она предпочла бы графа.
– Я теперь хорошо понимаю, что означает быть любовницей и что это совсем не похоже на то, что я воображала прежде. По правде говоря, когда я заключала эту сделку, я не думала, что мне придется расплачиваться таким образом. Я всегда считала, что, когда дело дойдет до выполнения ее условий… я найду способ заработать деньги и расплатиться. Теперь, когда я стала старше, я понимаю, каково будущее такой женщины, которая согласилась бы на это. И я… Мне претит мысль о том, чтобы продавать свое тело.
На сухощавой щеке графа чуть дернулся мускул.
– Я никогда не рассматривал это в такой плоскости, – сказал он тихо.
Эриел не ответила. Он испустил глубокий вздох и поднялся на ноги.
– Как бы то ни было, сейчас все это не важно. Однажды я сказал вам, что не стану принуждать вас силой к близким отношениям со мной. Недавно я понял, что, шантажируя вас тем, что платил за ваше обучение, я поступал неправильно. И теперь считаю, что вы, Эриел Саммерс, можете считать себя свободной от обязательств и не думать, что вы у меня в долгу.
Боже мой! Должно быть, она плохо его расслышала или неправильно поняла. Но сердце ее билось отчаянно, а разум подсказывал, что он говорит правду. «Все кончилось! Все кончилось!» – кричал взволнованный голос ее души. Ведь она с самого начала надеялась, что граф освободит ее от этого позорного обязательства. Она сидела, вся дрожа. Голова кружилась. Но почему она не чувствует облегчения и радости?
– Я найду вам жилье, – сказал он. – И вам ежемесячно станут выплачивать определенную сумму…
– Нет. – Это слово она произнесла будто не по своей воле. Оно вырвалось у нее само, но теперь, когда оно было сказано, она поняла, что ей следовало его сказать.
Граф поднял голову.
– Я сказала «нет». Больше я не стану принимать от вас благодеяний.
Одна из его густых черных бровей изумленно приподнялась.
– Вы не станете принимать от меня благодеяний? У вас нет ни семьи, ни денег. Вам не к кому обратиться за помощью. О чем вы толкуете?
– Я говорю вам, что больше не приму от вас ни фартинга. Я уже и так пользовалась вашей щедростью слишком долго. К тому же я хотела бы расплатиться с вами… – Она посмотрела на стопку бумаг на его столе – там были и папки, и просто листы бумаги, скрепленные вместе. У некоторых из них были загнуты уголки, потому что их мусолили и перелистывали по многу раз, и все эти страницы были исписаны колонками цифр. – Я хочу работать на вас и с вами, как раньше.
На мгновение он лишился дара речи. Наконец сказал:
– Это невозможно.
– Почему невозможно? У вас множество обязанностей, и вы трудитесь с утра до вечера и даже ночью. Вы сами сказали, что ненавидите работу с цифрами. Позвольте мне выполнять ее для вас.
– Уважающие себя женщины не выполняют такой работы.
– Уважающие себя женщины не заключают таких сделок, как я.
Он тяжело опустился на стул.
– И где вы будете жить?
– Здесь, конечно. Здесь много места, и, живя здесь, я смогу скорее выплатить вам свой долг. Мне ведь не придется заботиться о крове и хлебе насущном. У вас в доме десятки слуг. Я могу жить вместе с ними на третьем этаже.
Джастин провел рукой по волосам, взъерошив густую темную шевелюру.
– Но это безумие.
Она почувствовала неудержимое желание улыбнуться.
– Вы одарили меня бесконечным числом благодеяний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45