Именно в постели заработал он продвижение по службе, заслужив, как хихикали в кулуарах ООН, репутацию самого активного члена американского представительства. А затем появилась Агнес.
Не обнаружив ни мины, ни засады, немцы запустили своих подопечных на эскалатор, поставив предварительно охрану вверху и внизу.
Хейстингз шагнул на верхнюю ступеньку, весело хмыкнул и обернулся к Седрику:
— Мы встречались несколько раз на совещаниях, перебрасывались парой слов. Как-то вечером мы спускались с ней в одном лифте. К первому этажу твоя бабушка успела поведать мне, что она хочет ребенка, что она предпочитает естественное оплодотворение, что с виду я вполне устраиваю ее как любовник — и не желал бы я заключить детородный контракт.
Господи, да как же у него глазенки-то выпучились! На ступеньку бы не упали.
— И что вы ей ответили?
— Я предложил обсудить условия контракта за выпивкой. Примерно через час мы зачали твоего отца.
Ошеломленное молчание.
Или через три часа.
Или через десять…
— К утру идея не утратила своей привлекательности. — Да, я тогда решил, что молоденькая девица обеспечит хоть какое-то разнообразие, будет чем-то вроде заслуженного отдыха от повседневных трудовых повинностей. — Мы согласились поручить юридическую тягомотину адвокатам, и я уехал во Францию — теперь это называется Неврополис.
Они свернули в очередной бесконечный коридор.
— И что? — прошептал Седрик. В серых глазах горело нестерпимое любопытство.
— Через две недели я вернулся. К тому времени твоего отца извлекли пипеткой и поместили в инкубатор. Твоя бабушка сообщила мне, что контракта не будет.
— Не будет?
— Она получила уже все, что хотела. О, я еще много раз появлялся с ней в свете. Ведь она — великолепная собеседница, великолепная напарница в любом деле. Все вокруг были уверены, что у нас с ней связь. Ничего подобного! Понимаешь, мальчик, никто об этом даже не подозревает по сию пору, но твоя бабка ни разу — после того вечера — не позволила мне затащить себя в постель.
— Почему? С какой стати?
Конфиденциальные подробности жизни одного из ведущих мировых лидеров окрасили лицо Седрика в густо-свекольный цвет.
Потому что Агнес ловила кайф от совершенно иных видов деятельности.
— Потому что она считала секс излишней, потенциально рискованной процедурой — так, во всяком случае, мне кажется. Она дала сыну свою фамилию и отказалась принимать от меня какую-либо поддержку. Она продемонстрировала мне генные карты. Отцом ребенка был я, тут уж не появлялось никаких сомнений. Но я почти не встречал Джона, пока он не вырос, и даже потом — очень редко.
У Генерального Секретаря не было ровно ничего общего с этим ковбоем, страстным любителем родео.
Но у Агнес имелась и вторая, менее очевидная цель. Как бы ни была развратна человеческая особь мужеского пола, она, эта самая особь, проявляет обычно некоторую заботу о благополучии своего потомства. Уиллоби не являлся исключением — ради мальчика он неустанно проталкивал Агнес вверх, делал для ее карьеры все возможное и невозможное. Они образовали нечто вроде неофициальной политической семьи, этакое общество взаимопомощи из двух членов (тьфу!). Малолетний Джон Хейстингз Хаббард являлся, сам того не зная, цементом, связующей силой самого, может быть, крепкого партнерства в истории.
— А какой он был, сэр? — печально вопросил Седрик. — Он, мой папа.
Хейстингза захлестнула волна жалости, сострадания, но Генеральный Секретарь был стоек, как утес, неподвластный всяким там волнам. Как захлестнула, так и схлынет. Нельзя поддаваться старческим слабостям, нельзя, чтобы чувства мешали делу. А этот желторотый сосунок имеет к делу самое прямое — хотя и непонятно, какое именно, — отношение. Во всяком случае, нельзя делать ничего, способного помешать планам Агнес.
— Не такой высокий, как ты или я, но и не маленький. Среднего роста. Очень много разговаривал.
Седрик открыл было рот, намереваясь задать очередной вопрос, но Хейстингз его опередил:
— Нет, теперь моя очередь. Я ведь тоже несколько потрясен, нежданно-негаданно наткнувшись на двухметрового внука, о существовании которого даже не подозревал. Расскажи мне о себе. Где это и каким образом сумел ты вымахать до такой умопомрачительной длины?
Коридор уперся в очередной, и очень обширный, холл. Сейчас холл представлял собой настоящую псарню — на всех стульях, креслах и диванах, даже на полу сидело с полусотни “немецких овчарок” в тридцати, не менее, различных униформах. Вся эта компания угрожающе вскочила на ноги; Хейстингз обреченно вздохнул, абсолютно уверенный, что сейчас каждый из охранников возжелает лично обыскать его и Седрика. Оставалось только стоя г и ждать, пока стихнут визги и рычание.
И что же это за чертовщину задумала сегодня Агнес — и при чем тут этот сосунок? И почему она, скажем, не попросила его причесаться?
Он слушал вполуха, как этот невесть откуда взявшийся внучек, а может и не внучек, увлеченно расписывал свою жизнь в некоем месте под названием Мидоудейл. Питомник, похоже, но если и вправду питомник, то какой-то на редкость гуманный. Некоторые из этих заведений держат своих жертв от рождения до зрелости в клетке, словно зверей каких, да еще в жутком убожестве. А что, может, так оно и лучше — если учесть кошмарное будущее этих несчастных.
Глава 9
Самп, 7 апреля
Элия не чувствовала себя в Сампе чужестранкой, хотя и предпочитала другие городские комплексы, особенно — Нипполис. Не говоря уж о многих кратких поездках в гости, государственных визитах и попросту набегах на магазины, она целый семестр прожила в Новой Колумбии, в кампусе — слушала курс экологии кризисов. И даже застряла на две недели в Ноксвилле (это же надо выбрать такое местечко!), когда во время флоридской паники все средства передвижения, способные передвигаться, были мобилизованы в помощь эвакуаторам.
Она испытывала жуткий страх перед бессчетными бюрократическими капканами, подстерегающими приезжего в каждом порту, — и была приятно удивлена. Сразу по посадке на борт гипера ворвалась целая дивизия институтских охранников — здоровенные громилы, одетые в красное и сплошь обвешанные оружием. Робко протестующих пассажиров отогнали от двери, затем Элию со товарищи эскортировали наружу и, безо всяких формальностей, усадили в бронированную “хонду” размером с хороший эсминец.
Командиром ударной бригады оказалась женщина по имени Бренда Норт. Элия, думавшая с момента посадки по-английски, не совсем понимала, как же называется эта плотная, плечистая особа?
Немец-женщина? Немка? А может, овчарка, раз уж в данном случае род подходит? Джетро обращался с ней то подобострастно, то официально, почти высокомерно; ни один из этих подходов не вызвал на лице охранницы (выразительном, как пластиковая одноразовая тарелка) никакой реакции. Элию он не представил, но так, похоже, и полагалось. Безопасность, наверное. Шпионско-детективные страсти.
Она сидела в углу, до боли стиснув зубы, пытаясь навести хоть какой-то порядок в своем запутавшемся, затуманенном и очень недовольном таким положением мозгу. Головокружение, смутное ощущение, что ты попала куда-то не туда, а нужно быть совсем в другом месте, мир расплывчатый и приглушенный, словно смотришь на него из аквариума, — все это нормальные симптомы смены часового пояса, так бывало и раньше. Пульсирующая боль в голове? Тоже ничего нового, это продолжается уже третий день. Голоса предков заглохли, прекратили свое неумолчное бормотание, как только взлетел самолет, — удовлетворились, видимо, тем, что все ее мысли сосредоточились на Кейнсвилле. Список рек пробудил их снова, но совсем ненадолго. А теперь Элия чувствовала приближение чего-то совсем иного, хотя точно определить подобные вещи очень трудно. Ее охватывал страх перед какой-то близкой опасностью.
Она делает какую-то ошибку. Засада? А какая тут может быть засада?
«Хонда” прошла три контрольно-пропускных пункта и теперь снова тормозила. Это не правильно, очень не правильно.
Элия повернулась к луноликой охраннице, чтобы попросить — нет, приказать! — изменить курс.
— .. Знали, что леди захочет направиться в Кейнсвилл безо всяких задержек, — говорила овчарка. — Но если вы лично предпочтете остаться здесь, мы проводим леди на магнитный поезд… Вот что было неверно!
— Нет! — сказала Элия. — Я хочу здесь задержаться. Я отправлюсь в Кейнсвилл попозже. Джетро недоуменно моргнул.
— Хорошо, мадам, — нахмурилась Бренда. — Конечно же, я должна была вас спросить. Водитель, к восточным воротам.
«Хонда” снова набрала скорость и проскочила мимо въезда на станцию трубы.
Элия расслабилась, ощущение близкой опасности притупилось, почти исчезло.
Джетро смотрел на нее с сомнением и недоверием.
***
Странно, подумала Элия, почти невероятно. Просторные, надо признать, апартаменты были обставлены унылой и обшарпанной, чисто функциональной мебелью. Хуже, чем в средней руки отеле. Она ожидала увидеть здесь нарочитую, в глаза бьющую роскошь, нечто пропорциональное сказочным богатствам, скопившимся у Института за тридцать лет монопольного владения энергией звезд. С другой стороны, их тайная деятельность должна стоить огромных» денег.
Элия отказалась от помощи Моалы — иди, иди, я еще, слава Богу, не разучилась поворачивать краны. Затем она опустилась в горячую ванну и приготовилась к долгому, почти развратному блаженству.
Однако впервые за всю ее жизнь горячая вода не смыла тяготы и волнения поездки, не принесла ожидаемого спокойствия. Нет, сатори самым определенным образом изменилось.., и Кейнсвилл перестал быть целью. Озабоченность нарастала с каждой минутой, с каждой секундой. Элия была близка к панике, близка, как никогда прежде. Господи, да сейчас-то что не так?
Охваченная злостью и чем-то вроде обиды, она вышла из бесполезной ванны. В постель? Нет! Голая и мокрая, стоя посреди спальни с полотенцем в руках, она ощутила душный, клаустрофобный порыв бежать из тесной комнаты, бежать как можно скорее, сию же секунду. Стены наклонились внутрь, они нависли над Элией, глядели на нее с тупой, звериной ненавистью. Нечто подобное было однажды в Джакарте, перед небольшим землетрясением. Она торопливо накинула купальный халат и выскочила в центральную гостиную гостевых апартаментов. Мокрые волосы неприятно липли к спине.
Ощущение угрозы несколько ослабло. Значит, не землетрясение. Элия остановилась, пытаясь обдумать ситуацию спокойно и рационально — будто кто-то когда-то мог найти у буддхи хоть гран рациональности. В гостиной вроде бы все в порядке. Вместе с шестью примыкающими спальнями она могла бы вместить полтора десятка средних банзаракских семей. Грязноватая, безвкусная, но все это в конечном счете ерунда — Элия подолгу квартировала в убогих студенческих общежитиях и ничуть не тяготилась тамошней обстановкой. Крыша падать вроде бы не собирается. Дело в чем-то другом.
Джетро был погружен в беседу, он изогнулся над охранницей и пристально смотрел ей в глаза. На лице невысокой, крепко скроенной Бренды застыло выражение мрачной решимости; судя по всему, мужское обаяние экзотического иностранца не производило на нее ровно никакого впечатления.
Элия приказала себе не быть ехидной. Мужчина проявляет элементарную вежливость. Он, вероятно, только так и беседует с женщинами — со всеми женщинами. Ну а что напыщенный, так он и на это имеет право. На нем лежит большая ответственность. У него большое будущее. При последней мысли Элия непроизвольно поежилась.
А теперь он вроде бы помрачнел. С чего бы это?
— Так вы не знаете, когда директор сможет меня принять, совершенно не знаете?
— Нет, — невозмутимо покачала головой Бренда. — Я получила указания обеспечить вашему превосходительству все возможное гостеприимство. В пределах первой зоны. И попросить, чтобы вы дождались окончания конференции.
Элия насторожилась. Она так привыкла к своей головной боли, что почти перестала ее замечать, да и не была эта боль особенно острой — так, муторное состояние; однако сейчас в обоих висках отдались частые мучительные удары, словно кто-то, запертый внутри черепной коробки, отчаянно пытался привлечь к себе внимание.
— Какая конференция? — громко спросила она. Только теперь Норт и Джетро заметили ее присутствие.
— Директор Хаббард созвала пресс-конференцию, мадам, — откликнулась охранница.
— Это — рядовое событие? Норт покачала головой, по бесстрастному лицу скользнула еле заметная тень улыбки.
— Такого не случалось на памяти живых. Легкая судорога, начавшаяся где-то в области крестца, поднялась по позвоночнику, затем разошлась налево и направо, спустилась по внутренней стороне рук. Странное ощущение. Элия взглянула на неуверенно хмурившегося Джетро.
— И что же там такое случилось?
— Никто не знает, мадам.
Если у этой женщины и есть какие-нибудь личные подозрения относительно темы пресс-конференции, она не поделится ими даже под угрозой порки — это абсолютно ясно.
А может быть, я сама и есть эта тема? Видимо, та же самая мысль появилась и у Джетро. Он помрачнел еще больше, помолчал и решительно качнул головой:
— Не думаю, чтобы все это имело какое-нибудь отношение к нам. — Черные, как сливы, глаза неуверенно скользнули по охраннице, вернулись к Элии. — Ни об одной из предыдущих попыток не оповещали публично.
Не было даже некрологов…
— Нет, нас это абсолютно не касается, — повторил Джетро.
Но ведь касается, касается!
— Я хочу там присутствовать, — сказала Элия. Боль в висках сразу ослабла — знак одобрения.
Бренда Норт скептически поджала губы и взглянула на Джетро; тот помотал головой.
— Я должна присутствовать, — сказала Элия и почувствовала еще большее облегчение. — Я переоденусь в секунду — сколько там еще до начала?
Времени мало, совсем мало, иначе стук в голове не был бы таким тревожным, настоятельным.
Увидев, что Элия повернулась к двери, Джетро двинулся наперерез, словно намереваясь задержать ее силой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56