Выглядели девочки совершенно очаровательно.
Первая сцена, где королева в домашнем платье принимала архиепископа Кентерберийского и лорда Чемберлена, сообщавших о том, что она стала королевой, имела большой успех. Это было действительно эффектно: лорд Чемберлен целовал ей руку, а архиепископ стоял рядом, готовясь сделать то же самое.
Коронация имела еще больший успех, но настоящий шквал аплодисментов сорвала сцена свадьбы — с королевой, ее мужем и со свитой, среди которой находились Белинда и Люси, расположившиеся на весьма заметных позициях — видимо, из-за их принадлежности к семье члена парламента.
Гремели аплодисменты. Занавес опустился, и картинка ожила. Участники вышли к рампе, чтобы раскланяться публике.
Глаза Белинды сияли. Я знала, как ей трудно стоять на одном месте, и боялась, что она вот-вот запрыгает.
Она улыбалась, кланялась и махала рукой, что очень понравилось зрителям.
Весь вечер Белинда не могла говорить ни о чем другом, кроме своей роли. Она рассмешила нас, сказав:
— Я боялась, что у меня с головы упадут анонимы.
У Люси тоже чуть не упали.
— Их называют анемоны, — поправила ее Люси.
Белинда не способна была признать, что ошиблась.
— У меня были анонимы, — сказала она.
Когда я пожелала детям спокойной ночи, их глаза все еще сияли.
— Актрисы все время на сцене, — сказала Белинда. — «Когда я вырасту, то тоже стану актрисой.
Намерение Белинды стать актрисой выдержало несколько недель. Больше всего ей нравилось переодеваться. Однажды я обнаружила ее в своей комнате, когда она примеряла мою шляпу и короткий плащ.
Меня это очень позабавило. Белинда хотела спуститься в таком виде в кухню и показаться всем. Пришлось разрешить ей это.
— Меня зовут мисс Ребекка Мэндвилл, — заносчиво и надменно объявила она, погрешив против правды, поскольку я никогда так не разговаривала. — Я только что окончила свой лондонский сезон.
Присутствующие немало повеселились.
Миссис Эмери, восседавшая во главе стола (как раз, было время чая), сказала, что Белинда — настоящее чудо. Горничная Джейн захлопала в ладоши, и к ней присоединились остальные. Белинда стояла посреди кухни, раскланиваясь и посылая зрителям воздушные поцелуи. Затем она торжественно вышла из кухни.
— Настоящая маленькая мадам, ничего не скажешь, — заявила миссис Эмери. — За ней нужен глаз да глаз. Того и гляди, что-нибудь выкинет… и мисс Люси за собой потянет.
Ли, наблюдавшая эту сценку, с трудом скрывала свою гордость. Я уже давно подозревала, что Белинда является ее любимицей. Должно быть, ее привлекала бьющая через край энергия девочки. Кроме того, не следовало забывать, что Белинда была дочерью хозяина дома, в то время как Люси — всего-навсего найденыш, которого я довольно эксцентрично ввела в дом своих, тоже настолько необычных, бабушки и дедушки.
Наверное, Люси сознавала это. Я должна была объяснить ей, что она мне ничуть не менее близка, чем единоутробная сестра Белинда.
Удачное выступление в роли мисс Ребекки вызвало у Белинды желание развить успех, и она объявила, что вместе с Люси хочет устроить для нас живую картину, но с диалогами. Мы все должны были собраться в кухне и ожидать их выхода.
Потом я очень радовалась тому, что это представление не видела Селеста. Она отправилась с визитом к жене поверенного — это была ее обязанность, которую она выполняла.
Так или иначе, но в данном случае это было к лучшему.
Когда мы рассаживались на стульях, слуги уже начали посмеиваться. По одну сторону от меня сидела миссис Эмери, сложив руки на коленях, покрытых бумазеей, по другую сторону расположились Ли и мисс Стрингер.
При появлении детей я ощутила тревогу, поскольку на Белинде были цилиндр и плащ, явно позаимствованные из гардероба Бенедикта. Выглядела она совершенно нелепо. Я стала задумываться, что же последует дальше и не пора ли положить конец этим вторжениям в чужие комнаты.
Рядом с ней появилась Люси с волосами, заколотыми на макушке, неузнаваемая в одном из самых элегантных платьев Селесты, которое висело на ней мешком и волочилось на полу.
Воцарилось молчание.
— Я ваш член парламента, — объявила Белинда. — Вы должны делать то, что я вам скажу. У меня есть большой дом в Лондоне, но для вас он слишком хорош, потому что у меня там просто замечательные слуги… и к нам ходят очень важные люди. Иногда премьер-министр, а иногда — королева… если я ее приглашу.
Вперед выступила Люси.
— А ты уходи, — продолжила Белинда. — Ты мне не нужна. Ты мне не очень-то нравишься. Мне нравится мама Белинды. Я хожу к ней и запертую комнату. Так что ты мне не нужна.
Мисс Стрингер полупривстала в своем кресле. Ли побледнела. У миссис Эмери отвалилась челюсть, а Джейн что-то бормотала.
С ужасом предположив, что скажет Белинда дальше, я встала и подошла к ней.
— Ну-ка, немедленно снять все это, — велела я. — Обеим. Отправляйтесь и верните вещи на те места, где вы их взяли. Никогда, никогда не смейте брать одежду из комнат других людей. Вам дали одежду, в которую вы можете переодеваться. Вот ею и пользуйтесь… и только ею.
Белинда вызывающе посмотрела на меня.
— Мы хорошо играли! — воскликнула она, — Это была настоящая картина… как у королевы на свадьбе.
— Не правда, — сказала я. — Это было очень глупо.
Немедленно переодевайтесь. Ли…
Ли и мисс Стрингер устремились вперед. Ли взяла за руку Белинду, мисс Стрингер — Люси, и они тут же исчезли.
В кухне стояла тишина. Я повернулась и пошла вслед за, ними по лестнице.
Я пришла поговорить с миссис Эмери в ее личной гостиной.
— Вот такая эта мисс Белинда, — сказала она. — Никогда не знаешь, чего от нее ждать. За ней нужен глаз да глаз. Всюду свой нос сует.
— Откуда она знает про ту комнату?
— А откуда они обо всем знают? И у стен есть уши, а уж у мисс Белинды ушки в десять раз больше, чем надо. Глазки так и бегают: а это что? А это откуда?
И со служанками постоянно болтает. Я не могу это прекратить — . При мне они, конечно, на такое не решаются, но за моей спиной каждая готова посплетничать.
— Слава Богу, что не было миссис Лэнсдон.
— Да, некрасиво бы получилось.
— Миссис Эмери, но откуда она могла такое узнать»?
Миссис Эмери покачала головой:
— Знаете, в доме мало такого, о чем прислуга не могла бы узнать. Все на виду… мы видим, как он относится к этой француженке, и знаем, как он жил с вашей матушкой. Ее он обожал. Они оба были как одно… Весь дом об этом знал, и, когда она умерла, это его подкосило. Вот и комнату эту он сохранил.
— Не нравится мне это, миссис Эмери.
— Если б только вам не нравилось, мисс Ребекка!
Ведь уже разговоры пошли. Поговаривают, что в комнате живет ее привидение. Приказано, чтобы, кроме меня, никто туда не заходил. Да сказать по-честному, мне было бы и не заставить никого другого заходить туда… а тем более в одиночку. Я считаю, если дверь открыть, вещи вынести, кое-что там переставить, гораздо лучше было бы. Эта комната, как гробница, мисс Ребекка… а когда такое творится в доме, простому народу всякое может привидеться.
— Вы совершенно правы, миссис Эмери, но что же мы можем поделать?
— Ну, это уж решать ему. Если бы он постарался забыть ее, создать нормальную жизнь для нынешней миссис Лэнсдон… вы, наверное, понимаете, что я имею в виду.
— Да, я понимаю.
— Если бы кто объяснил ему… — Взглянув на меня, она вновь пожала плечами. — Я-то думаю, кроме вас — некому. Но мне известно, какие у вас отношения. Вас не назовешь любящей дочерью и нежным папашей.
Я подумала: «Вся наша жизнь прозрачна для слуг.
Они замечают все происходящее. В этом доме понимают, что Селеста страстно влюблена в своего мужа, а он отвергает ее, так как до сих пор настолько любит свою покойную жену, что сотворил из нее кумира и проводит ночи в той комнате, куда запрещен вход нынешней миссис Лэнсдон».
— Поживем — увидим, — сказала я. — Возможно, подвернется подходящий момент и я смогу завести подобный разговор.
Она покивала:
— Нехорошо будет, пока ее комната заперта. Я. всегда это говорила и на том буду стоять. Не нравится мне это, мисс Ребекка. Совсем не нравится.
Я была согласна с ней. Мне это тоже не нравилось.
Белинда стала очень замкнутой. Она почти не разговаривала со мной, и мисс Стрингер сказала, что справляться с ней стало еще труднее.
Люси тоже была подавлена. Она была чувствительным ребенком и расстраивалась, считая, что я рассержена на нее. Я объяснила ей:
— Я не сержусь. Просто хочу, чтобы ты поняла: невежливо передразнивать людей. Ничего плохого нет в том, чтобы изобразить королеву, архиепископа Кентерберийского или лорда Чемберлена, потому что все они далеко, да и времени прошло очень много с тех пор, когда королеву подняли с постели и объявили, что она становится королевой, когда ее короновали и она вышла замуж. Но изображать близких людей — совсем другое дело. Этим можно их обидеть.
Она все поняла и раскаялась.
Белинде понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя, но, в конце концов, уныние покинуло ее.
Я заметила мисс Стрингер, что девочка, кажется, отказалась от своих театральных амбиций. Мисс Стрингер сказала:
— Это было мимолетным капризом, вызванным миссис Карстон-Брауни и ее живыми картинами.
Я с ней согласилась.
Как-то раз, когда дети находились в саду с Ли, я присоединилась к ним. Вскоре к нам, задыхаясь, подбежала одна из служанок:
— Мисс Ребекка, там этот новый мальчик-садовник рубит старый дуб.
— Это невозможно! — воскликнула я. — Дерево слишком большое.
Я побежала по лужайке к тому месту, на которое так часто смотрела из своего окна. Мальчик всего лишь подрезал ветки.
— Кто тебе велел это сделать? — спросила я.
— Никто, мисс. Я просто думал, что его надо привести в порядок.
— Мы не любим, когда трогают старый дуб.
Служанка, которая, прибежала, чтобы сообщить о происходящем, сказала:
— Привидениям это не понравится.
Мальчишка с раскрытым ртом уставился на дерево.
— Есть в этом доме старая легенда, — сказала я. — В общем, я думаю, не стоит его трогать. Конечно, если мистер Кемпс решит, что это необходимо, пусть он обратится к нам. Но пока оставь дерево в покое.
— Я б ни за что его не тронула, — сказала служанка. — Хорошо, что я вовремя его заметила, мисс Ребекка. Надо же была додуматься трогать это дерево. Бог знает, что могло бы случиться.
— Значит, оно заколдованное? — спросила Люси.
— Ну, это просто сказки.
— Какие сказки? — поинтересовалась Белинда.
— Кто-то что-то рассказывал. Я уже забыла.
— А привидения не любят, когда люди забывают про них, — сказала Белинда. — Тогда они приходят и пугают, чтобы их не забывали.
— Все это чепуха, — сказала я. — Не покататься ли нам верхом всем вместе?
Пришел ноябрь. — осенний месяц туманов, и дни стали такими короткими, что после четырех часов уже темнело.
С тех пор как помощник садовника решил подрезать ветви старого дуба, началось возрождение суеверий. Одна из служанок клялась, что заметила в окне запертой комнаты какую-то тень. Она с воплями в6 жала в дом. Некоторых слуг трудно было заставить выйти из дому с наступлением сумерек и тем более приблизиться в такое время к дубу.
На меня это тоже начинало действовать, и часто вечерами я поглядывала в окно, почти надеясь увидеть там леди Фламстед или ее дочь… и многое я отдала бы за то, чтобы увидеть свою маму.
Я много размышляла над тем, что миссис Эмери говорила о запертой комнате. Можно ли остановить распространение небылиц в таком доме, где все погружены в нездоровую атмосферу, созданную мужем, не любящим свою молодую жену и продолжающим оплакивать ту, которую потерял? Я понимала его страстную одержимость; я и сама испытывала нечто подобное, потому что была не в состоянии забыть ее, но Бенедикта я все же осуждала. Возможно, все это объяснялось тем, что мы жили в доме теней, где прошлое вторгалось в настоящее, где ни он, ни я не могли принять жизнь такой, какая она есть, и оба изо всех сил стремились к невозможному — к возвращению в те дни, когда с нами была мама.
Я подумывала, не поговорить ли с ним о запертой комнате. Но как это сделать? Он не стал бы меня слушать, потому что находил там утешение, общаясь с ней. Однажды я и сама ощутила ее присутствие.
Может быть, она приходила утешать его?
Селеста спросила меня про болтовню слуг о привидениях.
— Мне кажется, в таком доме, как этот, где в течение нескольких столетий жило множество людей, может появиться чувство, будто те, кто давно ушли, оставили что-то от себя.
— А что за история связана с этим домом? — спросила Селеста.
— Давным-давно здесь жила женщина. Она была молодой женой пожилого мужчины, обожавшего ее.
При родах она умерла и затем возвращалась с того света, чтобы разговаривать со своей дочерью, которую ей не удалось повидать при жизни. Говорят, они встречались под этим дубом.
— Значит, это доброе привидение?
— Несомненно.
— А где теперь эта дочь?
— Она умерла. Все люди, причастные к этой истории, давно умерли. Ведь для того, чтобы стать привидением, нужно умереть.
— И умерла она при родах? Так же, как…
— Да, — подтвердила я, — но, думаю, такое случается достаточно часто.
Селеста кивнула:
— Я понимаю. Но почему леди Фламстед решила вновь появиться здесь?
— Потому что слугам напомнили о ней. Они вообразили, будто мальчишка-садовник, попытавшийся подстричь дерево, потревожил старые привидения. Если спросите их, они будут утверждать, что привидения вернулись, чтобы предупредить людей: нельзя трогать их святыню.
— Понятно.
— Все эти разговоры о привидениях придают их жизни остроту. Моя бабушка всегда говорила, что люди, живущие скучновато, вынуждены выдумывать что-нибудь, чтобы приукрасить свою жизнь. Ну что ж, привидение дает слугам такой повод.
— Я понимаю, как обстоят дела. Но нам не следует прислушиваться к звону цепей.
— У леди Фламстед и у ее дочери не было цепей.
Они в них не нуждались… они жили простой, обыденной жизнью.
Несколькими днями позже Селеста упала в обморок в саду. К счастью, поблизости оказалась Люси, сразу побежавшая за помощью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49