Внезапно Сильви подняла на него глаза:
– Мейн?
– Дорогая. – Он поднес ее руку к губам. – Я повсюду ищу вас: нам пора идти к ужину.
Малышка Полли Купер снова залилась смехом; при этом леди Джемайма тоже улыбнулась ему.
– Вы хотите ее забрать, Мейн? Жаль. Мы находим вашу невесту совершенно восхитительной.
Гаррет никогда не знал, что думать о леди Джемайме – она была красива и настолько умна, что это причиняло неудобство, заставляя мужчину в ее присутствии остро ощущать свои недостатки.
Когда они выходили из комнаты, глаза Сильви блестели.
– Я завела друзей в Лондоне! Это так здорово!
Мейн искоса посмотрел на нее:
– Это замечательно, Сильви. Джемайма...
– О, так вы ее знаете? – Сильви сжала руки. – Я нахожу ее самой интересной, самой оригинальной. Ее платье сшито портным, а не модисткой, и этого портного зовут...
Пока Сильви продолжала щебетать, Мейн огляделся. За углом Аннабел целовала своего мужа Ардмора, что было вполне в ее духе. Она посмотрела на Мейна со своей обычной бесстыдной улыбкой и даже помахала ему рукой.
Внезапно Сильви умолкла и повернула голову в его сторону.
– Прошу прощения, дорогая, – извинился Мейн. – Кажется, я слегка задумался.
– Вы не должны отвлекаться, когда я говорю с вами о важных вещах! – В голосе Сильви прозвучало едва заметное раздражение.
Мейн удивился. Разве она говорила о чем-то важном?
– Пожалуйста, повторите. Обещаю, что на этот раз буду максимально внимателен.
Сильви некоторое время дулась, но потом сдалась и улыбнулась.
– Я рассказывала о нескромности миссис Энглин. Уверяю вас, это очень важная тема: надеюсь, вы тоже с этим согласны.
– Целиком и полностью.
– Все утверждают, что она выведена в этих мемуарах, о которых так много говорят! Вероятно, мне тоже следует прочесть их, но я читаю по-английски слишком медленно.
Тем не менее Мейн не мог нарадоваться на совершенство своей невесты: она напоминала ему ослепительно белую розу, которую никто не мог запятнать. Сильви редко позволяла дотронуться до своей руки без перчатки, и, уж конечно, она никогда не опустится до вульгарной сцены и не станет со слезами признаваться в любви другому мужчине, тем более дать соблазнить себя и увлечь в постель. Она принадлежит ему, и только ему.
И сознание этого внезапно пробудило в душе Мейна вспышку отчаянной страсти.
– Не прогуляться ли нам по саду? – спросил он, удивляясь тому, как хрипло звучит его голос.
Сильви подняла на него глаза и кивнула:
– Это куда лучше, чем ужин, тем более что я ничуть не голодна.
Чаще всего Сильви, как птичка, питалась крошками, и причем в самое неподобающее время. Мейн никогда не видел, чтобы она по-настоящему поела в урочный час, и поэтому без особых волнений не спеша проследовал до конца сада. Большинство прогуливающихся гостей уже вернулись в дом, и теперь, в два часа ночи, в саду было темно и таинственно.
– Не думаю, что мне здесь нравится, – сказала Сильви шепотом.
– Но здесь совершенно безопасно.
– Знаю, что с вами я в безопасности. – Сильви улыбнулась. – Это одно из ваших достоинств, Мейн, и мне это нравится.
– Мне было бы приятнее, если бы вы называли меня Гарретом, – заметил он. – По крайней мере когда мы одни.
– Ни в коем случае. – Сильви покачала головой. – Это будет означать, что мы достигли некоторой степени нежелательной близости. К чему создавать такую иллюзию у местных сплетников?
Аргумент был весомым, однако Мейн все же надеялся преодолеть сопротивление невесты.
– Может, нам уже пора вступить в более близкие отношения? – Память о том, как он целовал Джози, не давала ему покоя. В тот момент он не осознавал, что их поцелуй был в высшей степени незаконным и Сильви явно не одобрила бы этого.
– Что вы хотите этим сказать, сэр? – Сильви нахмурилась.
– Всего лишь это. – Гаррет наклонился и нежно поцеловал ее. Она и в самом деле была очень маленького роста, и когда он взял ее изящное личико в свои ладони, ощущение было такое, будто он сжимает в руках лицо ребенка.
– Мне это не доставляет удовольствия, – явно страдая, проговорила Сильви, несмотря на то что его губы прижимались к ее губам.
– О... – Мейн быстро выпрямился.
Между бровями Сильви пролегла тоненькая складка.
– Я не склонна к добрачным интимным отношениям, – целомудренно сообщила она. – Надеюсь, у нас на этот счет полное согласие...
– Но это всего лишь поцелуй! – возразил Мейн безнадежно.
Сильви вздернула подбородок:
– Всего лишь? Поверьте, я не из тех, кто получает удовольствие, тайком позоря себя в саду.
– Но... – Заметив в глазах невесты плохо скрываемое презрение, Гаррет умолк.
Правда заключалась в том, что она не могла оказаться такой богоподобной, если бы с хихиканьем упала в его объятия, как делали многие женщины до нее. Возможно, именно поэтому они ему до смерти надоели, и уже два года у него вообще не было романов. Медленно, но неуклонно Гаррет обретал себя, очищаясь от липкой памяти десятков дешевых интрижек и тех вечеров, когда он возвращался домой в сюртуке, пахнущем чужими духами, с рукавами, промокшими от чужих слез. Сейчас он вступил в такую пору своей жизни, когда человеку хочется разделить судьбу с единственной женщиной, принадлежащей ему одному.
В полном молчании они вернулись в дом.
– Я думаю о том, чтобы подготовить свои конюшни к следующему сезону скачек, – наконец сказал Мейн, чтобы хоть как-то заполнить пустоту.
– Разве вы не говорили мне об этом еще месяц назад? – спросила Сильви благодушно. – Вы еще собирались кого-то нанять для этой цели.
Мейн уже и забыл, что делился с ней своими планами. Впрочем, ничего удивительного: он думал об этом уже несколько месяцев.
– Это нелегкое решение, мне придется постоянно там бывать.
– А разве нельзя поручить это кому-нибудь другому? Впрочем, если это так уж необходимо... – Сильви несколько раз махнула рукой подруге, спешившей на помощь. – Не посидеть ли нам с мисс Тарн, дорогой? Она божественно говорит по-французски, потому что в течение трех лет занималась с частной преподавательницей. Не понимаю, почему другие англичане не озаботятся тем, чтобы как следует выучить французский...
– Нет, – довольно резко оборвал Мейн. – Нам надо поговорить без свидетелей.
– Но это будет совершенно неприлично! – Сильви чуть поморщилась и тут же снова помахала рукой мисс Тарн.
– Однажды мы станем мужем и женой, – настаивал он.
– Звучит ужасно по-пуритански. Я никогда не буду женой в обычном смысле. Прежде всего я леди, так же как и вы джентльмен, а не просто муж.
Гаррет вздохнул.
– Маленький столик, пожалуйста, – обратился он к лакею, и тот услужливо кивнул.
Через минуту они уже сидели таким образом, что Сильви могла видеть всю комнату, а ее сумочка, шаль и веер были пристроены наилучшим образом.
И тут она обратила взор на него.
– Ну, Мейн, в чем дело? – покровительственным тоном спросила она.
Гаррет почувствовал, как тоска, сжимавшая его сердце, слегка отпустила.
– Возможно, в том, что прежде я вел сумбурную жизнь...
– В каком смысле? – Между бровей Сильви снова появилась обворожительная тонкая морщинка. – Вы потеряли свое состояние? – Она прикрыла рукой его руку. – У меня большое приданое, Мейн, и оно ваше.
Гаррет чуть не прослезился – он слишком долго был один, и теперь наконец нашелся кто-то, с кем он мог поговорить о своих делах.
– Не волнуйтесь! – успокоила его Сильви. – Мой отец имеет большие капиталовложения, как вы выражаетесь здесь, в Англии, и он никогда не допустит, чтобы его дочь осталась без средств.
– Дело не в деньгах, и если бы все только заключалось в них...
– Но тогда что же?
– Моя предыдущая жизнь ушла на мелкие интрижки, на ненужную бессмысленную суету. Я пока еще ничего не сделал, даже не занял своего места в палате лордов. Откровенно говоря, я страшно богат, и мой друг Фелтон занимается моими делами, а я даже не знаю, чем владею.
– Лусиус Фелтон? – Сильви внимательно посмотрела на него. – Это очень разумно с вашей стороны. Мистер Фелтон – гений в этих вопросах.
– Он – да, но я... Дела в моем имении идут сами собой. В палате лордов я не могу выступать, потому что меня не интересуют огораживания и акты об отправке карманных воришек в колонии.
– Но что дурного в такой жизни? – Сильви с любопытством посмотрела на Мейна.
– В какой жизни?
– В жизни галантного человека.
– Чем плоха жизнь джентльмена, которому остается только наслаждаться? – уточнил Мейн. – Я скажу вам, что такое джентльмены. Они флиртуют с женами других джентльменов и иногда соблазняют их. Они ввязываются в дурацкие пари по поводу скорости карет и успеха боксерских матчей.
Сильви вздохнула:
– И еще они ухитряются заниматься своими владениями и проявлять милосердие к тем, кто занимает более низкое положение в обществе, вам не кажется? Они производят на свет детей и делают все возможное, чтобы вырастить их умными и полезными членами общества, знающими свое место и свои обязанности.
– Да, но я не знаю, где мое место и что я должен делать.
– Ну разумеется, все то же, что делаете сейчас. Вы хороший человек, Мейн, у вас есть друзья. Чего вы хотите еще?
– Ну, хочу что-нибудь делать, что-нибудь строить...
– Как тот странный маркиз, который построил в своем поместье ветряную мельницу, чтобы улавливать ветер? – Сильви засмеялась.
– Имей я творческий склад ума, я был бы счастлив удалиться в деревню и строить ветряные мельницы.
– Ну, это у вас вряд ли получится. Кстати, когда у нас появятся дети, вы будете мыслить иначе, я уверена.
Мейн подался вперед и поцеловал Сильви в щеку, хотя знал, что она весьма не одобряла проявление чувств на публике.
– Вы так милы.
– И вы. Мне нравится ездить на балы, болтать со своими близкими друзьями; надеюсь, скоро и вы начнете получать от этого удовольствие.
– Я тоже надеюсь, но вот беда: на балу я никогда не могу вас найти, потому что большую часть времени вы скрываетесь в дамской комнате, где чирикаете со своими подругами.
– Верно, потому что самое интересное, что бывает на балах, происходит именно там. – Сильви покровительственно улыбнулась.
– А будете ли вы счастливы, если большую часть года вам придется проводить в моем имении? – Мейн напряженно ждал ответа.
Улыбка Сильви слегка потускнела.
– Никогда, но если вы решите, что жизнь в деревне вас удовлетворит, я вполне способна сама позаботиться о себе. Ваш дом в Лондоне расположен в прекрасном месте: как только я переоборудую его и придам ему французский стиль, он станет вполне комфортабельным. Кроме того, у меня столько друзей! Думаю, с ними я буду вполне счастлива... Мне было бы крайне неприятно считать себя вашей обузой, кандалами на ваших ногах, но, поверьте, этого не случится.
– Весьма поэтический образ, – заметил Мейн кисло. – Но я снова буду скучать.
– Ни в коем случае. Нам предстоит прожить вместе много лет, и я уверена, что ничего не случится, если мы какое-то время поживем порознь. Я часто замечала, что лучшие браки устроены именно так, и меня бы очень огорчило, Мейн, если бы один из нас оказался несчастен.
– А где же будут дети?
Сильви выразительно подняла бровь:
– Разумеется, там, где и полагается быть детям, – в деревне, в городе, там, где захотят.
Мейн рассмеялся:
– Боюсь, некоторое время они не смогут высказывать своих желаний.
– Ах, – Сильви махнула рукой, – как вы понимаете, я ничего не знаю о детях, но уверена, что наши дети будут очень милыми и приветливыми.
Она была такой веселой, такой искренней и так любезно выразила желание всю жизнь провести подальше от него и от их детей... А что делать ему? Сильви не была чудовищем, она обладала прелестным подбородком и большими, широко раскрытыми и дружелюбно взирающими на мир глазами, но...
– Неужели вы больше ничего не хотите от жизни? – спросил Мейн с бессильным отчаянием.
На мгновение в ее прекрасных глазах появилось беспокойство.
– Нет, – ответила Сильви решительно. – Могу я говорить откровенно?
– Конечно!
Сильви доверительно прикоснулась к его руке.
– Я происхожу из страны, где множество женщин возраста моей матери были жестоко убиты всего лишь за то, что хотели оставаться самими собой, хотели царить, а не работать. Мне повезло в том, что мой отец стал другом Наполеона, а не его врагом: по крайней мере так было до тех пор, пока он не понял подлинной сущности наполеоновского режима. Но я способна видеть ужас случившегося. Я знаю, что происходило в Консьержери...
Сильви на мгновение замолкла.
– А вы еще спрашиваете меня, хочу ли я в жизни чего-то большего. Я счастлива уже потому, что мне удалось сохранить свою жизнь. Я сижу здесь, одетая так же элегантно, как когда-то одевались мои подруги и родственницы, и моя жизнь не подвергается опасности. Достаточно ли этого, как вы считаете? – Она снова замолчала.
– Боже мой! – воскликнул Мейн. – Простите меня, дорогая, я негодяй уже потому, что задал вам такой вопрос.
Но Сильви уже взяла себя в руки. Теперь она улыбалась ему той уверенной улыбкой, которая с самого начала так привлекла его.
– Я очень счастлива, и для меня немыслимо желать чего-либо другого. Надеюсь, что вы будете самым лучшим другом и собеседником, когда мне вздумается поговорить с вами об этом.
– Друзья, – кивнул Мейн. – Понимаю. Но мы ведь, конечно, больше чем просто друзья, Сильви.
– Дружеские отношения – самые высокие, какие только бывают на свете. Любовь существует только в ночное время – так я это себе представляю. Я давно решила не иметь с этим ничего общего, и нахожу, что это мудрое решение.
Гаррет перегнулся к ней через стол и провел пальцем по ее щеке:
– Я люблю вас, Сильви. Скажу больше: я питаю к вам страсть.
– Наша дружба избавит вас от этого чувства. Возможно, мне не следовало бы этого говорить, но есть известное сходство между вашим прошлым и тем, о чем пишет этот Хеллгейт. Я ни в коей мере не хочу умалить ваши чувства, но, как показывают эти мемуары, вы регулярно загорались страстью и она длилась... Сколько? Одну неделю? Две недели?
Гаррет скрипнул зубами:
– Я не писал этих мемуаров.
– Конечно, нет, – согласилась она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33