Констанция видела перед собой те самые глаза, то самое длинное гибкое тело, слушала тот же голос. Она знала, что под маской рождественского шута скрывается Сснрен, вторгшийся в ее палатку той незабываемой ночью.
«Мать Божья! Сохрани и помилуй! Это он! Действительно он! Я не ошиблась. Он разговаривает с королем Генри! Что заставило его сюда прийти?» — спрашивала графиня у самой себя и ни на один вопрос не находила ответа. Ее руки не переставали дрожать, это было особенно заметно, когда она подносила бокал с вином к губам.
Некоторые из дворян захлопали, услышав в исполнении шута латинский рецитал. Закончив петь, он без устали декламировал Виргилия. Епископ Салисбури с удивлением посмотрел на короля.
— Милорд! Я давно не слышал такого выступления! Он ни разу нигде не ошибся!
— Да, да… — нетерпеливо заметил Генри, разговаривающий в это время с сыном. Король не любил, когда ему мешали.
Маска закончила говорить на латыни и повторила все, что было сказано, на французском, который здесь все прекрасно знали.
Епископ Салисбури, не отрываясь, слушал шута. Время от времени он с восхищением говорил:
— Какой прекрасный перевод… Замечательно выполнен перевод…
— Вы, должно быть, и так все прекрасно поняли, не так ли, сэр? — обратился шут к королю Генри и прежде, чем тот успел что-то ответить, достал из своего огромного кармана монету, пропустил через пальцы, и монета пропала. Вынул он се изо рта епископа.
Шут показал всем монету на вытянутой руке.
— Вот, смотрите! Только фартинг! Из вашего рта льется совсем не чистое золото, к которому мы вес привыкли, а только фартинг! — закричал он, обращаясь к публике.
Генри рассмеялся своим лающим смехом.
— Он ловко выставил вас на смех… Но, надо отдать ему должное, латынь его действительно хороша.
— Нет! Наш король, — раздался голос за маской, — мы никого не высмеиваем! Мы говорим только правду и ничего кроме правды! Правда — это дух сегодняшнего сезона!
Шут снова стал показывать фокусы с монетами, они то исчезали, то снова появлялись в его ловких пальцах.
— Интересно, что сказал бы старый король на то, что здесь происходит?.. Благословил бы он короля Генри на дальнейшее господство? И как бы он отнесся к присяге на верность Матильде? — приговаривал шут себе под нос, но все прекрасно слышали его слова.
Рыцари могли заставить его замолчать очень быстро, достаточно было распорядительного жеста короля. Но король в это время достал кожаный мешок и пытался развязать его. Наконец ему это удалось. Серебряные и золотые монеты посыпались на стол, сверкая между блюдами с едой, хлебом, бокалами с вином. Это было замечательное зрелище!
Граф Харефорд, подняв бокал с вином, тихо проговорил:
— Осторожнее, Генри… Так он может договориться не знаю до чего… Еще вспомнит состояние Англии за последние годы, а вам, сэр, это совсем не выгодно.
Перед королем лежала горка монет. Он внимательно смотрел на них, а шут передразнивал его, повторяя за ним все движения. У него были такие же длинные черные волосы и длинный нос, как у короля, выходило очень похоже. В зале раздался смех, сначала негромко и робко, но потом все смелее и смелее. Наконец весь зал покатывался со смеху.
Король взглянул на одного из своих вассалов, а потом снова на горку денег. Тот быстро понял, чего хочет король, и ударил снизу по столу — монеты посыпались на пол. Глаза короля блестели.
Констанция, открыв рот, наблюдала за происходящим. Она никогда не думала, что снова встретит этого человека, считая, что это была их первая и последняя встреча. Сенрен сейчас был самый опасный для нее человек на земле. Графиня страстно желала его снова, хотя понимала, всю безнравственность своих желаний, понимала как это опасно. Он мог почувствовать свою власть над ней, а если к тому же король Генри узнает что-нибудь о связи шута с самой богатой наследницей Англии, он, не раздумывая, уничтожит их обоих… Констанция чувствовала, что опьянела. Ее щеки пылали, голова кружилась.
Рождественский шут заметил внимательный взгляд Роберта Глоустера, направленный на епископа. Взяв несколько ложек и ножей, шут стал стучать ими. Ему удалось извлечь из этих предметов потрясающие звуки. Все замерли в удивлении и, не отрываясь, смотрели на шута. Только епископ Честера стоял, нахмурив брови.
Констанция чувствовала, как нога Роберта Гилберта с силой прижималась к ней под столом, и слышала, как, повернув свою красивую голову, он что-то прошептал ей на ухо.
Но графиня, не отрывая глаз, смотрела на жонглера, который мог полностью разрушить ее жизнь, если, конечно, смог узнать в этой блестящей, холодной красавице ту ночную страстную графиню. Констанция молила Бога, чтобы он не узнал ее.
В этот момент черная маска повернулась и посмотрела как раз в направлении Констанции. Волна страха мелкими мурашками прокатилась вдоль ее позвоночника.
Выйдя из-за стола, шут остановился напротив короля и высыпал на его стол целую кучу фартингов. Король Генри стал черпать пригоршнями эти монеты и опять складывать в мешок шута. Все сидевшие рядом с удивлением наблюдали за этой картиной.
— Милорд, — закричал шут. В зале стало тихо, всем было интересно, что же он выкинет на этот раз? — Цезарь Август управлял Римом так же мудро и хорошо, как теперь король Генри управляет Англией и Нормандией. Но все люди знают, что покровительствует и направляет его богиня любви и денег, — говорил шут, направляясь к месту, где сидела Констанция. Подойдя к ней, он поставил мешок с фартингами перед леди Морлакс. — Милорды, давайте оплатим этой знатной леди ее присутствие и вдохновение!
Констанция задохнулась от гнева. Любовь и деньги! Он о ней такого же мнения, как о девице легкого поведения, для которой не существует никаких других ценностей. Графиня с презрением посмотрела на шута, он тоже, не отрываясь, смотрел на нее своими синими глазами сквозь прорези маски. Гилберт не переставая ласкал ее руку, но она не обращала на него никакого внимания. Бросив последний взгляд на Констанцию, шут смешался с толпой и скрылся.
Зал взревел. Один из ее рыцарей схватил кожаный мешок с фартингами и бросил вслед шуту.
Констанция не могла поверить, что шут наконец ушел. Это было подобно сбывшейся сказке! Графиня еще дрожала, тошнота подступала к горлу. Подняв раскрасневшееся лицо она посмотрела на стол короля…
***
Оставшись один, Сснрен направился в таверну, отлично понимая, что студенты не позволят рождественскому шуту уйти просто так. Они помчались за ним в погоню, крик и свист раздавались на всю улицу.
Пройдя главную площадь, Сенрен скинул маску и быстро свернул в аллею. Затаив дыхание, он притаился под деревом. Со всех сторон сыпались проклятия студентов, что шут скрылся и не захотел пировать вместе с ними.
Сенрен угрюмо улыбнулся. Требуется много выдержки, изворотливости и хитрости, чтобы отделаться от подобных преследователей. В каждом городе есть молодежь, которая считает своим долгом напоить всякого, кто пытается высмеять короля и его придворных. Даже если это совсем неостроумные шутки…
До сих пор все складывалось хорошо, подвел итог своим похождениям Сенрен. Это не его идея подшутить над королем, это старая шутка. Ему повезло, что король был в хорошем настроении…
Сенрен поднялся из-под дерева и тихонько свернул на тропинку, в сторону, где лаяли собаки. Остановившись, он стер грим с лица.
— Бог мой! — спрашивал он сам себя, не веря тому, что увидел в зале. — Неужели это та самая графиня?! Она, оказывается, неправдоподобно красива! Вероятно, она главный приз короля…
Когда он увидел, что она не обращает на ухаживания Гилберта ни малейшего внимания и лишь высокомерно пытается убрать руку, он вспомнил ее такой, какой она была тогда в палатке. Ее красивую грудь, такую нежную и теплую под его руками, ее юбки, которые он снял с нее, и открывшуюся узкую талию, красивые длинные ноги, ее руки… Как она хотела показать, что не желает его, и от того становилась еще более соблазнительной.
Вспомнив выражение чудных глаз графини в момент страсти, Сенрен остановился посреди аллеи. Констанция была лед и пламень, мед и отрава. Она была частью того света, который он ненавидел всем своим существом, и одновременно притягивала к себе, как магнит. Ни до нее, ни после он не знал женщины, подобной леди Констанции.
«В ней много хорошего, — сказал он себе. — Она может выйти замуж за глупца. Если женщина умна, этого вполне достаточно».
Неожиданно он повернул снова к главной площади. Было темно и пустынно, только свет луны слабо пробивался из-за туч. Молодой человек насторожился, тренированное ухо различило отдаленный стук копыт. Сенрен отступил в тень. Он постоял несколько минут, и вскоре стук копыт стал слышен отчетливо — новые подковы громко стучали о камни. Вскоре Сенрен увидел необычных всадников. Их было около десяти. В белых туниках, каждый на своей лошади. В этот момент луна показалась из-за туч и ярко их осветила. Впереди ехал рыцарь с белым пером на шлеме. По огромным размерам всадника и лошади, Сенрен понял, что это лучшие королевские рыцари под командованием Сигурда Клессена, большого Крузадсра. Еще он рассмотрел кожаный мешок размером с человеческую голову, привязанный к седлу. Рыцари проехали мимо, едва не задев его в узком проходе. Сенрен стоял неподвижно, не выходя из тени. Теперь он точно знал, что должен оставить Винчестер до восхода солнца. Но прежде он хотел решить еще один неотложный вопрос…
Его интересовал один дом в Винчестере.
ГЛАВА 15
Эверард попытался открыть глаза и не смог. К счастью, слух капитан не потерял — он слышал шарканье ног, звук голосов, вопросы и ответы. Он медленно приходил в себя… Но открыть рот не мог.
Когда он попытался дотронуться до нижней части лица, то обнаружил, что его руки связаны. Эверард смог издать лишь нечленораздельный звук отчаяния. И тут же чей-то голос тихо проговорил ему на ухо:
— Тише…
И потом еще что-то, но он не мог понять, что.
Где он? Капитан быстро понял, что нет смысла бороться. Кто-то связал его и сделал беспомощным. Но поскольку он жив, то не позволит своему телу расслабиться. Эверард продолжал вслушиваться.
Последнее, что он помнил, было то, что несколько человек накинулись на него и беспощадно избили, а потом связали и, протащив по улице, бросили перед домом.
Да, но он не умер. «Я жив, — твердил себе Эвсрард. — Я жив…» Боль пронизывала с головы до пят, но тяга к жизни была сильнее. Он должен жить! Но насколько серьезны его раны и где он сейчас, капитан не знал.
На его голове, спине и плечах было что-то мягкое и теплое.
Он еще немного полежал, вслушиваясь в себя, шум в голове не утихал. Рыцарь был слеп и беспомощен, боль пронизывала его всего, сломанные ребра мешали дышать… Эверард опять попытался что-то сказать, но не смог — скорее всего, была сломана челюсть.
Эверард попытался глубоко вздохнуть, но боль сломанных ребер заставила его вскрикнуть. Он почувствовал запах затхлости. Его большой палец на ноге был почему-то обнажен и упирался во что-то. Когда он попытался двинуться, тот же голос прошептал ему снова:
— Тише…
К лицу рыцаря прикоснулись нежные женские пальцы.
«Заклинаю всеми святыми, объясните мне, что это?» — хотел сказать капитан, но не смог. Тогда он попытался поднять руку и разжать зубы, несмотря на боль. Он понял, что запястье сломано, и был не в силах предпринять что-либо.
Женские пальцы накрыли его рот.
— Тише… Они здесь, в доме. Ищут тебя… — проговорил ему на ухо знакомый голос.
Боже, это ведь Эмма! Дочь ткача, с длинными ногами и мягкими волосами… Внезапно он вспомнил все.
Эверард почувствовал пальцы девушки на своей брови. Его глаза опухли, вот почему он не мог видеть… Эмма охраняла его, боясь, что он стоном привлечет чье-нибудь внимание. Рыцарь понял, что находится в саду ткача.
Семья девушки пыталась спасти его… Он на всю жизнь запомнит это.
Немного расслабившись, Эверард осторожно вздохнул, и опять ужасная боль пронзила его насквозь.
Он вспомнил всех святых, которых знал, и поблагодарил их за то, что был жив, что прекрасная Эмма радом с ним.
Роберт Гилберт разговаривал с Уильямом дс Крези по поводу присяги. Он говорил, что внимательно наблюдал за лицами дворян Англии и Нормандии, приносивших присягу.
Уильям де Крези осторожно заметил, что никто не проигнорировал короля Генри, все принесли ему присягу на верность, никто не отказался присягать и дочери короля, боясь испортить с ним отношения.
Они обсудили решение короля принести присягу дочери как единственной законной наследнице трона, хотя понимали, что все вопросы будет решать Роберт Глоустер, пользовавшийся большим уважением среди дворян. Если бы он являлся законным сыном, никогда бы не возникло вопроса о наследовании трона.
Констанция направлялась в имение Саспекс, ее вассалы ехали вместе с Робертом Гилбертом. Все после праздников были немного навеселе.
Они не переставали обсуждать принесение клятвы верности Матильде. Сама Констанция сомневалась, что это принесет пользу, хотя событие и было торжественно обставлено и самый большой Винчестерский зал подчеркивал необычность происходящего. Солнце уже совсем взошло, прошло немало времени после заутрени в церкви.
Вассал Констанции, Гамелин, фыркнул, когда один из рыцарей восхитился мудрым, на его взгляд, решением короля. Он не выдержал и спросил:
— А что будет после смерти короля? Неужели кто-то будет воспринимать клятву как нечто серьезное? Слишком много будет претендентов на трон, чтобы обращать внимание на клятву, принесенную несколько лет назад.
Эти слова задели рыцарей за живое, и они заговорили все сразу.
— Кого ты подразумеваешь под наследниками трона? Роберта Клито, сына Дуке? — уточнил де Крези.
— Да, он и еще один близкий родственник короля, его родной племянник Кларе. Самый старый среди наследников трона Англии мужского пола и достойный наследник, конечно, Роберт Клито, сын Дуке.
— Нет, только не он, — вспыльчиво заявил один из рыцарей. — Вы знаете, что они настроили короля против его коллеги Уильяма Руфуса и король долго боролся за право быть королем Нормандии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33