Рядом с ней Эльсбет, дочь Кэмерона, играла с черным котенком. Солнце золотило ее светловолосую головку.
– Какой красивый ребенок! – подумала Мариза и потрогала свой плоский живот. Растет ли там уже братик Эльсбет? Или сестричка, такая же светлокудрая девчушка?
Мариза уже вознесла утром молитву Богу, чтобы сегодняшняя ночь принесла плоды. Ребенок, рожденный от таких пылких любовных утех, будет дважды благословленным.
– Могу я поговорить с вами, миледи? Мариза обернулась – в нескольких шагах от нее стоял Джейми Кавинтон. Его обычно спокойное лицо показалось ей взволнованным. «Кажется, я недаром уговорила кузину не уезжать в Ирландию», – подумала Мариза.
– Конечно, Джейми, – ответила она с приветливой улыбкой. – Садитесь здесь, рядом со мной.
Джейми сел на край скамьи, поставленной посреди цветущих роз, и поглядел на ребенка. – Это, наверное, Эльсбет? – спросил он.
– Да, – ответила Мариза, – дочь Кэмерона. – И добавила с достоинством: – А теперь и моя.
– Я рад за своего друга, что вы так легко приняли. его незаконнорожденного ребенка. Не всякая жена на это согласилась бы.
– Эльсбет не виновата в своем рождении. Она – плоть от плоти моего мужа, и я люблю ее.
– А его вы любите? – спросил Джейми.
– Очень, – с сияющей улыбкой ответила Мариза.
– Поверьте мне, Кэмерон заслуживает этого, – сказал Джейми. – У вас есть отвага и доброе сердце, графиня. Оба эти качества немаловажны для жены такого человека, как Кэмерон.
Мариза покраснела от радости, услышав комплимент сдержанного Джейми.
– Благодарю вас за доброе мнение обо мне, – сказала она, – хотя я думаю, что вы пришли не для того, чтобы его высказать.
– Вы совершенно правы, миледи. Я пришел сообщить вам, что хочу жениться на вашей кузине Брайен – не. – Помолчав, он добавил:
– По записке, что вы мне послали вчера, можно думать, что вы одобрите наш брак.
– Всем сердцем. Думаю, что моя кузина будет счастлива с вами.
– Тогда помогите мне найти католического священника, чтобы нам немедленно обвенчаться.
– Здесь, в Фицхолле?
– Если вы не возражаете.
– Мой супруг и я будем счастливы, и постараемся отпраздновать вашу свадьбу с таким блеском, что не уступим и королевскому дворцу.
– Я бы желал несколько поскромнее, – улыбнулся Джейми.
– Может быть, это будет и лучше, – кивнула Ма – риза. – Я пошлю слугу за священником.
Джейми встал и поднес к губам руку Маризы:
– Благодарю вас, миледи, от имени моей нареченной и от своего собственного имени.
– Я – Мариза. Раз мы с вами породнимся, вы должны звать меня моим христианским именем. Я даже настаиваю на этом.
– А я прослежу, чтобы Джейми забыл «миледи», – раздался за спиной Маризы звучный низкий голос.
– Кэмерон, – прошептала она, и имя прозвучало в ее устах, словно молитва.
Кэмерон сел на скамью, с которой только что поднялся Джейми и поцеловал Маризу в щеку, с наслаждением вдохнув запах ее кожи, вспоминая ее аромат, впитавшийся в простыни, с которых он встал сегодня утром. Он почувствовал сладостную боль в чреслах и подумал с изумлением, что никогда не утолит своей жажды – для такой любви, что он испытывает к Маризе, не хватит и всей жизни. То же самое одновременно с ним подумала Мариза: «Всю жизнь я хочу провести с любимым, и этот срок будет мал, чтобы излить на него свою любовь и нежность».
Вступая в брак, она только послушно исполняла волю короля, доказывая свою преданность династии Стюартов. А теперь она знала, что нарушит и королевскую волю, и верность династии, если король почему – либо встанет между ней и Кэмероном. Любовь ее к мужу, чувствовала Мариза, сильнее и глубже любого чувства, которое она испытывала когда – либо, крепче любой прежней привязанности.
Джейми ушел, к Маризе и Кэмерону подбежала маленькая Эльсбет. Не выпуская из рук котенка, она полезла на колени к отцу. Тот не противился, но выглядел как-то стесненно, и Мариза снова поняла, как глубоко укоренилась в его душе боязнь всякой привязанности, теплоты, любви. «Но скоро и эти облачка растают, и он будет совсем другим, счастье преобразит его, – с гордостью подумала Мариза. – Конечно, он не может мгновенно стать любящим и доверчивым, испытав такие страдания и предательство людей».
Мариза поклялась себе, что ее любовь как целительный бальзам излечит душевные раны Кэмерона, и ее любящее сердце поможет ему забыть тоску и боль одиночества. Она будет с ним всегда, хотя бы и против всего мира; пока они, двое, верят в свою любовь, ничто не устрашит их.
Энгус стоял рядом с сыном, который давал распоряжения груму.
– Моя жена хочет скрестить наших белых жеребцов с ирландскими кобылами, вывести новую породу, – сказал он отцу.
Грум вывел снежно – белых красавцев и Кэм, ласково потрепав каждого по гриве, снова обратился к отцу:
– Правда ведь, они – совершенство? Забрав рукой поводья, Кэм вскочил на спину своего коня и поднял его на дыбы: Ромул повиновался малейшему движению Кэма, конь и всадник были словно единым существом. Кэм ослабил повод, конь опустил передние ноги, и Кэм, спешившись, снова погладил его по гриве.
– Да, твоя жена понимает толк в конском мясе, – сказал Энгус, зная, что Ромула подарила Кэму Мариза, сама выбрав у лошадиного барышника пару белых жеребцов. Понравились отцу Кэмерона и великолепные ирландские кобылы.
– Да, толк она в этом понимает, – отозвался Кэм.
– Да и красотка же тебе досталась, сынок! Когда я узнал, что невесту тебе сосватал король, я решил, что он выбрал тебе какую-нибудь худосочную девицу из Сассенаха, холодную, как ледышка. – Энгус погладил свою густую бороду. – Я рад, что ошибся, сынок. У твоей жены не простокваша в жилах, а густая горячая кровь, – захохотал он.
Кэм тоже засмеялся, но потом сказал серьезно:
– Карл Стюарт одарил меня бесценным сокровищем, отец. Я без нее жизни не мыслю.
Рассеянно посмотрев в сторону кухни, Кэм увидел двух молочниц, которые несли в кухню полные до краев деревянные бадейки с молоком. Проказливая улыбка тронула уголки его рта, он вообразил себе обнаженную Маризу с ее белоснежной кожей, принимающую ванну из молока. «А в ванне – то, пожалуй, хватит, места для двоих!» – весело подумал он.
Охваченный такими шаловливыми мыслями, он не заметил, что одна из молочниц бросила на него пронзительный, зловещий взгляд.
ГЛАВА 26
Фейт Беллэми, переодетая в молочницу, устроилась на временную работу в поместье Фицхолл.
Волосы, выбивающиеся из-под белого чепчика, она покрасила в темный цвет ореховым соком. На ней было грубое домотканое платье размером больше, чем она всегда носила, толстые шерстяные чулки и туфли без каблуков. Привыкшая к шелкам и бархату, она изнемогала в этой одежде, но приходилось терпеть. Убить Кэмерона она должна сама, наемный убийца представлял опасность для нее. А она непременно, должна была его убить, только тогда она освободится от страха и сможет вести привольную жизнь в Лондоне на деньги, скопленные во время ее шпионской работы. Деньги были надежно припрятаны, но пока Кэмерон Бьюкенен жив, Фейт боялась появляться в Лондоне. Шпионы Джейми Кавинтона, закадычного друга Кэма, могли напасть на ее след. Сам Джейми, по мнению Фейт, опасности не представлял – надо убить Кэмерона, а Джейми особым влиянием на короля не пользуется. Впрочем, потом можно будет разделаться и с ним.
Пребывание в поместье Фицхолл под видом молочницы пока что не принесло никаких результатов. Кэмерон никогда не оставался один, да еще в поместье понаехали гости, что создавало дополнительные трудности. От плана отравления Фейт благоразумно отказалась.
Кэмерон иногда ездил один на верховые прогулки – поскакать за ним на лошади, взяв ее в конюшне, и пристрелить? Очень рискованно, особенно в окрестностях поместья. Все фермеры – арендаторы знают графа, безлюдных мест в округе немного.
Фейт уже решила, что в Фицхолле ей достичь своей цели не удастся, когда вдруг услышала, что в поместье привезли незаконную девчонку Кэмерона, которую он очень любит. План родился мгновенно – похитить ребенка, отец мгновенно кинется вслед и отдаст свою жизнь за жизнь дочери. Фейт знала, как приманить Кэмерона: она скажет ему, что отдаст девчонку в один из лондонских домов разврата, где богатые вельможи заплатят большие деньги за невинность голубоглазой куколки. Она напишет письмо Кэмерону, он поедет в Лондон, а по дороге будет убит и ограблен неизвестными бандитами.
Да, план превосходный. Жаль только, что она облагодетельствует молодую графиню – избавит ее сразу от мужа – урода и от его ублюдка.
Когда она вошла в кухню, немного молока выплеснулось из ведерка на пол. Это заметила остроглазая кухарка, обдиравшая острым ножом кролика, и сразу недовольно заворчала:
– Эй ты, недотепа, набрызгала мне тут на пол! Подотри немедленно.
Фейт охотно выплеснула бы на пол все молоко И надела ведерко на голову старой ворчуньи, но ей приходилось помалкивать.
Она быстрым взглядом оглядела кухню и увидела вход на лестницу черного хода, которая вела, очевидно, в комнаты хозяев – сейчас по этой лестнице поднималась служанка с подносом. Фейт бросила взгляд на кухарку, около которой на столе был разложен целый набор остро отточенных кожей, – вот и оружие!
По спине и между грудями Фейт стекал пот, от нее дурно пахло. «Вот бы принять ароматическую ванну, – думала она. – Но надо достигнуть цели, и, может быть, как раз сегодня благоприятный вечер: кухонные служанки толковали о парадном обеде для гостей, родителей Кэмерона. А лестницу она приметила. Захлопотавшаяся с праздничным ужином кухонная челядь с ног собьется, и в суматохе, а может быть, когда все в доме уже заснут, она украдет ребенка. Ей удастся, она уверена».
Чарити зашнуровала на Маризе корсаж элегантного шелкового розового с кремовым платья. Мариза глубоко вздохнула, чтобы шнуровка была туже и обрисовывалась высокая грудь. Это было платье для придворных приемов, но Мариза поставила себе за правило тщательно одеваться дома, а сегодня ей хотелось быть красивой как никогда.
Мариза стояла перед зеркалом, в глубине которого отражалась большая кровать – щеки молодой женщины вспыхнули при воспоминании о минувшей ночи, проведенной на этой кровати.
Вдруг Мариза лукаво улыбнулась – ей пришло в голову, не одолжить ли Брайенне бабушкину книгу. Как-то кузина ее воспримет?
– Мариза…
Она обернулась. В дверном проеме, опираясь на палку с серебряным наконечником, стоял Кэм. Мариза кинулась к нему, и руки мужа обвились вокруг ее стана, голодные губы жадно потянулись к ее губам. Глаза Маризы засветились радостным ожиданием, но Кэм, неровно дыша, разомкнул объятия. Проклятье, он так желал ее, и зеленые глаза сияли так призывно.
В них обоих горела ярким пламенем страсть, обоих сжигала любовная лихорадка. Мариза была для Кэма мечтой и реальностью, богиней и женщиной, сиреной – искусительницей и святой. Его женщиной. Его любовью.
Его прежнее «я», циническое и распутное, насмешливо улыбнулось бы при слове «любовь». Для прежнего Кэма любовь была общеупотребительным словом, которое легко произносилось и легко забывалось;
Теперь, познав глубины любви, он считал свою прежнюю сексуальную жизнь презренной и ничтожной. Как он жалел, что нельзя отложить обед хотя бы на час. Он мог бы провести этот час в объятиях Маризы, лаская и любя, познавая ее все глубже, такую страстную и женственную.
Мариза нежно погладила щеку Кэму и закрыла пальцами его губы; он схватил указательный палец и стал его сосать, покусывая.
Мариза радостно рассмеялась, не замечая, что Чарити стоит у дверей.
– Обед ждет нас, муж, – сказала Мариза, отняв палец.
Кэм показал в глубину комнаты и прошептал:
– И постель ждет нас, жена.
– Тогда давайте поторопимся, – сказала Мариза, беря его под руку, – потому что, завершив первое, мы сможем перейти ко второму.
Проходя через отделанный панелями холл к широкой лестнице, Кэм и Мариза встретили своих родителей, идущих об руку из другого конца дома. Супружеские пары обменялись улыбками и вежливыми замечаниями о нарядах дам, но чувствовалась какая-то скованность, натянутость, и это, скрытое от глаз, таилось в отношениях между сыном и матерью.
Кэм посмотрел на Аланну и увидел в ее взгляде все тот же мучительный вопрос – может ли он когда-нибудь простить ее вину? В детстве и юности Кэм поклонялся матери, считал ее совершенством, тем больнее было разочарование. Сейчас угол зрения изменился – Кэм видел в матери обыкновенную женщину со всеми женскими и человеческими слабостями. Он уже мог понять ее, но не знал, сможет ли простить страшную вину, предательство. Но Мариза изменила Кэма, сердце его смягчилось после того, как она омыла его своей любовью, приняла его со всеми ужасными метами перенесенных страданий. После этого отошло в прошлое предательство матери, он мог не думать о нем. Мать ранила сердце сына, но другая женщина исцелила его. Теперь он может и хочет забыть о прошлом, и это тоже дар Маризы. Он нежно улыбнулся сияющей радостным взглядом зеленых глаз жене и, повернувшись к Аланне, спросил:
– Могу я сопровождать вас в столовую, мама? Голубые глаза Аланны наполнились слезами, она сморгнула их и сказала, отпустив руку мужа:
– Я очень рада, Кэмерон… Кэм протянул ей правую руку:
– Тогда пойдемте.
Рука Аланны, скользнув по бархатному рукаву камзола, ощутила раздробленные кости изуродованной руки. Но за годы страданий сердце матери укрепилось, и она бережно опустила свои легкие пальцы на искалеченную кисть руки Кэма. Она была счастлива, что сердце сына смягчилось, она знала, что его изменила любовь к женщине, которая смотрела на ее сына сияющим взглядом. Аланна была признательна Маризе за любовь к ее сыну и спокойствие души, которое она ему возвратила, и за то, что она, вольно или невольно, изменила его отношение к матери. Мать и сын начали спускаться по лестнице, Энгус и Мариза следовали за ними. Энгус с довольным видом усмехался в свою густую бороду.
– Вы изменили моего сына к лучшему, – тихо сказал он Маризе.
Она отрицательно качнула головой, но Энгус настаивал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36