Двое жрецов Третьих стояли рядом с ним. Уолли приветствовал его. Четыре прошедших дня не омолодили Хонакуру. Он выглядел еще более дряхлым. Улыбка же его, как всегда, была полна силы.
– С прибытием, милорд, – просто сказал он.
– Они привозили нам пищу, – пояснила Брота. Уолли опустился на колени, чтобы быть на уровне глаз Хонакуры.
– Боюсь, что я не смог выполнить обещания, – сказал Хонакура, – и своего обета Богине. Сбор выбрал предводителя.
– Боарийи! Колдун говорил нам.
– Откуда он?.. Ладно. Это правда. Лорд Кадиуинси согласился со мной и не принимал в этом участия. Воины снова приходили его звать. И я снова уговорил его не ходить. – Он продемонстрировал один из своих старческих смешков. – Тогда воины все равно решили начинать. Но ведь у них только шесть Седьмых.
– Да, это осложняет дело, – согласился Уолли. – Ну и что теперь?
Хонакура собрал свои морщины в хмурую гримасу:
– Кадиуинси снова потерял равновесие. Церемония посвящения состоится этим утром. Уолли тоже нахмурился:
– Думаю, сбор собирался тронуться в путь дня два назад?
– Да. Сеньор – нетерпеливый молодой человек, его бы не остановило и отсутствие благословения. Но вы с госпожой Бротой остановили их. Думаю, лучшим выходом для них, чтобы сохранить лицо, будет объявить церемонию теперь, как будто так и планировалось.
Уолли посмотрел в умные старые глаза:
– Ты очень хорошо поработал, святейший! Ты не остановил, но задержал их. Я не сомневаюсь, что большинство из них в три раза тебя слабее. Весь храм плюс тысяча воинов оказались неспособными противостоять и половине жреца.
– Так и должно быть. Я чувствую, что мне столько лет, сколько всем им вместе взятым, – тут он усмехнулся, – а шлюпки так плохи, как я и боялся.
– Как в городе? – спросил Уолли, слыша подошедших в ожидании приказов Ннанджи и Тану и не зная, какие приказы ему отдавать.
– Очень спокойно! – заявил Хонакура. – Лорд Боарийи навел порядок. Целомудренные девицы повылезали из подполий и говорят, что злодеи те, кто собирается покинуть город.
Уолли обернулся посмотреть на довольную, как он предполагал, физиономию Ннанджи. Кое-что из того, что говорил ему Боарийи, по-видимому, оказалось правдой, и правда эта вполне устраивала его персональные интересы, не слишком пересекающиеся с пуританскими законами гильдии.
Так где же теперь взять свежие мысли? Информация колдуна об избрании Боарийи оказалась верной, но сработали и его меры. Что же дальше? Он чувствовал себя достаточно скверно, принимая во внимание четырехдневное плавание, да еще в компании с надменным стариком и полоумной женщиной.
– Эта церемония, святейший… – сказал Уолли. – Может, мне попытаться вызвать его еще раз на поединок?
Хонакура покачал головой:
– Им осталось только получить благословение.
– Они все присягнут, – подтвердил Ннанджи. – Слишком поздно.
– Ты не станешь присягать этому ужасному Боарийи? – спросил жрец.
– Нет! – бухнул Уолли. – Первое, что он сделает, это потребует, чтобы я отдал ему меч. Он даже постарается подстроить это. – И, видя озадаченность жреца, пояснил:
– Церемония клятвы предполагает посвящение своего меча сеньору. Но седьмой меч они получат только через мой труп! Я лучше брошу ему вызов.
– Бросишь вызов тысяче? – покачал головой Ннанджи. – Он будет посылать их тройками против тебя, оставив себе место последнего.
Боарийи был вправе сделать это. Дороги чести теперь мог выбирать только он. Мог и не отвечать на вызов лично, если не захочет.
– Тогда мне нужна консультация, – сказал Уолли. – Мы поймали колдуна, самого мага Сена, человека, спровоцировавшего сбор.
Хонакура охнул и просиял.
– Это величайшая победа, милорд! Новое чудо. Нет, Великое Деяние! Чудесно, Лорд Шонсу! Как бы нам использовать его? – Он собрал морщины в задумчивую гримасу.
Шумел ветер, сияло солнце, корабль покачивался.
Спустя некоторое время жрец помотал головой. Теперь все выглядели недоумевающими.
Никаких идей.
– Ты мог бы созвать новый сбор, милорд? – предложил Уолли.
– Богиня благословила этот, – возразил жрец, – может, и вправду Она прислала Свой меч предводителю? Иначе я не понимаю.
Уолли встал на ноги.
– Ну, если ты не понимаешь, святейший, то мы и подавно. Это длинный меч. Для него нужен высокий воин. Боарийи выше меня. Думаю, я должен дать ему шанс завоевать его.
– Но тебе нужен открытый поединок! – закричал Ннанджи. – Ты же не можешь драться со всем сбором!
– Если воины соберутся, – раздалось глубокое контральто, – я спою им новую балладу.
На палубе появилась Доа. Она выглядела еще хуже других. Лицо ее осунулось, тело исхудало больше, чем у всех. Она, наверное, и не спала с тех пор, как они отплыли от берегов Сена. Она сделала так, как и говорила: провела два часа с Ротанкси, не то расспрашивая его, не то отчитываясь (если и вправду была колдовской шпионкой). После забилась в угол, пощипывая струны лютни дни и ночи напролет, никого не подпускала к себе. Она отказалась от пищи и на любые попытки обратиться к ней кричала, чтобы ее оставили в покое, потому что она пишет балладу без воспевания кровопролития.
Уолли думал, что она впала в полный аутизм.
Теперь же, на удивление, ее надменность и язвительность исчезли. Глаза потемнели от возбуждения, но в них не было дикости. Так, значит, баллада закончена? Уолли должен был бы ее послушать прежде других, но он не был уверен, есть ли у него шанс на это.
Моряки расступились, чтобы дать дорогу высокой женщине, одетой лишь в два небольших куска голубого шелка. Хонакура изумленно уставился на нее, потом перевел взгляд на Уолли. Затем встал и спокойно салютовал.
– О ком эта баллада? – осторожно спросил он.
– О Лорде Шонсу. Она очень хороша. Воин со жрецом снова обменялись взглядами. Уолли опустил глаза, чтобы скрыть разочарование.
– Я никогда не слышал, чтобы менестрели выступали в храме, – сказал Хонакура, – я переговорю с Лордом Кадиуинси.
– Миледи, – сказал Уолли, – ты устала и нуждаешься в отдыхе. Тана, не проводишь ли Леди Доа туда, где она могла бы отдохнуть, позаботившись предварительно о пище для нее?
Тана понимающе взглянула на него и согласно кивнула. Она увела Доа, и та ушла спокойно. Уолли вздохнул с облегчением. Теперь можно вернуться к насущным проблемам.
– Баллада? – с сомнением сказал Хонакура.
– Нет! – Уолли спрятал глаза от Джии. – Я был глуп, согласившись взять ее с собой, – я уже подумывал, что не доживу до конца. Возможно, она и создала что-то, но что она могла сочинить хорошего? Очередную песенку про то, как Лорд Шонсу прятался на корабле? Забудь о Доа!
Старик с сомнением покачал головой.
– Если я пойду в храм, буду ли я там в безопасности? – спросил Уолли.
– Естественно! – сказал Хонакура, и одновременно Ннанджи воскликнул:
– Нет!
Снова наступила тишина.
Уолли чувствовал досаду и злость.
– Это благословение? Кого же благословляют? Людей? Лидеров? Сам сбор?
Хонакура молча посмотрел на него, потом легкая улыбка тронула его губы.
– А почему бы не меч? – спросил он.


* * *

Маленькая каюта была душной и темной. Ее дверь была прорублена перед самым отплытием «Грифона», а потом два дня и две ночи эта каюта служила прибежищем пленнику. Теперь он сидел в углу, завернувшись в одеяло, когда вошли Уолли и Ннанджи.
Забвение непереносимо для людей, привыкших к уважению и власти. Лицо его осунулось, глаза запали, а вдоль губ пролегли глубокие складки. Тонкие волосы его были взъерошены. И все же ему были созданы неплохие условия по масштабам Мира – Уолли знал это по личному опыту.
– Мы в Касре, – сказал ему Уолли. – Сбор не поднял паруса.
– Ты победил?
– До этого еще слишком далеко. Если согласишься последовать за нами на борт «Сапфира», мы предложим тебе ванну и чистую одежду, конечно, не ту, что была на тебе раньше. В твоих одеждах заключена колдовская сила, как ты знаешь. Таким образом мы обезвреживаем тебя.
Ротанкси хмуро кивнул.
– А что будет потом?
Надменность выражалась в сухости заданного вопроса, который звучал почти патетически. Старик теперь взирал на них, прислонившись к стене.
Уолли взялся за веревку.
– Будь я проклят, если знаю! Постараюсь держать тебя на привязи. Я никогда не думал, что мы сумеем захватить Седьмого. – Он усмехнулся. – Позиция тебе, я надеюсь, очевидна – на одном берегу колдуны, на другом – воины. Знаменитый Шонсу носится вместе со своей разношерстной бандой из одного лагеря в другой, сея хаос в обоих. Если ты постараешься продать меня с аукциона, думаю, результатом будет скорее недовольство воинов, которые обвинят колдунов в попытке прибрать меня к рукам.
Колдун всматривался некоторое время в его лицо, потом поднялся.
– Сомневаюсь, – сказал он. – Берешь ли ты взятки?
Уолли вспомнил о могуществе Полубога и улыбнулся.
– Нет, даже если ты преподнесешь мне весь Мир! Я представлю, конечно, тебя как моего пленника, но клянусь на мече, тебя не ждут пытки, и унижение твое будет наименьшим из возможного для пленников. И если ты предпочитаешь жизнь смерти, ты не будешь вредить нам.
– То есть я должен предать самого себя? Ты дураком меня считаешь, Шонсу.
Уолли пожал плечами:
– Я не могу дать никаких конкретных обещаний, потому что моя собственная жизнь висит на волоске. Но если сделать так, как я говорил, мы еще можем надеяться на победу.
– И вы собираетесь ввергнуть меня в такую опасность? Остужены ли ваши угли?
– Сбор теперь переместился в храм, – объяснил Уолли. – Я представлю тебя воинам и потребую лидерства.
Колдун с подозрением взглянул на него:
– А что потом?
– Потом, – воскликнул Ннанджи, – воины обвинят его в предательстве, ему придется защищать свою честь с оружием в руках, и они убьют его.
– Вижу! – Ротанкси с сомнением взглянул на обоих. – И чьим же пленником я стану, когда умрет Шонсу?
– Моим, – заверил его Ннанджи. – Но я умру следующим. Тогда ты перейдешь к сбору. Счастливо оставаться, милорд.


* * *

Шлюпку их у знакомой пристани встречал старый и усталый жрец Шестой. Уолли, выбравшись на гладкие доски, протянул руку Томияно, остававшемуся внизу, в лодке.
– Капитан! – сказал он. – Если ни я, ни Ннанджи.., присмотри тогда за Джией и Виксини. И спасибо тебе за все.
Брови Томияно поднялись, сдвинув его корабельную метку на лбу куда-то под волосы. Он замахал руками.
– Что приготовить тебе на обед, милорд? Я скажу Лине.
Уолли улыбнулся и отправился вслед за нетерпеливым жрецом.
Путь пролегал через хорошо знакомую трапезную, потом между двумя полуразрушенными зданиями.., мимо старого ледника и покинутых часовен, заброшенных загонов, жилых корпусов, через когда-то прямые дорожки, заросшие вездесущим кустарником.
Путь лежал к громаде самого храма, и скоро они вошли в его тень. Потом – неприметная, маленькая дверка и бесконечные темные коридоры. Издалека послышалось пение, и их проводник приложил палец к губам. Он отворил дверь, очень медленно, и пение стало громче.
Это был скорее большой альков, чем маленькая комната, с одной стороны вход в нее закрывала парчовая занавесь, за которой лежал неф храма. Отсюда можно было наблюдать, оставаясь невидимыми. Уолли остановился и стал смотреть, остальные стояли рядом.
Первое, что он подумал, – как мал храм Касра по сравнению с великим строением Ханна. Потом он разглядел людей: слева от него стояла цепочка Седьмых в голубом, за ними, на приличествующей дистанции, – ряд Шестых из сорока человек; дальше – Пятые в красных килтах. Больше тысячи человек (были еще среднеранговые, но виднелись только их головы и рукоятки мечей) – впечатления же толпы не создавалось. Кроме воинов, в храме находились и не имеющие мечей: герольды, лекари, оружейники, менестрели и, возможно, представители города.
Справа, лицом к Богине, стоял хор, бесконечно тянущий, то убыстряя, то замедляя, свой диссонансный мотив. Скульптор изобразил сидящую женщину в длинных одеждах с распущенными волосами. Голубые пятна проступали на камне, создавая впечатление экземы на теле Богини. Гора даров была большой, но она не могла даже и сравниться с храмовыми сокровищами Ханна.
Главные двери, конечно, должны были находиться в передних арках позади стеклянных витрин, разбитые участки которых изнутри светились яркими пятнами, достаточно большими, чтобы через них можно было разглядеть Реку и РегиВул за ней с дымками вулканов. Между Уолли и этими дверьми стояли воины, напротив себя он видел еще одну парчовую занавесь, скрывавшую, по-видимому, другую дверь; еще одна должна быть за идолом.
Потом он увидел Боарийи, одиноко стоящего в стороне. По правилам он, наверное, должен был находиться прямо перед Седьмыми во главе армии. Вместо этого он стоял в дальнем ее конце. Это выглядело несколько странно, но при этом он оказывался напротив Уолли. Скорее всего жрецы под контролем Хонакуры выказали ему таким образом свое благорасположение. Видимо, Кадиуинси легко поддавался чужим влияниям. К счастью, отсутствие Хонакуры говорило о том, что он занят где-то со старшими жрецами, обеспечивая действия с их стороны.
Боарийи выглядел далеко не таким слабым противником, как хотелось. Может, ему не пришлось заниматься фехтовальной практикой в последние дни так много, как Уолли, но он был также лишен и необходимости плавать в сумасшедшем доме «Грифона». И тут Уолли ощутил, как он устал.
Тиваникси стоял с другими Седьмыми, рука его была перевязана.
Уолли оглянулся на свою собственную команду. Колдун с застывшей гримасой на лице стоял со связанными руками. Ннанджи держал его за другой конец веревки, пытаясь бодро улыбаться. Ннанджи утверждал, что у них ничего не получится, а он был всегда прав, когда оценивал воинов. Тана настояла на своем присутствии, и Катанджи тоже был, конечно, здесь. Маленький и худенький, он широко улыбался, черные глаза его при этом мрачно сияли.
У Катанджи в руках был маленький кожаный мешочек. Уолли догадался, что это самоцветы – его несчастная добыча из Ги. Если Ннанджи отдал этот неприкосновенный запас брату, значит, он не надеется пережить этот день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47