Завтра весь Лондон будет говорить, что Уэстермир женится на нишей, чей отец живет на пять шиллингов в год, питается одним хлебом и шьет себе сюртуки из алтарных покрывал!
Герцог уже хотел вести Мэри прочь, но герцогиня схватила племянника за руку.
— Чем это от тебя пахнет? — поинтересовалась она, втягивая воздух огромным носом. — Что это, Доминик, какие-то новые духи?
Мэри и герцог переглянулись. Очевидно, даже ванна, принятая перед балом, не смогла истребить запах дегтя, испарениям которого, по уверениям миссис Кодиган, нет равных при лечении ангины.
Мэри воспряла духом. Настал ее час! Теперь герцог за все поплатится!
— Не беспокойтесь, ваша светлость, я сейчас все объясню, — пропела она медовым голоском.
Герцог бросил на нее мрачный предостерегающий взгляд, но Мэри было уже не остановить.
— Это новый восточный аромат, ваша светлость, — торопливо заговорила она. — Точнее сказать, на самом деле он очень древний. На Востоке это благовоние называют… э-э… миррой. Мирра не только прекрасно пахнет, но и действует на мужчин… м-м… возбуждающе. Кроме того, в древности она использовалась при бальзамировании мумий.
Герцогиня открыла рот и замолчала надолго.
Герцог изо всех сил продолжал улыбаться, сжимая руку Мэри железной хваткой.
— Возбуждающее средство? — вскричала герцогиня. — Доминик, мальчик мой, подумай о своем здоровье! Ты уже потерял голос, а что же дальше будет? И, надеюсь, ты не собираешься сделать из себя мумию?
Герцог молча затряс головой и поспешил в бальный зал, волоча за собой Мэри.
У входа он прижал ее к стене и хрипло прошептал на ухо:
— Что вы наделали! Теперь весь Лондон заговорит о том, что я использую возбуждающие средства!
Мэри сбросила с плеча его руку.
— А что станут говорить обо мне, сэр? Что мой отец живет на пять шиллингов, которые платит ему из милости ваша тетушка?
Несколько секунд герцог смотрел на нее бешеными глазами.
— Тетушка не сказала вам ничего обидного, — прошипел он наконец. — Держите себя в руках, черт побери!
— Ни за что! — топнув ногой, отвечала Мэри. — Я не стану молча сносить оскорбления! Мало того, что вы притащили меня на этот бал! Мало того, что представляете всем как свою невесту, хотя ни я, ни мой отец еще не дали вам согласия! Это вы держите себя в руках, иначе я всем расскажу, что никакой помолвки не было и все это обман!
В этот момент молодой граф Десмонд, однокашник Уэстермира по Итону и Оксфорду, пригласил Мэри на первую кадриль. Герцогу оставалось только отпустить свою спутницу — он все равно чувствовал, что не сможет больше произнести ни слова.
— Дорогая моя мисс Фенвик, — заговорил граф, едва зазвучала музыка, — скажите мне, неужели путешествие в Египет привило Уэстермиру вкус к восточным погребальным обрядам? Весь бал гудит от слухов: говорят, Ник уже написал завещание, где просит забальзамировать свои останки и воздвигнуть себе пирамиду! Я бы этому не удивился, — с насмешливой улыбкой продолжал граф. — Не зря говорят, что у Уэстермиров все не как у людей.
Мэри почти не прислушивалась к словам графа, но «путешествие в Египет» засело у нее в памяти. Значит, герцог Уэстермир был в Египте? Интересно, надо будет расспросить его об этом…
— Да нет, не думаю, что герцог решится на бальзамирование, — ответила она, кружась по залу в объятиях красавца-графа. — Видите ли, эти языческие обряды плохо сочетаются с мусульманством… Как, разве герцог ничего вам не рассказывал о своем обращении в ислам? Впрочем, об этом пока не знает никто, кроме ближайших друзей. Видите ли, когда жестокий суданский паша бросил его в яму с крокодилами…
— Что-о?! В яму с крокодилами? И как же старина Ник оттуда выбрался?
— Не торопитесь, — сладко улыбаясь, ответила Мэри, — сейчас я расскажу вам все по порядку.
И рассказала! Припомнив романы, прочитанные за последние годы, она поведала изумленному графу, как Уэстермир спас из суданского гарема красавицу-француженку и какие злоключения ему пришлось при этом претерпеть. До обращения в ислам, впрочем, дело не дошло — кадриль кончилась, и граф с поклоном отвел свою собеседницу на ее место, где уже толпились новые кавалеры.
Все молодые люди в зале мечтали потанцевать с мисс Фенвик и узнать, что же произошло с Уэстермиром в Египте. И Мэри не обманула их ожидания. От многократного повторения история эта расцвечивалась все новыми красками, суданский паша скоро превратился в эфиопского негуса, а яма с крокодилами — в пещеру с кобрами; впрочем, ни рассказчицу, ни ее слушателей эти несообразности не смущали.
Покончив с приключениями самого герцога, Мэри перешла к его предкам. И в данный момент толстый виконт со сложной фамилией, открыв рот, слушал душераздирающую историю о сиамских близнецах, которых девятый герцог Уэстермир, опасаясь скандала, всю жизнь держал взаперти в одной из башен своего мрачного замка.
Бальный зал гудел, словно потревоженный улей. Мужчины становились в очередь, чтобы потанцевать с невестой Уэстермира; женщины, обмахиваясь веерами, с нетерпением ожидали их рассказов. Прекрасная мисс Фенвик стала самой популярной особой на балу, затмив и жену бельгийского посла, и дочь герцогини Люксембургской.
А из дальнего угла зала неотступно следили за ней черные, как ночь, глаза Доминика де Врие, двенадцатого герцога Уэстермира.
Искоса глянув на герцога, Мэри заметила, что к нему направляется группа молодежи во главе с графом Десмондом.
«Должно быть, решили поздравить старого приятеля с переходом в мусульманство», — подумала Мэри, и при мысли о реакции герцога ей стало не по себе.
Молодые люди набросились на Уэстермира с вопросами. Кто-то хлопал его по плечу. Грохот музыки заглушал голоса, но Мэри не сомневалась, что граф и его друзья восхищаются храбростью герцога, проявленной в схватке с дикими бедуинами.
Герцог молчал. Лицо его было неподвижно, как камень — только густые черные брови угрожающе сдвинулись, и между ними прорезалась вертикальная морщина.
Десмонд обернулся к Мэри и послал ей сияющую улыбку. Перехватив взгляд герцога, Мэри поспешно подозвала слугу и попросила принести ей плащ. Нет, она ни капельки не боялась Уэстермира — просто решила отложить объяснение до завтрашнего дня, когда он немного успокоится.
К несчастью, слуга замешкался в гердеробной. Не успел он вернуться с плащом в руках, как герцог вырвался из толпы и решительным шагом направился прямо к своей спутнице.
Молча он накинул плащ ей на плечи и взял ее под руку. От его прикосновения Мэри вздрогнула, вся отвага ее испарилась, как дым.
Она уже и сама не помнила, что и кому рассказывала. Может быть, о сиамских близнецах упоминать не стоило? И седьмая герцогиня Уэстермир, сожженная на костре за колдовство… да, пожалуй, это было уже слишком.
«Он это заслужил! — сказала себе Мэри. — Кто называл меня „поповским отродьем“? Чья тетушка объявила на весь Лондон, что мой отец — нищий, живущий подаянием? Так пусть теперь не обижается, что я недостаточно уважительно отзываюсь о его благородном семействе!»
Герцог молча вел ее вниз по лестнице. У Мэри подкашивались ноги: она чувствовала, что не выдержит больше ни минуты этого ледяного молчания.
— Знаете, — заговорила она дрожащим голосом, — я сегодня в первый раз услышала, что вы были в Египте…
Герцог даже не взглянул на нее. От него исходил легкий аромат дегтя, и Мэри подумалось, что это довольно приятный запах. По крайней мере, не хуже духов и помад, которыми пользуются лондонские модники.
Дворецкий в холле громко выкрикивал имена принца-регента и миссис Фицгерберт. Герцогиня, занятая приемом таких важных гостей, не заметила, как племянник со своей спутницей проскользнул мимо нее и направился к выходу.
Холодный сырой ветер ударил Мэри в лицо.
«Карета его светлости!» — послышался голос лакея, и через несколько секунд к крыльцу подъехал знакомый экипаж.
Прежде чем помочь Мэри сесть в карету, герцог сунул в ее дрожащую руку новую записку. Всего из трех слов:
«Теперь — в „Олмак“!»
8.
— В «Олмаке» вы долго не задержитесь, — обещал Мэри доктор Пендрагон. — Ник ненавидит это место.
И Мэри понимала почему. На ее взгляд, знаменитое место встреч лондонской золотой молодежи своей толчеей напоминало постоялый двор.
Впрочем, это сравнение было не совсем верно. В «Олмак», как и в любой лондонский клуб, не пускали людей с улицы. Чтобы попасть в число членов, следовало представиться владельцам клуба, получить их одобрение и уплачивать десять гиней в год на угощение и напитки (хотя закуски, что подавались здесь, оставляли желать лучшего). Как и во многих клубах, здесь была игровая комната, а раз в неделю устраивался бал.
И все же «Олмак» был особым местом. Ему покровительствовала элита лондонского общества. В свое время знаменитый Красавчик Браммел, лучший друг принца-регента и законодатель английской моды, проводил здесь все вечера напролет. Теперь же, после падения Браммела, «Олмак» взяла под свой патронаж жена принца-регента, установившая в нем строгие правила.
Лондону был еще памятен скандал, разразившийся, когда привратник не впустил в «Олмак» герцога Веллингтона, явившегося в брюках вместо принятой формы одежды — панталон до колен. Светская молодежь, особенно военные, возмущались таким отношением к национальному герою и многие горячие люди — в том числе и герцог Уэстермир — поклялись, что больше не переступят порог клуба без крайней необходимости.
Но и после этого «Олмак» остался самым модным и фешенебельным клубом в Лондоне. Столичные гуляки, начиная с самого принца-регента, водили сюда своих любовниц; здесь же выводили в свет и барышень из хороших семей, которые мечтали поскорее найти себе подходящего жениха.
Неудивительно, что с раннего утра до поздней ночи в «Олмаке» толпился народ и обсуждались все новейшие сплетни.
«Каждый, кто хоть что-то собой представляет, — заметил однажды Красавчик Браммел, — ездит в „Олмак“ и делится с друзьями новостями, которые услышал в других местах».
Здесь встречались судьи, адмиралы, министры — и люди с сомнительной репутацией, вроде самого Браммела. Здесь же проводили веселый досуг и члены королевской семьи — принц-регент Георг Ганновер и его братья.
Но Доминик де Врие «Олмака» не любил, в этом Мэри могла поклясться. Зачем же он сюда приехал?
Сплетни, родившиеся на балу у герцогини Сазерленд, скорее всего уже достигли «Олмака». Зачем же герцог своим появлением дает новый материал для сплетен?
Так спрашивала себя Мэри, но ее вопросы остались без ответа.
Отвесив поклон патронессам клуба, на лицах которых при виде герцога отразился ужас, смешанный с восхищением, Уэстермир подал руку своей даме и ввел ее в залу.
К несчастью, был как раз перерыв между танцами. При появлении герцога все головы повернулись в его сторону. Воцарилось потрясенное молчание, а затем раздался такой гул голосов, что задрожало пламя свечей в канделябрах.
Денди, светские дамы, актеры и актрисы, богатые наследницы и их престарелые дуэньи — все бросились к герцогу, крича и толкаясь.
Герцог крепко сжал руку Мэри и повлек ее за собой, разрезая толпу, словно морские волны.
— Его светлость просит извинения, — повысив голос, начала Мэри заученную фразу, — к сожалению, из-за ангины он совершенно потерял голос и не может ответить на ваши вопросы…
Уэстермир тем временем не слишком вежливо тащил ее по направлению к буфету.
— Нет-нет, — отвечала Мэри на вопрос какого-то рослого гусара, — герцог Уэстермир никогда не был в Индии и не изучал буддизм. Более подробно о своем отношении к восточным религиям он расскажет сам, когда к нему вернется голос.
«Едва ли», — добавила Мэри про себя. По дороге в «Олмак» герцог написал ей немало записок, где без обиняков высказывал свое отношение к ее фантазиям.
«Попробуйте сказать еще что-нибудь подобное — я вам язык отрежу!» — это была еще самая невинная угроза.
Мэри молчала, поправляя жемчужные нити в волосах.
«Пусть бесится, сколько хочет, — думала она. — Посмотрю я на него в следующую субботу! Он, наверно, снова сорвет себе голос, объясняя, что и не думал переходить в мусульманство, что не собирается бальзамироваться после смерти и что в роду у него не было сиамских близнецов.
Да ему еще никто и не поверит!» — подумала Мэри с улыбкой.
Но тут же сникла, вспомнив, с чего началась эта история. Герцог, несмотря на протесты Мэри, упорно называл ее своей невестой, а его тетушка Бесси представила ее отца нищим… Теперь весь лондонский свет уверен, что Мэри — наглая выскочка, охотница за герцогским состоянием.
Самое печальное, думала девушка, что герцогиня не так уж не права. Ведь преподобный Фенвик действительно очень беден. Как и весь его приход.
Предаваясь таким грустным мыслям, Мэри безропотно позволила отвести себя в буфет, где герцог взял себе бренди, а ей предложил фруктовое пирожное и чашку остывшего чая. Любопытные по-прежнему толпились вокруг, и несколько молодых людей, разряженных в пух и прах, поспешили представиться — но Мэри, выполняя строгие инструкции герцога, объясняла, что его светлость не может говорить, и больше ни в какие разговоры не вступала.
Посидев в буфете минут пятнадцать, они покинули «Олмак» и снова сели в карету. Предстоял последний пункт назначения — раут у Амелии Бентинк.
Несколько минут экипаж катился по темным улицам, затем остановился у дома в Челси — когда-то модном районе Лондона, который теперь пришел в упадок. Окна на втором этаже были ярко освещены, оттуда доносился шум голосов. Мэри заметила, что занавески на окнах отдернуты, и на светлом фоне движутся темные человеческие фигуры, так что любой человек на улице может видеть, что здесь идет прием. Видимо, это своеобразная реклама, подумала Мэри.
Она немало слышала о раутах — чисто лондонских приемах, где не танцуют, не играют в карты и не подают угощения (кроме напитков). На рауты люди приходят, чтобы пообщаться друг с другом. Чаще всего раут устраивается совместными усилиями: каждый гость платит хозяину определенную сумму за посещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31