Симон бросил предупреждающий взгляд на Гарольда. Он не хотел, чтобы кто-то из валлийцев догадался о том, что он сам умеет читать.
Гарольд все понял правильно. Подмигнув Симону, он сказал, обращаясь к Кардоку:
— Симон может подписаться. Его научил этому слуга его отца в Тэлброке. Несколько недель пришлось потратить на учение, но сейчас с этим у него все в порядке.
Кардок пожал плечами:
— По мне, и крест сойдет. Главное — это слово мужчины. Так… Мы говорили о приданом. Приданое ты должен взять, ради чести моей и дочери. Если, как ты сказал, король может забрать у нее земли, я дам ей вместо земли золота — чистого валлийского золота, не то что ваши поганые нормандские монеты, которые твои соотечественники роняют по дороге, удирая от меня.
Симон сдержался и не улыбнулся.
— Спасибо, мне придется схоронить золото — убрать в тайник до тех времен, пока оно нам не понадобится. Ты наверняка знаешь, куда его можно спрятать понадежнее. Если Маршалл пошлет меня охранять другую крепость, мы отправим за ним гонца. Покажи мне это место, и мы вместе спрячем золото: ты, я и Аделина.
Кардок поднял на него восхитительно невинный взгляд.
— Мне придется поискать такое место. У тебя есть предложения?
— Только не в часовне, — сказала Аделина. — Я думаю, воры начнут искать именно там.
Симон повернул голову на голос, Аделина наблюдала за ними из дальнего угла.
— Я не слышал, как ты вошла, — сказал он и, приблизившись, взял ее за руку. — Мы обсуждаем твое приданое. Отец дает за тебя золото, и оно должно быть спрятано от короля и его слуг. — Симон разжал свободную руку и протянул Аделине маленький кожаный мешочек, который прихватил с собой из крепости. — А это, Аделина, мой тебе подарок в честь помолвки. Аделина не торопилась принимать его.
— Ни к чему это… Кардок подошел к молодым:
— Возьми, дочка.
Аделина продолжала смотреть Симону в глаза, Тэлброк улыбнулся:
— Камушки невелики, но очень ценные. Жена изгнанника должна иметь такого рода драгоценности. Если у нас будут неприятности… в будущем, ты можешь распорядиться ими по своему усмотрению.
Аделина высыпала на ладонь содержимое мешочка. Трифамильных рубина Тэлброка, каждый оправлен в простое золотое кольцо.
— Носи их всегда при себе, — сказал Симон. — Однажды они могут сохранить тебе жизнь.
— Я буду носить их всю жизнь, пока не превращусь в дряхлую старуху, греющую кости у очага.
Кардок вздохнул:
— Ну так надень кольца и подойди поставить подпись под договором. Я даю ему сорок мер золота в качестве приданого за тебя, и священник напишет, что он подарил тебе три рубина в честь помолвки. Катберт обещал завтра сделать оглашение и через три дня вас обвенчать. Здесь все написано, на пергаменте. Подпиши — и, считай, сделка совершена.
Аделина не выглядела недовольной тем, что между помолвкой и свадьбой пройдет так мало времени. «Должно быть, она торопится выйти за меня из-за ребенка, — подумал Тэлброк. — Она хочет получить мое имя как можно скорее, пока ребенок не начал расти у нее в животе».
Аделина подошла к столу с непринужденной грацией, заставлявшей сердце Симона биться быстрее. Если ребенок есть, то кто его отец? Добровольно ли она легла с ним, или ее взяли силой?
Каким бы образом это ни произошло, у нее хватало мужества действовать без истерик в интересах своего будущего отпрыска. Мать бастарда должна чувствовать нечто подобное тому, что чувствует человек, потерявший свои земли и свою честь, — то же отчуждение и страх. Прежней жизни конец, а будущее представляется суровым и неприветливым.
Ее прегрешение, если она ждала ребенка, было ничем в сравнении с тем грехом, что камнем лежал у него на совести, ведь он убил церковника! Но она, как и он, очутилась между молотом и наковальней, и в этом печаль их была схожей.
Заглядывая через плечо Катберта, Аделина читала слова, которые он выводил на пергаменте. Когда священнику осталось написать имена и поставить дату, она разжала ладонь и не торопясь надела кольца на пальцы. Для Симона ее простые, целомудренно-скупые жесты казались более соблазнительными, чем откровенные кривляния херефордских шлюх. Она вывела подпись и передала перо Симону. Свет лился из-за ее спины в узкое, не прикрытое ставнями окно, и рубины на ее пальцах, попав в поток света, зажглись ярким и ровным сиянием. Изящные пальцы Аделины не дрожали.
В этот момент, когда она передавала свое будущее в руки безземельного, бесславного человека, Симон молча поклялся, что не причинит этой женщине больше горя, чем она уже познала до него. Нежность накрыла его, как волна, и он заговорил с ней, не заботясь о том, что его могут услышать ее отец, священник и даже Гарольд.
— Я ставлю под этим договором свою подпись, миледи, в надежде, что все у нас будет хорошо.
Глаза у Аделины подозрительно заблестели. Поверила ли она его словам? Верит ли она в то, что он не станет гневаться, осознав, что Кардок использует его в своих, пока неясных, целях?
Гарольд кашлянул, словно напоминая Симону что он вот-вот собирался сделать. Симон склонился над пергаментом и поставил свою подпись рядом с буквами, выписанными Аделиной, стараясь писать медленно, как будто с трудом вспоминал, как это делается.
Закончив, он заметил на лице Аделины улыбку. Едва заметную. Должно быть, ей было приятно, что помолвка состоялась. Или она догадалась о его хитрости, когда он притворился, что не умеет читать.
Симон усмехнулся в ответ. Он должен выяснить как можно быстрее, как заставлять ее улыбаться почаще.
Глава 9
Следующее после помолвки утро выдалось морозным. Опавшие дубовые листья, в обилии лежавшие у частокола, подернулись серебром, могучие дубы на склонах холмов устремляли в небо свои гордые черные силуэты. За лесом на лугах еще лежал ночной туман, над холмами низко плыли по небу серые тучи и белые облака, размыкаясь лишь для того, чтобы открыть взгляду стада овец на склонах и неширокие полоски ручьев, стекавших со скалистых уступов.
В доме Кардока поднялись рано. Сегодня предстояла охота на дичь для свадебного пира. Мужчины выводили коней за частокол. Хорошо подкованные кони гулко цокали по сухой листве, мужчины бодро приветствовали друг друга. Симон Тэлброк с половиной вверенных ему солдат спустился вниз, чтобы присоединиться к будущим родственникам, отправлявшимся на охоту. Настроение у всех было настолько приподнятым, что солдаты, и нормандцы и валлийцы, казалось, забыли о том, что их разделяет, и смешались в одну пеструю толпу.
Лучник по имени Люк затесался среди охотников. Он подъехал к Аделине и принялся поправлять ее седельную сумку.
— Прекрасный ход в игре, — сказал он. — Лонгчемп будет доволен.
Аделина огляделась. Тэлброк беседовал с ее отцом, никто не замечал того, что Люк оказался рядом с ней.
— Так ты передашь своему хозяину, что я не ленюсь?
— Я уже передал. — Он еще раз проверил узел. — Смотри следуй за мужем повсюду, даже тогда, когда он выезжает верхом в дальние прогулки. Он делает это каждый день. Я не могу — должен стоять на посту, — а ты можешь.
Люк посмотрел через плечо и взял в руки поводья.
— Наблюдать за ним в крепости несложно, с этим я и сам справлюсь. Твоя работа будет состоять в том, чтобы выезжать с ним и потом докладывать мне, куда он ездит. И называть имена тех, с кем он встречается.
Аделина видела, как ее отец повернулся к ней. Тэлброк ее еще не видел.
— Муж может не позволить жене ездить с ним, — сказала она.
— А ты все равно следуй за ним. Он выезжает из крепости каждый день, в любую погоду. Возможно, Тэлброк встречается с людьми принца Джона. Лонгчемп должен знать об этом. Для этого ты ему и понадобилась.
Симон повернул голову и посмотрел в ее сторону, и он, и Кардок прекрасно видели Люка.
— Уезжай, — приказала Аделина. — Они тебя видят.
— Помни о своей задаче, — сказал Люк. — Как услышишь мою флейту, знай, что можешь без опаски подойти к стене крепости и передать мне все, что узнала. Слушай флейту. — Он подтянул узел, которым крепился к седлу колчан со стрелами, и, пришпорив коня, пустился вдогонку за своими товарищами.
Две лохматые гончие бросились догонять Тэлброка, собравшегося наконец подъехать к невесте.
— Решила прокатиться? Аделина кивнула:
— Собаки моего отца тебя полюбили. Тэлброк пожал плечами:
— Псы любопытны, только и всего.
Кардок что-то хрипло крикнул псам, и они бросились назад к хозяину.
— Кардок говорит, что надеется взять двух больших косуль, по одной с каждой стороны ущелья, для свадебного пира. Ездить придется долго, и дорога нелегкая.
Аделина посмотрела на небо:
— Погода должна продержаться. Он сумеет выполнить то, что задумал.
— А ты?
— Что ты имеешь в виду?
Симон неопределенно махнул рукой.
— Целый день в седле по бездорожью. Может быть, ты хотела бы поехать сзади или не ехать вообще.
Аделина совсем позабыла в приятных волнениях этого утра, что Тэлброк полагает, будто она ждет ребенка. Задавая свой вопрос, он пытался обиняком узнать правду о ее состоянии.
— Я ехала верхом через всю Англию, чтобы добраться сюда.
Симон улыбнулся:
— Я видел твоего отца, когда он преследует дичь. Дорога с южного берега не идет ни в какое сравнение со здешними горами. Я поеду с тобой позади охотников, если желаешь.
Он не стал настаивать. В его глазах Аделина видела лишь заботу, Тэлброк хотел уберечь ее от беды. Аделина посмотрела вдаль, ей необходимо было сосредоточиться. Чудовище по имени Лонгчемп послало ее шпионить за человеком, который способен сочувствовать и сопереживать.
Симон ждал от нее ответа.
Он выезжает каждый день, как сказал лучник. Следуй за ним. Помни о своей задаче. Замужество — удачный ход в игре. Той игре, которую ведет против Симона Тэлброка Лонгчемп, где она всего лишь пешка.
Аделина почувствовала, что дрожит. Впервые с тех пор, как Лонгчемп выставил ей условия безопасности ее отца и ее собственной свободы, Аделина позволила себе подумать о последствиях. Подумать о том, что Симон Тэлброк не должен пострадать от козней канцлера. Хоть он и убил священника, в том, что касалось навязанного ему брака, от Симона Тэлброка она видела лишь добро. Будучи уверен в том, что она носит чужого ребенка, он с готовностью давал ему свое имя. От женщины, на которой он собирался жениться, Симон вправе был требовать верности.
От нестерпимого стыда Аделина готова была разрыдаться. Она развернула коня мордой к частоколу.
— Сегодня холоднее, чем я думала, — сказала девушка. — Я не поеду. Я останусь дома до полудня, а потом посмотрю на соколиную охоту.
— Как хочешь, — сказал Тэлброк.
Он собирался добавить что-то еще, но осекся и, пришпорив коня, бросился догонять Кардока и его людей.
В отдалении, на опушке леса стоял лучник Люк и молча наблюдал за разговором жениха и невесты. Аделина повернула к нему лицо и с холодной решимостью посмотрела ему в глаза. Люк был первым, кто отвел взгляд. Он покачал головой и поскакал следом за Тэлброком на охоту.
Она оставила лошадь под навесом и медленно пошла в дом. Остановившись посреди двора, Аделина обвела взглядом хижины слуг и кладовые, прилепившиеся к стене с трех сторон, окнами на дом. Построек стало больше, чем во времена ее детства. Дом, где работали ткачихи, расширили: было отчетливо видно, где заканчивались старые бревна и где были положены новые. Домик, в котором теперь располагалась спальня Кардока, пять лет назад не существовал вовсе. Отец, очевидно, построил этот дом с определенной, теперь понятной ей, целью: избавить Майду и своих детей от назойливого внимания посторонних.
Аделина пошла было в сторону кухонь, но не решилась подойти, увидев среди женщин, трудившихся возле очага, Майду. Аделина нашла Петрониллу в спальне. Она счищала сухую траву со своего лучшего малинового плаща.
— Ты упала? — спросила Аделина.
— Ветром сдуло сор с сумок, вчера еще.
Пропавшие переметные сумки были здесь же, уже пустые, одежда сложена аккуратными стопками на тюфяке.
— Ты укладываешь вещи в дорогу?
Возникла неловкая пауза, и щетка выпала из рук Петрониллы.
— Я не уезжаю, — сообщила она.
— Я попросила отца, как обещала, проводить тебя до побережья и оплатить обратный путь. Я не забыла.
— Я не поеду, — сказала Петронилла. — Я обещала леди Мод, что пробуду с тобой всю зиму. И я сдержу слово.
— Мой отец отправит с тобой десятерых своих лучших людей. Они довезут тебя до Херефорда живой и невредимой. Он говорит, что снега не будет еще неделю или две.
— Я останусь с тобой.
Аделина присела рядом с Петрониллой на тюфяк, отодвинув стопки с одеждой.
— Я понимаю твое желание вернуться домой. А сейчас, когда я выхожу замуж, в твоем присутствии больше нет нужды. Я буду жить в крепости. Ты ведь не можешь спать в казарме, правда?
— Я могла бы остаться здесь, в доме, — помолчав, сказала Петронилла.
— Но ведь тебе здесь не нравится! Я обещала, что помогу тебе вернуться домой до зимы, и позабочусь о том, чтобы так и было. Если погода испортится к тому времени, как ты достигнешь берега, у тебя хватит золота, чтобы переждать до весны на побережье. Но если ты останешься здесь до зимы, снег помешает тебе выбраться из долины.
Петронилла опустила голову и вздохнула.
— Это все моя вина, — сказала она, — из-за меня ты вынуждена выходить за этого Тэлброка.
— Брось, Петронилла. Как ты можешь себя в этом винить? — Аделина протянула руку, чтобы погладить Петрониллу по волосам. — Я сама все затеяла, я хочу замуж.
Петронилла захныкала.
— Нет, ты хотела молодого рыцаря Неверса, а я…
— Что ты?
— Да ничего, но все равно вина моя. Ты могла бы остаться в Нормандии и выйти за своего Неверса. А сейчас…
— О чем ты говоришь, Петронилла? Я уехала потому, что кончился срок моего пребывания в заложницах. К тому же с Неверсом мы не были помолвлены по-настоящему. Как ты можешь винить себя?
Петронилла всхлипнула:
— Они уехали, вся семья Неверс, еще до того, как переговоры закончились. Это из-за меня. А потом, я недостаточно за тобой присматривала, и вот в итоге ты должна выйти за него…
— Петронилла…
— А мать Неверса никогда бы не отпустила его к тебе после того, как…
Аделина опустилась возле служанки на колени и взяла ее за руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34