стеклянные двери для душевой
Он действительно вовсе не рассчитывал на подарок, да еще такой щедрый.
Мариза увлажнила кончиком языка пересохшие вдруг губы.
– Разрешите мне судить, какой платы заслуживает подобный поступок. Я доверила вам наши жизни, и вы защитили их. Теперь я вручаю впм то, чем владею с самого своего рождения.
Кэм потянул ее запястье и ей пришлось склониться к его распростертому телу. Она упала на кровать рядом с ним. Он впился губами в ее свежий и сочный, как спелая ягода, рот, очертил языком изгиб ее губ, впивая их нежный аромат. Кэм склонился над ее грудью и охватил ладонью чашу полной груди, прикрытую тончайшей сорочкой. Он чувствовал, как сосок затвердевал под его жадным и горячим языком, увлажнившим натянутую на груди ткань, и начал сосать его, слегка прикусывая зубами; Мариза застонала. Тогда он сдернул вниз ночную сорочку, и, восхищенный лунной красотой белоснежной груди, начал лизать и сосать ее, в то время как его левая рука опустилась вниз, скользя по ее животу, пока не достигла нежных кудрявых завитков.
Он снова стал целовать ее рот властными и нежными поцелуями, потом поцеловал шею, ощутив в ней бурное биение пульса.
Мариза едва не потеряла сознание под его ласками; ей казалось, что она плывет, омываемая потоком никогда не изведанного прежде чувственного наслаждения… и уплыла бы неведомо куда, если бы ее не удерживало, словно якорь, тяжелое мужское тело. Его пальцы раздвигали ее ноги и ласкали межножье, ее руки охватили его тело, лаская и поднимаясь все выше. Но когда он впился поцелуем в ее шею, стесняя ее дыхание, ее рука, непроизвольно отталкивая его голову, коснулась шрама, длинного шрама вдоль его шеи. Он мгновенно отбросил ее руку и отпрянул от нее. Прозвучал холодный голос:
– Убирайся!
Ее словно сковало морозом, и она не могла понять, чем она провинилась, чем нарушила взаимные восторги.
– Что случилось, муж? – прошептала она.
– Я сказал – убирайся немедленно! – бесстрастно повторил он.
– Но почему? – спросила она жалобно, натягивая сорочку. Вдруг горячей волной ее затопило чувство стыда. Она позволила ему… ее тело откликнулось ему… – Пресвятая Матерь Божья, – подумала она, – он сочтет меня развратной женщиной!
Хлынули слезы.
– Прости меня! – с трудом выговорила она, и вытирая лицо тыльной стороной руки, выбежала из комнаты.
Дыхание Кэма выровнялось, он лежал, прикрыв рукой глаза. «Нет, это ты меня прости, дорогая жена», – прошептал он. Еще несколько мгновений – и он взял бы ее. И сразу раздался бы вопль ужаса – она ощутила бы… и увидела бы все его страшные шрамы, увидела бы вблизи Чудовище и потеряла бы сознание.
Нет, этого он бы не вынес.
ГЛАВА 11
– Чарити, иди, пожалуйста, посмотри, чтобы нам приготовили завтрак, я хочу поесть пораньше, – сказала Мариза.
– Сейчас, миледи, – присела девушка, уже оправившаяся от вчерашних треволнений и по-прежнему веселая и расторопная..
Брайенна поняла, что Маризе хотелось отослать служанку. Ночью Брайенна – слышала, как Мариза вышла из спальни, вернулась и потом долго, почти беззвучно плакала.
Как только дверь за Чарити закрылась, Брайенна положила свой гребень на туалетный столик.
– Что случилось ночью? – спросила она кузину. Мариза тоже расчесывала волосы, и гребень остановился в ее руках.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, не отвечая на вопрос Брайенны.
– Я слышала, как ты выходила и вернулась.
– Почему же ты тогда и не спросила?
– Боялась, что проснется Чарити. И не хотела бередить тебе душу, – ты плакала, когда вернулась.
– Прости, кузиночка, что нарушила твой сон, – сказала Мариза очень тихо.
– Не имеет значения, я часто просыпаюсь по ночам и не сплю часами, – Давай лучше я расчешу, – сказала она, отнимая у Маризы гребень, – ты не расчесываешь, а прямо раздираешь их, надо тихонько. – У тебя был разговор с мужем о том, что произошло вчера? – спросила она осторожно.
– Да, в какой-то степени об этом… – отозвалась Мариза, наслаждаясь нежными прикосновениями гребешка и рук Брайенны, которые брали одну за другой шелковистые пряди.
– Ты не хочешь мне довериться? – настаивала Брайенна. Она почувствовала, как напряглись плечи кузины под распущенными каштановыми волосами. Щеки Маризы вспыхнули румянцем.
– Если бы я могла… – вздохнула она. – Но лучше мне не только не рассказывать об этом, но даже и не думать…, Брайенна помедлила, прежде чем задать еще один вопрос:
– Муж… не причинил тебе боли?.. – Брайенна не могла поверить, чтобы человек, который так отважно рисковал жизнью ради своей жены, мог обидеть ее, но ведь Мариза вернулась в слезах!
Мариза молчала. Конечно, муж нанес ей обиду, хотя кузина, конечно, не могла догадаться какую. Мариза вспомнила, как она возвращалась ночью из спальни Кэма, как болели ее груди, как горел в ее чреве какой-то огненный клубок. Ее гордость была оскорблена, ее вера в себя поколеблена. Она отзывалась на его ласки, вела себя в его постели как портовая шлюха, ублажающая пьяных матросов. Она извивалась от унижения, ей хотелось сорвать скомканную сильными пальцами Кэма ночную сорочку. Вот ведь как случилось, что в ней проснулась горячая кровь Фицджеральдов – и чем это окончилось!
Мариза собралась с духом и спокойно посмотрела на кузину.
– Нет, нет, – ответила она Брайенне.
– Правда? Ты уверена?
Мариза кивнула.
Проклятье нашей семейной гордости, которая не дает нам признаться друг другу в своей беде, облегчить душу! – думала Брайенна. И ей, Брайенне, эта гордость помешала после брачной ночи понять, что надо покинуть дом мужа, что их жизнь никогда не наладится. А если бы она так поступила, то не было бы худших последствий.
Вошла Чарити, неся кувшин с густыми сливками, и другая служанка с подносом, на котором стояли две тарелки овсяной каши и нарезанные ломти теплого ржаного хлеба на тарелке.
Мариза внезапно почувствовала, что голодна, подлила сливок в кашу и начала есть. Служанка ушла, они остались втроем, и Чарити спросила:
– Уложить вам волосы, миледи?
– Да, Чарити, просто заплети в косу, сегодня я хочу поехать верхом, а не в карете.
– Разумно ли это? – забеспокоилась Брайенна. Мариза только пожала плечами. Чарити начала заплетать ей косу, а она, доедая кашу и отламывая кусочки хлеба, отдалась своим мыслям. «Почему бандит назвал имя Бьюкенена? – думала Мариза. – Очевидно, его хотят убить, но за что? Наверное, это связано с его службой Карлу Стюарту в недавние годы… Может быть, когда они будут гостить у бабушки, она наберется смелости и спросит его…»
– Я думаю, – сказала она, – что надо отправить гонца к бабушке. Пусть она пошлет сюда вооруженную охрану. Здесь им дадут свежих лошадей, и они проводят нас до имения.
– Да, после того, что случилось, даже чрезмерная осторожность не помешает, – согласилась Брайенна.
Мариза уже доела свою кашу и водила ложкой по пустой тарелке.
– Да, я сделала ошибку, не взяв охрану из Лондона, – заявила она Брайенне. – Но я этой ошибки не повторю.
Кэм, сидя на Ромуле, смотрел, как Мариза шепчет что-то Брайенне, которая кивнула ей и села в карету. Мариза подошла ко второму белоснежному жеребцу, Рэму; грум помог ей сесть на лошадь. Кэм одобрил поступок жены, – вооруженная охрана из имения бабушки Маризы уже прибыла, и Кэм поручил ее начальнику держаться рядом с Маризой. Когда молодой человек не старше тридцати подъехал к графине, Кэм заметил, что он совсем смутился. Кэм мог понять, отчего. В самом деле, Мариза была сегодня ослепительна. Ее каштановые волосы сияли на солнце теплым золотистым блеском. Когда она приходила к Кэму ночью, волосы ее были связаны сзади лентой; потом он распустил этот узел шелковистых волос и они рассыпались по его подушке. А ленту Кэм нашел утром в своей постели, и сейчас она была спрятана у него на груди под рубашкой. Прикосновение ленты напоминало ему об этой ночи, об их объятиях. Он искоса бросил взгляд, на Маризу. Она была тиха и даже показалась ему робкой, словно чем-то испуганной. Эта мысль едва не заставила его рассмеяться вслух. Мариза Фицджеральд, про которую можно было сказать: «каждый дюйм – королева», эта подлинная английская аристократка могла быть испугана – чем? Он знал – тем, что в его объятиях этой ночью она стала превращаться в женщину. Ее тело было для пресыщенного опытными сладострастницами Кэма словно глоток чистейшей воды из горного озера. И он знал, что она отвечала ему искренне, что в ней впервые пробуждалась страсть, поэтому Кэм едва удержался на самом краю искушения.
Иисус сладчайший… Как же, как же это с ним случилось? Брак по расчету, по велению короля не вызвал в его душе никаких чувств – только желание обладать красивой женщиной. Каким же образом похоть преобразилась в любовь, как смогла эта женщина полонить его сердце и душу? Но она была царица света, а он был князь тьмы. И потому он не мог любить ее, как ему хотелось бы, запрещал себе давать волю рождавшемуся в его душе чувству. Он сумеет совладать с самим собой.
Мариза была рада, когда прибыли всадники из имения ее бабушки, – она их всех знала с детства. Знала и бейлифа, Робина де Уорта, которому Кэм велел охранять ее лично. Она болтала с молодым человеком, незаметно поглядывая на своего мужа, сидящего на громадном белом жеребце. Он уловил ее взгляд, и она покраснела: его длинные губы изогнулись в насмешливой улыбке. Но Мариза покраснела не от обиды; ей показалось, что он пытается иронией прикрыть испытываемое им чувство одиночества, и она почувствовала жалость и сочувствие к этому гордому человеку.
Неужели ему неприятно, что его жена непринужденно беседует с молодым красавцем? Но ведь Робин де Уорт верный слуга и друг семьи, он – любящий муж, жена которого ждет четвертого ребенка. Сын Дорсетского священника, он не пошел по стопам отца, а стал экономом, потом главным управляющим хозяйством графа Деррана. Он превосходно управлял имением, здесь – управляющий имением был молод, красив, семья его жила в достатке. Этот человек был счастлив, а счастлива ли она, Мариза?
– Готовы ли вы ехать, миледи? – спросил ее Робин.
– Да! – ответила Мариза. – Отправляемся немедленно! Я хочу сегодня же увидеть свою бабушку и спать эту ночь в своей постели. – Она тронула с места жеребца и спросила Уорта, который скакал рядом с ней: – А как бабушка себя чувствует?
– Старая графиня чувствует себя превосходно, – ответил спутник Маризы, называя ее бабушку, так, как ее звали арендаторы. – Она получила ваше письмо и с нетерпением ждет вас. Я слышал, она боролась за ваши права, словно львица, когда вы были в ссылке в Ирландии, – добавил он с улыбкой.
– О, – улыбнулась в ответ Мариза, – когда моя бабушка вступает в бой, она стоит десятка мужчин. Я очень люблю ее… – добавила Мариза, откидывая со своей щеки прядь волос, выбившуюся из косы.
– И она вас тоже, миледи, – серьезно сказал Робин.
Беседуя по дороге, Мариза и Робин немного опередили остальных; Кэм пришпорил своего жеребца и нагнал их.
День был теплый, и Мариза оставила свой плащ в карете, чтобы наслаждаться лаской солнечных лучей. Глядя на ее обнаженные плечи, Кэм хотел бы сам ласкать их, несясь с ней бок о бок верхом по холмам Шотландии, где он мог бы произнести на родном языке рвущиеся из его сердца слова: «О любовь моего сердца!»
Но ревность омрачила это сияющее видение: рядом с ней скакал не он, а молодой мужчина, лицо которого не было обезображено!
Кэм подумал о ее неожиданном подарке: поместье, которое, по-видимому, было так дорого ей. Столь щедрый дар ошеломил его. По правде говоря, и для самой Маризы пылкое движение собственного сердца было неожиданным, и она думала теперь, что ее бабушка, вдовствующая графиня Дерран, удивится этому поступку и, может быть, не одобрит его. Что ж, быть по сему, Мариза не раскаивалась в сделанном. фицхолл был ее личным владением, и она могла распоряжаться им.
Она еще не рассказала о своем поступке Брайенне. Одобрит ли ее кузина? Это было богатое поместье, и доходы с него давали значительное пополнение казне Фицджеральдов.
Несколько минут всадники скакали в молчании, потом заговорил Робин:
– Простите мою забывчивость, графиня. Пришел с Ямайки наш корабль «Фицстар» с грузом пряностей. Капитан Чамберс просил передать вам, что губернатор Ямайки лорд Перси Хэмптон весьма признателен за присланный вами к его дню рождения подарок.
Мариза улыбнулась.
– Я так и думала, что эти дуэльные пистолеты придутся ему по вкусу, – это был один из любимых наборов дуэльного оружия моего отца.
– Вы знакомы с губернатором короля на Ямайке? – спросил Маризу Кэм.
Она лукаво улыбнулась и ответила:
– Да, в некотором роде. Лорд Перси Хэмптон был некогда одним из любовников моей бабушки. Но отношения между ними окончились двадцать лет назад.
– Перси Хэмптон? – Кэм вспомнил встречу с красавцем – юношей во Франции. Сейчас ему может быть не более сорока пяти лет. – Наверное, это я с его сыном познакомился во Франции, когда король был там в изгнании.
– Нет, – отрицательно качнула головой Мариза, – это он и есть. Отца он потерял еще ребенком.
– Но как же, – пробормотал ошеломленный Кэм, – тогда, значит, ваша бабушка была вдвое старше его, когда они…
Мариза засмеялась:.
– Вот когда вы познакомитесь с моей бабушкой, то поймете, что возраст не имел значения, ею мог увлечься и юноша… – Наверное, она удивительная женщина, наделенная красотой и очарованием сверх обычной меры, – заметил Кэм, и мысленно добавил: «Как и ее внучка».
– Именно так, и даже более того, – подтвердила Мариза.
Барбара Элизабет Тримейн Фицджеральд, вдовствующая графиня Дерран сидела в своей комнате, читая письмо из Ирландии от своей невестки. Письмо изобиловало остроумными замечаниями и тонкими наблюдениями, и старая графиня то и дело улыбалась. Иногда, опустив письмо на колени, она глядела на портрет, висящий на противоположной стене. Под изображением очень красивого человека в расцвете лет, с рыжевато – белокурыми волосами, голубыми глазами и жизнерадостной улыбкой, на раме была вырезана надпись: «Роберт Хью Фицджеральд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Мариза увлажнила кончиком языка пересохшие вдруг губы.
– Разрешите мне судить, какой платы заслуживает подобный поступок. Я доверила вам наши жизни, и вы защитили их. Теперь я вручаю впм то, чем владею с самого своего рождения.
Кэм потянул ее запястье и ей пришлось склониться к его распростертому телу. Она упала на кровать рядом с ним. Он впился губами в ее свежий и сочный, как спелая ягода, рот, очертил языком изгиб ее губ, впивая их нежный аромат. Кэм склонился над ее грудью и охватил ладонью чашу полной груди, прикрытую тончайшей сорочкой. Он чувствовал, как сосок затвердевал под его жадным и горячим языком, увлажнившим натянутую на груди ткань, и начал сосать его, слегка прикусывая зубами; Мариза застонала. Тогда он сдернул вниз ночную сорочку, и, восхищенный лунной красотой белоснежной груди, начал лизать и сосать ее, в то время как его левая рука опустилась вниз, скользя по ее животу, пока не достигла нежных кудрявых завитков.
Он снова стал целовать ее рот властными и нежными поцелуями, потом поцеловал шею, ощутив в ней бурное биение пульса.
Мариза едва не потеряла сознание под его ласками; ей казалось, что она плывет, омываемая потоком никогда не изведанного прежде чувственного наслаждения… и уплыла бы неведомо куда, если бы ее не удерживало, словно якорь, тяжелое мужское тело. Его пальцы раздвигали ее ноги и ласкали межножье, ее руки охватили его тело, лаская и поднимаясь все выше. Но когда он впился поцелуем в ее шею, стесняя ее дыхание, ее рука, непроизвольно отталкивая его голову, коснулась шрама, длинного шрама вдоль его шеи. Он мгновенно отбросил ее руку и отпрянул от нее. Прозвучал холодный голос:
– Убирайся!
Ее словно сковало морозом, и она не могла понять, чем она провинилась, чем нарушила взаимные восторги.
– Что случилось, муж? – прошептала она.
– Я сказал – убирайся немедленно! – бесстрастно повторил он.
– Но почему? – спросила она жалобно, натягивая сорочку. Вдруг горячей волной ее затопило чувство стыда. Она позволила ему… ее тело откликнулось ему… – Пресвятая Матерь Божья, – подумала она, – он сочтет меня развратной женщиной!
Хлынули слезы.
– Прости меня! – с трудом выговорила она, и вытирая лицо тыльной стороной руки, выбежала из комнаты.
Дыхание Кэма выровнялось, он лежал, прикрыв рукой глаза. «Нет, это ты меня прости, дорогая жена», – прошептал он. Еще несколько мгновений – и он взял бы ее. И сразу раздался бы вопль ужаса – она ощутила бы… и увидела бы все его страшные шрамы, увидела бы вблизи Чудовище и потеряла бы сознание.
Нет, этого он бы не вынес.
ГЛАВА 11
– Чарити, иди, пожалуйста, посмотри, чтобы нам приготовили завтрак, я хочу поесть пораньше, – сказала Мариза.
– Сейчас, миледи, – присела девушка, уже оправившаяся от вчерашних треволнений и по-прежнему веселая и расторопная..
Брайенна поняла, что Маризе хотелось отослать служанку. Ночью Брайенна – слышала, как Мариза вышла из спальни, вернулась и потом долго, почти беззвучно плакала.
Как только дверь за Чарити закрылась, Брайенна положила свой гребень на туалетный столик.
– Что случилось ночью? – спросила она кузину. Мариза тоже расчесывала волосы, и гребень остановился в ее руках.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, не отвечая на вопрос Брайенны.
– Я слышала, как ты выходила и вернулась.
– Почему же ты тогда и не спросила?
– Боялась, что проснется Чарити. И не хотела бередить тебе душу, – ты плакала, когда вернулась.
– Прости, кузиночка, что нарушила твой сон, – сказала Мариза очень тихо.
– Не имеет значения, я часто просыпаюсь по ночам и не сплю часами, – Давай лучше я расчешу, – сказала она, отнимая у Маризы гребень, – ты не расчесываешь, а прямо раздираешь их, надо тихонько. – У тебя был разговор с мужем о том, что произошло вчера? – спросила она осторожно.
– Да, в какой-то степени об этом… – отозвалась Мариза, наслаждаясь нежными прикосновениями гребешка и рук Брайенны, которые брали одну за другой шелковистые пряди.
– Ты не хочешь мне довериться? – настаивала Брайенна. Она почувствовала, как напряглись плечи кузины под распущенными каштановыми волосами. Щеки Маризы вспыхнули румянцем.
– Если бы я могла… – вздохнула она. – Но лучше мне не только не рассказывать об этом, но даже и не думать…, Брайенна помедлила, прежде чем задать еще один вопрос:
– Муж… не причинил тебе боли?.. – Брайенна не могла поверить, чтобы человек, который так отважно рисковал жизнью ради своей жены, мог обидеть ее, но ведь Мариза вернулась в слезах!
Мариза молчала. Конечно, муж нанес ей обиду, хотя кузина, конечно, не могла догадаться какую. Мариза вспомнила, как она возвращалась ночью из спальни Кэма, как болели ее груди, как горел в ее чреве какой-то огненный клубок. Ее гордость была оскорблена, ее вера в себя поколеблена. Она отзывалась на его ласки, вела себя в его постели как портовая шлюха, ублажающая пьяных матросов. Она извивалась от унижения, ей хотелось сорвать скомканную сильными пальцами Кэма ночную сорочку. Вот ведь как случилось, что в ней проснулась горячая кровь Фицджеральдов – и чем это окончилось!
Мариза собралась с духом и спокойно посмотрела на кузину.
– Нет, нет, – ответила она Брайенне.
– Правда? Ты уверена?
Мариза кивнула.
Проклятье нашей семейной гордости, которая не дает нам признаться друг другу в своей беде, облегчить душу! – думала Брайенна. И ей, Брайенне, эта гордость помешала после брачной ночи понять, что надо покинуть дом мужа, что их жизнь никогда не наладится. А если бы она так поступила, то не было бы худших последствий.
Вошла Чарити, неся кувшин с густыми сливками, и другая служанка с подносом, на котором стояли две тарелки овсяной каши и нарезанные ломти теплого ржаного хлеба на тарелке.
Мариза внезапно почувствовала, что голодна, подлила сливок в кашу и начала есть. Служанка ушла, они остались втроем, и Чарити спросила:
– Уложить вам волосы, миледи?
– Да, Чарити, просто заплети в косу, сегодня я хочу поехать верхом, а не в карете.
– Разумно ли это? – забеспокоилась Брайенна. Мариза только пожала плечами. Чарити начала заплетать ей косу, а она, доедая кашу и отламывая кусочки хлеба, отдалась своим мыслям. «Почему бандит назвал имя Бьюкенена? – думала Мариза. – Очевидно, его хотят убить, но за что? Наверное, это связано с его службой Карлу Стюарту в недавние годы… Может быть, когда они будут гостить у бабушки, она наберется смелости и спросит его…»
– Я думаю, – сказала она, – что надо отправить гонца к бабушке. Пусть она пошлет сюда вооруженную охрану. Здесь им дадут свежих лошадей, и они проводят нас до имения.
– Да, после того, что случилось, даже чрезмерная осторожность не помешает, – согласилась Брайенна.
Мариза уже доела свою кашу и водила ложкой по пустой тарелке.
– Да, я сделала ошибку, не взяв охрану из Лондона, – заявила она Брайенне. – Но я этой ошибки не повторю.
Кэм, сидя на Ромуле, смотрел, как Мариза шепчет что-то Брайенне, которая кивнула ей и села в карету. Мариза подошла ко второму белоснежному жеребцу, Рэму; грум помог ей сесть на лошадь. Кэм одобрил поступок жены, – вооруженная охрана из имения бабушки Маризы уже прибыла, и Кэм поручил ее начальнику держаться рядом с Маризой. Когда молодой человек не старше тридцати подъехал к графине, Кэм заметил, что он совсем смутился. Кэм мог понять, отчего. В самом деле, Мариза была сегодня ослепительна. Ее каштановые волосы сияли на солнце теплым золотистым блеском. Когда она приходила к Кэму ночью, волосы ее были связаны сзади лентой; потом он распустил этот узел шелковистых волос и они рассыпались по его подушке. А ленту Кэм нашел утром в своей постели, и сейчас она была спрятана у него на груди под рубашкой. Прикосновение ленты напоминало ему об этой ночи, об их объятиях. Он искоса бросил взгляд, на Маризу. Она была тиха и даже показалась ему робкой, словно чем-то испуганной. Эта мысль едва не заставила его рассмеяться вслух. Мариза Фицджеральд, про которую можно было сказать: «каждый дюйм – королева», эта подлинная английская аристократка могла быть испугана – чем? Он знал – тем, что в его объятиях этой ночью она стала превращаться в женщину. Ее тело было для пресыщенного опытными сладострастницами Кэма словно глоток чистейшей воды из горного озера. И он знал, что она отвечала ему искренне, что в ней впервые пробуждалась страсть, поэтому Кэм едва удержался на самом краю искушения.
Иисус сладчайший… Как же, как же это с ним случилось? Брак по расчету, по велению короля не вызвал в его душе никаких чувств – только желание обладать красивой женщиной. Каким же образом похоть преобразилась в любовь, как смогла эта женщина полонить его сердце и душу? Но она была царица света, а он был князь тьмы. И потому он не мог любить ее, как ему хотелось бы, запрещал себе давать волю рождавшемуся в его душе чувству. Он сумеет совладать с самим собой.
Мариза была рада, когда прибыли всадники из имения ее бабушки, – она их всех знала с детства. Знала и бейлифа, Робина де Уорта, которому Кэм велел охранять ее лично. Она болтала с молодым человеком, незаметно поглядывая на своего мужа, сидящего на громадном белом жеребце. Он уловил ее взгляд, и она покраснела: его длинные губы изогнулись в насмешливой улыбке. Но Мариза покраснела не от обиды; ей показалось, что он пытается иронией прикрыть испытываемое им чувство одиночества, и она почувствовала жалость и сочувствие к этому гордому человеку.
Неужели ему неприятно, что его жена непринужденно беседует с молодым красавцем? Но ведь Робин де Уорт верный слуга и друг семьи, он – любящий муж, жена которого ждет четвертого ребенка. Сын Дорсетского священника, он не пошел по стопам отца, а стал экономом, потом главным управляющим хозяйством графа Деррана. Он превосходно управлял имением, здесь – управляющий имением был молод, красив, семья его жила в достатке. Этот человек был счастлив, а счастлива ли она, Мариза?
– Готовы ли вы ехать, миледи? – спросил ее Робин.
– Да! – ответила Мариза. – Отправляемся немедленно! Я хочу сегодня же увидеть свою бабушку и спать эту ночь в своей постели. – Она тронула с места жеребца и спросила Уорта, который скакал рядом с ней: – А как бабушка себя чувствует?
– Старая графиня чувствует себя превосходно, – ответил спутник Маризы, называя ее бабушку, так, как ее звали арендаторы. – Она получила ваше письмо и с нетерпением ждет вас. Я слышал, она боролась за ваши права, словно львица, когда вы были в ссылке в Ирландии, – добавил он с улыбкой.
– О, – улыбнулась в ответ Мариза, – когда моя бабушка вступает в бой, она стоит десятка мужчин. Я очень люблю ее… – добавила Мариза, откидывая со своей щеки прядь волос, выбившуюся из косы.
– И она вас тоже, миледи, – серьезно сказал Робин.
Беседуя по дороге, Мариза и Робин немного опередили остальных; Кэм пришпорил своего жеребца и нагнал их.
День был теплый, и Мариза оставила свой плащ в карете, чтобы наслаждаться лаской солнечных лучей. Глядя на ее обнаженные плечи, Кэм хотел бы сам ласкать их, несясь с ней бок о бок верхом по холмам Шотландии, где он мог бы произнести на родном языке рвущиеся из его сердца слова: «О любовь моего сердца!»
Но ревность омрачила это сияющее видение: рядом с ней скакал не он, а молодой мужчина, лицо которого не было обезображено!
Кэм подумал о ее неожиданном подарке: поместье, которое, по-видимому, было так дорого ей. Столь щедрый дар ошеломил его. По правде говоря, и для самой Маризы пылкое движение собственного сердца было неожиданным, и она думала теперь, что ее бабушка, вдовствующая графиня Дерран, удивится этому поступку и, может быть, не одобрит его. Что ж, быть по сему, Мариза не раскаивалась в сделанном. фицхолл был ее личным владением, и она могла распоряжаться им.
Она еще не рассказала о своем поступке Брайенне. Одобрит ли ее кузина? Это было богатое поместье, и доходы с него давали значительное пополнение казне Фицджеральдов.
Несколько минут всадники скакали в молчании, потом заговорил Робин:
– Простите мою забывчивость, графиня. Пришел с Ямайки наш корабль «Фицстар» с грузом пряностей. Капитан Чамберс просил передать вам, что губернатор Ямайки лорд Перси Хэмптон весьма признателен за присланный вами к его дню рождения подарок.
Мариза улыбнулась.
– Я так и думала, что эти дуэльные пистолеты придутся ему по вкусу, – это был один из любимых наборов дуэльного оружия моего отца.
– Вы знакомы с губернатором короля на Ямайке? – спросил Маризу Кэм.
Она лукаво улыбнулась и ответила:
– Да, в некотором роде. Лорд Перси Хэмптон был некогда одним из любовников моей бабушки. Но отношения между ними окончились двадцать лет назад.
– Перси Хэмптон? – Кэм вспомнил встречу с красавцем – юношей во Франции. Сейчас ему может быть не более сорока пяти лет. – Наверное, это я с его сыном познакомился во Франции, когда король был там в изгнании.
– Нет, – отрицательно качнула головой Мариза, – это он и есть. Отца он потерял еще ребенком.
– Но как же, – пробормотал ошеломленный Кэм, – тогда, значит, ваша бабушка была вдвое старше его, когда они…
Мариза засмеялась:.
– Вот когда вы познакомитесь с моей бабушкой, то поймете, что возраст не имел значения, ею мог увлечься и юноша… – Наверное, она удивительная женщина, наделенная красотой и очарованием сверх обычной меры, – заметил Кэм, и мысленно добавил: «Как и ее внучка».
– Именно так, и даже более того, – подтвердила Мариза.
Барбара Элизабет Тримейн Фицджеральд, вдовствующая графиня Дерран сидела в своей комнате, читая письмо из Ирландии от своей невестки. Письмо изобиловало остроумными замечаниями и тонкими наблюдениями, и старая графиня то и дело улыбалась. Иногда, опустив письмо на колени, она глядела на портрет, висящий на противоположной стене. Под изображением очень красивого человека в расцвете лет, с рыжевато – белокурыми волосами, голубыми глазами и жизнерадостной улыбкой, на раме была вырезана надпись: «Роберт Хью Фицджеральд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36