Но сейчас он был и без того расстроен, но ей не хотелось возражать ему.— Эти платья — просто прелесть, — ответила она. — Они мне очень понравились.— Я так и знал! — на мгновение отец обрадовался, но вдруг снова помрачнел. — Но ведь я не прислал тебе куклу! Что же это: Как я мог забыть о своей маленькой девочке?— Куклу? — Лиза не верила своим ушам. Что с отцом?! Разве он забыл, что она не играла в куклы уже шесть лет? Лиза попыталась улыбнуться.— Папа, ты, наверно, спутал меня с Эвви. Но даже она уже не в том возрасте, когда играют в куклы:Он, словно не слыша ее, повторил:— Нет, нет, милая Лиза, я говорил о тебе. Ты у меня маленькая красавица — вылитая мать. А я не подумал о тебе, моя малютка…— Папа, пожалуйста, послушай меня…— Нет, нет, я сегодня же пошлю дворецкого за куклой для тебя, даже если это будет последнее, что я успею сделать. — Он встал, намереваясь позвонить и вызвать слугу. Лиза едва остановила его.— Нет, нет, папа, — стала она его уговаривать. — Не надо посылать Читхэма в Лондон по этому делу. Ты очень устал. Сядь, отдохни.— Я виноват. Ты просила куклу, — продолжал он рассеянно.— Но ведь я уже давно не играю в куклы, папа. Разве ты забыл?— Не надо казаться старше, чем ты есть, дочка, — тихо проговорил он.— Но ведь это правда. — Она пыталась урезонить его. — Этим летом вы с мамой хотели устроить для меня первый бал. Я ведь уже почти невеста. — Лиза с горечью вспомнила об Айване. — Я даже достаточно выросла, чтобы целоваться, — сказала она вдруг.— Целоваться? — отец вдруг разозлился. — А ты уже целовалась?Лизе очень не хотелось отвечать, но солгать отцу она не могла.— Один раз, — прошептала она. Внезапно отец ударил ее по лицу. Лиза заплакала от боли и обиды, держась за щеку. Она в ужасе смотрела на него, не понимая, что случилось. Никогда прежде он не поступал с ней так! Затем отец обнял ее. По его щекам тоже текли слезы.— Ты никогда больше не должна целоваться, обещай мне это, моя дорогая девочка.— Но, что я такого сделала.— Ты не должна стать такой же, как твоя мать. Грешно даже то, что ты похожа на нее!— Но… но что с ней случилось? — спросила Лиза, которой уже не хотелось узнавать об этом.— Ребекка, моя любимая Ребекка. — Он закрыл лицо руками. — Я никогда, ни за что не хотел верить чужим словам. Я смеялся над сплетнями. Но… оказалось, что это правда. Мой ангел оказался падшим ангелом. Она совершила самый отвратительный про ступок. Я сам застал ее с ним в постели…Он умолк, казалось больше не замечая, что он здесь не один. Он сидел и плакал, погруженный в безысходное отчаяние, которое теперь передалось и Лизе. Раньше она думала, что вся эта болтовня слуг — злословие жестоких людей, и не больше. Но оказалось вдруг, что это правда, от которой некуда деваться.Лизе очень хотелось как-то утешить отца, сказать, что все это неправда, но она не могла не верить собственным ушам и не могла не видеть, что с ним творится, тем более что ее состояние теперь было не лучше, чем его.Лиза обняла его за плечи.— Не надо плакать, папа, — уговаривала она. — Все еще будет хорошо, вот увидишь. Мама… — она всхлипнула, — мама очень жалеет об этом, я знаю.Хотя Лиза пыталась, как могла, утешить отца, сама она почувствовала, как будто что-то умерло в ее душе, может быть, все, что еще оставалось от ее детства, а может быть, ее вера в ангелов. Она все еще обнимала отца, надеясь, что он хотя бы посмотрит на нее, но тот был сейчас от нее страшно далек. Отстранившись от нее, он закрыл лицо руками и снова стал плакать. Только убедившись, что помочь она ничем не сможет, Лиза оставила его наедине с его горем и тихонько вышла.Лиза брела по коридорам, сама не зная куда. Она боялась, что тоже сойдет с ума. Ей даже не с кем было отвести душу. Нечего было, и думать рассказывать об этом Эвви, тем более слугам. А к матери Лизе идти вовсе не хотелось.Даже само имя «Ребекка» вызывало сейчас у Лизы неприязнь. Мать действительно сделала черное дело. Лиза снова потрогала щеку, по которой ее ударил отец. А вдруг она сама кончит тем же самым. Ей вспомнился поцелуй Айвана. Да, ей было страшно, но и немного приятно тоже.Лиза бросилась бежать к выходу из особняка. Она больше не могла находиться в этом доме. Когда она, наконец, оказалась на улице, то единственное ее желание было — бежать отсюда без оглядки. Лиза побежала к темной конюшне. Как обычно, в субботний вечер почти все конюхи уходили в Ноддинг Нолл, посидеть в кабачке, и она знала, что конюшня в это время пустует. Через несколько минут она зажгла фонарь и нашла своего пони. Танцора беспокоил сильный ветер, от которого дрожали дощатые стены конюшни, но последствия того прыжка через загородку на нем, похоже, никак не сказались. Лиза готова была сразу пуститься в путь, не подумав о том, что у нее с собой не было ни шали, ни накидки. Сейчас она думала только о том, чтобы поскорее бежать отсюда.Она села на Танцора и схватилась за поводья. В это время чья-то рука взялась за узду пони.— Что вы здесь делаете, дурочка вы этакая? — услышала она знакомый голос.В испуге Лиза обернулась и увидела Айвана. Он был в ярости.— Я собираюсь уехать, — выкрикнула она;— Вы что, с ума сошли? Слезайте с пони немедленно!Свободной рукой Айван потянулся к Лизе, собираясь, очевидно, стащить ее с пони, но Лиза хотела бежать любой ценой и не собиралась уступать ему.— Айван, отпустите Танцора! — крикнула Лиза и хлестнула пони кнутом. Он встал на дыбы.Айван разъярился еще сильнее.— Испорченная девчонка! Делайте, что вам говорят! — закричал он, пытаясь удержать Танцора.— Нет! Уйдите с дороги, Айван! — Лиза также вышла из себя. Она не испорченная девчонка! Просто ее прежняя жизнь разрушена, и теперь ей ни до чего нет дела. Теперь ей хотелось только скрыться навсегда, и Айван не должен был помешать ей.— Ты никуда не поедешь ночью, девчонка! — проговорил он. — Или ты совсем потеряла голову из-за одного поцелуя?Айван подлил масла в огонь. Если что-то и было способно расстроить Лизу почти так же, как поступок ее матери, заставить ее потерять контроль над собой, это его отношение к ней.— Как вы смеете мной командовать! — завопила она.— Ты еще слишком зеленая, чтобы самой решать, что для тебя хорошо, а что нет. Слезай!— А вы просто слуга какой-то, конюх, и ничего больше, слышите! — крикнула Лиза.— А, вот как, высокомерная мисс! — рявкнул Айван. — Ну, придется мне сбить с вас спесь. Давайте сюда поводья!— Нет. Я вам сказала, уходите! — кричала, она.— Слезай сейчас же! — Он рванулся к Лизе, чтобы стащить ее, но она вскинула кнут и, когда он коснулся ее, с размаху ударила его по лицу, сама не понимая, что делает.Айван пошатнулся и схватился за левую щеку. Увидев на его щеке кровь, Лиза, вскрикнула от страха:— Айван? — Она была потрясена тем, что так поступила с ним.— Ах ты, стерва, — прошипел он. Танцор почувствовал свободу, и Лиза с трудом удержала его. Теперь ей хотелось как-то помочь Айвану, и она собиралась даже спешиться, но тут Айван предпринял еще одну попытку задержать ее. Несмотря на боль, он схватил ее за руку, но Лиза, потерявшая голову от всего, что случилось в тот вечер, сразу же воспротивилась. Сбросив его руку, она дала, наконец, Танцору свободу. Пони вылетел из конюшни и поскакал галопом в поле, унося Лизу неизвестно куда холодной, ветреной ночь. Часть III А если так, не надо петь, чтоб снова не вынудить пасть ангелов. Ведь наслажденье это наставит их забыть, где небо, где земля. Бен Джонсон. Музыкальный диалог в «Пасторальных беседах». Глава 18 Вспоминать все это было больно, словно резать по — живому. Лиза лежала на роскошной кровати, вся в слезах, и больше всего ей хотелось заснуть, хотя бы ненадолго. Ей показалось, что в апартаменты маркиза заходила миссис Майерс и быстро ушла, но сейчас Лизе было не до этого. То, что случилось сегодня в спальне Айвана, тяготело над ней как кошмар, и причиной его жестокости был тот самый шрам, отметина, которую она оставила на его лице, на всю жизнь. В ночь, когда Лиза бежала из дома, ее нашли только на рассвете. Она виновато слушала рассказ мистера Мерривезера о том, как все конюхи, включая Айвана, искали ее всю ночь напролет. А потом старший конюх тихо сказал ей, что у них в доме случилась трагедия. Не спрашивая его больше ни о чем, смутно догадываясь о том, что случилось, Лиза покорно последовала за ним.Это воспоминание было особенно ужасным. Тогда Лизу не пустили в гостиную, и она не видела мертвых тел, но позже девушка не раз слышала рассказы о том, что произошло, и составила себе представление об этом страшном деле. Ее отец и мать оба скончались от выстрелов в голову. Отца нашли в кресле, а рядом лежал пистолет. Голова Ребекки была на коленях у мужа, словно она в последнюю минуту умоляла его простить ее. В руке у нее нашли записку, которую Лиза теперь хранила в шкатулке. Говорили, что Ребекка нашла записку в руке мужа. Записка была очень короткой:«Я жил ради тебя, я умер за тебя»*(Из-за особенностей английского языка, где практически не употребляется местоимение «ты», смысл можно понять и иначе: «умер за вас». Но из контекста видно, что, скорее всего, слова эти относятся к одному человеку — миссис Альсестер. Прим. пер.).Через два дня их похоронили на фамильном кладбище, и эта самая надпись была сделана на могильной плите.С тех пор Лиза не видела Айвана. От других конюхов она узнала, что он исчез в неизвестном направлении, как только услышал, что ее нашли. Ей было больно узнать об этом, но эта новая боль мало что добавила ко всем мучениям, которые она пережила в те дни. И все же она не смогла избавиться от чувства вины, что ударила его.Первый год после гибели их родителей был самым тяжелым. Лиза поняла, насколько ненадежным было существование их семьи. Отец не оставил завещания, и у них не было даже своего юриста. Не оказалось и совершеннолетних родственников. Вскоре они потеряли родовое поместье. Оказалось, что после смерти хозяина со всех сторон, как вороны, слетелись кредиторы. Справиться с ними у сестер не было, конечно, возможности, и вскоре их семья переехала в Фиалковую Лужайку, располагая только средствами, которые оставались после уплаты родительских долгов.Конечно, такая жизнь была убогой по сравнению с тем, к чему они привыкли, но Лиза отдала бы все богатства Англии за возможность спасти родителей, предотвратить болезнь, из-за которой ее сестра позднее лишилась зрения, или уберечь брата от жестокости школьников. Но, увы, она не смогла предотвратить ни одной из этих бед.А сверх того Лиза так и не забыла Айвана, и мыс ли о нем не давали ей покоя. Она жадно прислушивалась ко всем рассказам и сплетням об Айване, тайно радовалась, узнав, что старый Пауэрскорт признал его своим наследником, огорчалась, слушая рассказы о его беспутной жизни в Лондоне после получения наследства. Но, узнав о том, что Айван собирается возвращаться в замок, Лиза почувствовала себя несчастной. Она знала, что он непременно воспользуется поворотом судьбы и будет сыпать соль на старые раны. Теперь же положение Лизы стало еще тяжелее. Ясно было, что Айван вовсе не испытывает к ней нежных чувств. Сознание этого причиняло Лизе острую боль, но она понимала: невозможно заставить его полюбить ее.Лиза села на постели и стала приводить в порядок свою прическу. Теперь она вспомнила о миссис Майерс, и ей стало неловко: что же подумает домоправительница о них с Айваном? Конечно, ничего хорошего миссис Майерс обо всем этом подумать не могла. Но исправить ничего уже нельзя. Встав с кровати, Лиза направилась к выходу из спальни.В конце концов, теперь ей остается только продержаться до тех пор, пока Эвви выйдет замуж. По том Холланд позаботится о Джордже, а она, Лиза, станет свободной. Она решила, что тогда сможет уехать в Лондон, где ее никто не знает, и она сможет устроиться куда-нибудь гувернанткой или стать компаньонкой какой-нибудь знатной леди. Там, может быть, ей удастся рано или поздно забыть Айвана.Блуждая по коридорам замка, Лиза, наконец, вышла в галерею над Баронским залом. Там творилось что-то странное: у одной из стен стояли леса, и стоявший на них художник вносил какие-то изменения в герб маркизов Пауэрскортов.Этот герб состоял из черного щита в виде «капли крови». Щит поддерживали геральдические крылатые драконы, а над ним был изображен меч. Девиз Пауэрскортов гласил: «Такова моя воля».Как и все жители Ноддинг Нолл, Лиза хорошо знала эту эмблему, и уже то, что всё решили заменить, показалось ей странным, но она была поражена, увидев, что именно делает художник. Он рисовал с правой стороны герба толстую ленту, проходившую через весь щит. Это был знак незаконнорожденности.Глядя на эту работу; Лиза почувствовала, что ее словно обожгла ненависть Айвана. Она схватилась за перила, почувствовав, что ей трудно стоять. Человек, которого закон признал наследником, не хотел, чтобы кто бы то ни было, забыл о том, что он — незаконный сын старого маркиза. Она представила себе, как будут изумлены его земляки, когда явятся на бал и увидят обновленный герб маркизов Пауэрскортов, как сам Айван будет наслаждаться впечатлением, которое он на них произвел.— Такова моя воля, Лиза.Услышав голос Айвана, она посмотрела вниз и увидела, что он стоит и наблюдает за нею. Он казался еще мрачнее прежнего, но вместе с тем у него были основания торжествовать: ведь он почти добился все го, к чему стремился.Их глаза встретились. После того свинства, которое он учинил с собственным гербом, вся деревня, конечно, будет шокирована его поступком. Но только она одна станет настоящей жертвой его извращенной мстительности. Ведь только она одна имела несчастье полюбить его. Глава 19 До начала бала оставалось всего два часа, а маркиз еще не был одет. Он даже не вызвал своего лакея. Миссис Майерс ушла наверх разносить напитки, когда хозяин еще сидел в помещении для слуг.У Айвана был хмурый вид. Он пребывал в меланхолическом настроении с тех пор, как Элизабет Альсестер приносила ему завтрак. Лиза тоже все это время была грустна, и добросердечная домоправительница жалела, что не может ничем помочь ни ей, ни ему.— Я принесла вам бренди, — проговорила она, войдя к Айвану, — Готовы ли вы одеваться, милорд?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39