— Ну и ну. Так ты, стало быть, жена Чингу… Наш несравненный Чингу наконец-то нашел себе бабу по вкусу! Должен признаться, милка, что вкус у него оказался отменным! — В следующий миг, явно приняв какое-то решение, он отпустил ее руку и продолжил с нескрываемым сожалением: — А коли это правда, малышка, то мне вовсе не хочется вставать у него на пути — слишком острый нож у твоего Чингу! Адью, мадам! — Француз небрежно отсалютовал и вразвалку побрел вон под дружный гогот зевак, все еще торчавших в своем углу.
Аманда с признательностью посмотрела на Хамруктит и села на скамью, слишком потрясенная, чтобы заниматься припасами. На сердце у нее было тяжело: все опасения сбылись, и теперь, когда она живет с Чингу, ей больше нет места среди белых людей. Она больше не заслуживает уважения даже этих грубых солдат, которые и пальцем не пошевелят, чтобы прийти ей на помощь. Она понимала, что от надругательства ее спас лишь страх перед местью Чингу, и готова была провалиться сквозь землю от стыда и обиды.
Так она и сидела, сетуя на жестокую судьбу, пока ее раздумья не прервал внезапный взрыв хохота, которому вторило визгливое женское хихиканье. Аманда моментально очнулась, вскочила и подалась вперед, «Этого не может быть! Этого не может быть!» — кричало все у нее внутри. Словно в ответ на этот отчаянный крик, в дверях появилась рослая широкоплечая фигура, шагнувшая через порог. Его огромная сильная рука небрежно лежала на талии маленькой вертлявой брюнетки, явно восторгавшейся своим кавалером.
Аманда, слишком потрясенная, чтобы заговорить, просто вышла на середину комнаты и встала перед шумным верзилой. Их взгляды встретились, и обоим показалось, что все вокруг замерло, что окружающий мир перестал существовать. Адам наконец пришел в себя, с радостным воплем ринулся вперед и обнял Аманду.
— Аманда! Аманда, милая!.. — повторял он, до боли прижимая ее к груди, все еще не веря, что снова видит ее живой и здоровой. В такой момент храбрый разведчик не в силах был таить свою любовь, и слова полились сами собой: — Сколько раз я мечтал об этой встрече, и вот ты здесь, со мной, и больше я никуда тебя не отпущу…
Не успела Аманда собраться с духом, чтобы что-то ответить, как мягкие, улыбающиеся губы приникли к ее губам, и все попытки протестовать заглушил жаркий, страстный поцелуй. Вызванная встречей с Адамом буря чувств застала Аманду врасплох, и она, позабыв обо всем на свете, отвечала на его поцелуй так же страстно и сама не заметила, как прижалась к нему всем телом и обняла за шею.
Огромное тело Адама била крупная дрожь, но он нашел в себе силы отстраниться. По-прежнему прижимая Аманду к себе, он разглядывал ее дорогое, любимое лицо. Его громкий голос упал до хриплого шепота, когда он заговорил опять:
— Аманда, я чуть не сошел с ума, когда узнал, что тебя захватили индейцы. Я просто не верил, что такое возможно! И без конца клял себя за то, что оставил тебя без присмотра, Я несколько недель не вылезал из лесу, но так и не нашел никаких следов. Никто не знал даже имени того индейца, который тебя похитил! Но теперь ты здесь, со мной…
Аманда, вслушиваясь в сбивчивую речь, опустила голову ему на грудь и с наслаждением вдохнула такой знакомый запах, приносивший покой и утешение измученной душе. Окружающее перестало существовать, и она блаженно затихла в кольце сильных, надежных рук, а он продолжал шептать ей ласковые слова и гладил по спине. Легкий вздох облегчения сорвался с ее уст. Она открыла глаза и через плечо Адама увидела, как неслышно к ним приближается Чингу с кинжалом наготове, с бешеной ревностью в черных, глубоких глазах.
— Чингу, нет! — выкрикнула она с отчаянием, едва успев остановить его перед последним броском и дав Адаму возможность встретить опасность лицом к лицу.
В следующее мгновение Аманда оказалась между двумя мужчинами и вцепилась в смуглую руку, сжимавшую кинжал.
— Чингу, пожалуйста, не надо! — молила она. — Спрячь свой кинжал! Ведь я обязана этому человеку жизнью! Я рассказывала тебе о нем, помнишь? Пожалуйста, убери кинжал!
Чингу, не скрывая ярости и ревности, неохотно убрал кинжал. Соперники с ненавистью смотрели друг на друга.
— Чингу, — дрожащим от страха голосом продолжала Аманда, — это же Адам Карстерс!
Адам перевел взгляд с Чингу на Аманду, заметив, как по-хозяйски обращается с ней индеец.
— Адам, познакомься с Чингу, — неуверенно пробормотала Аманда и замолкла, не зная, что еще сказать.
— Так это он похитил тебя из форта Эдуард, Аманда? — В голосе Адама послышалась угроза. Он оценивал силы стоявшего перед ним дикаря.
Аманда кивнула. Она судорожно выискивала способ по мирному завершить эту стычку — и невольно сравнивала стоявших перед ней мужчин. Чингу, хотя и не мог пожаловаться на рост, уступал Адаму по меньшей мере четыре дюйма. Его мускулистое легкое тело могло показаться чуть ли не хилым по сравнению с массивной, широкоплечей фигурой Адама. Но когда индеец стоял вот так, лицом к лицу с соперником, сгорая от ревности, полыхавшей во взгляде пронзительных черных глаз, он выглядел не менее грозно. Аманда не сомневалась, что каждый из них опасен по-своему и, если случится драка, шансы на победу будут примерно равными. Она боялась за обоих и сама не знала, за кого больше.
— Ты похитил эту женщину из форта Эдуард как заложницу, Чингу, — сдерживаясь из последних сил, заговорил Адам. — И я готов заплатить тебе за нее выкуп. Назови свою цену, и ты получишь все сполна.
— Эта женщина не заложница, — надменно произнес Чингу. — Она моя жена!
Адам не веря своим ушам покосился на Аманду, чей смущенный вид и потупленный взгляд стали молчаливым подтверждением слов Чингу.
— Ну что ж, тогда я готов купить ее как твою жену. — Звучный голос Адама дрогнул при этих словах. — И на полученные деньги ты сможешь приобрести себе не одну, а много жен!
Чингу еще более презрительно поднял подбородок, положил ладонь Аманде на живот и спросил:
— Может, ты заодно заплатишь и за моего ребенка, который растет у нее в утробе?
Адам снова оглянулся на Аманду в поисках подтверждения столь невероятной новости — и снова обнаружил ее потупленный взгляд. Слезинка появилась в уголке глаза и проложила блестящую дорожку на ее нежной бледной щеке, Адам, помолчав, ответил:
— Да, я заплачу. Она родит этого ребенка, а у тебя будет еще много детей от других жен, которых ты сможешь купить.
— И ни один из них не будет равен тому, который родится у нас с Амандой, — надменно отрезал Чингу. — Адам Карстерс, ты понапрасну тратишь слова, — продолжал он. — Аманду приняло как свою мое племя. Моя жена как любая абнаки вольна когда угодно уйти от меня к другому мужу. Почему ты не спросишь у нее самой, что она выберет?
Адам заметил, как Аманда посмотрела на Чингу. Ему ничего не оставалось, как поверить, что все сказанное заносчивым дикарем — правда. А Аманда, так ничего и не прочитав в непроницаемом взгляде Чингу, обернулась к Адаму, навстречу его сияющим, любящим глазам, смотревшим ей в самую душу. Но в ту же минуту ей вспомнилась грубость французских солдат, оскорбивших ее на этом самом месте. Руку она положила на живот, стараясь защитить ребенка, шевельнувшегося у нее под сердцем. Нет, она не хочет обречь свое дитя на унижение, которому наверняка подвергнут его в будущем самодовольные белые люди. Она не должна думать о себе. Даже если Чингу и правда позволит уйти. Отныне и навсегда ее чувства, какими бы они ни были, не играют никакой роли. Прежде всего она обязана думать о ребенке, который вдруг напомнил о себе отчаянными и даже болезненными толчками. «Не бойся, — мысленно обратилась она к своему нерожденному малышу, — я не поступлю так с тобой!»
Но труднее всего было посмотреть в глаза Адаму и своими руками разрушить надежду, сверкавшую в его взгляде. Чувствуя, что вот-вот заплачет, Аманда еле слышно промолвила:
— Прости, Адам, но уже слишком поздно что-то менять. Уже почти пять месяцев мы с Чингу муж и жена. Я живу в его вигваме, я делю с ним ложе, а теперь еще и ношу в себе его ребенка. — Непослушные слезы все же переполнили ее огромные синие глаза и полились по щекам. — Прости, что приходится обижать тебя отказом, но теперь мне нужно думать о ребенке и о том, чтобы у него был отец. Пожалуйста, Адам, прости! — Она отвернулась, заглянула в каменно-неподвижное лицо Чингу и позволила ему увести себя прочь. А Адам так и застыл на месте, провожая глазами индейца и прекрасную белую женщину, столь внезапно лишившую его покоя и радости жизни простыми словами: «Слишком поздно, Адам, слишком поздно…»
Они уже давно исчезли, а он все смотрел им вслед, повторяя про себя роковые слова. Наконец он очнулся и ринулся вон, не в силах более оставаться на месте и не обращая внимания на французских солдат, оказавшихся свидетелями всей сцены. Ему не было никакого дела и до их подгулявшего дружка, который вернулся на склад как раз в тот момент, когда Аманда отказалась от предложения Адама, и долго буравил ей спину налитыми кровью, наглыми глазами.
Но Анри остановил разведчика на пороге и громко посоветовал:
— Да вы не жалейте, месье, что пришлось с ней расстаться! После того как ее лапали эти вонючие дьяволы, ни один белый мужчина на такую не позарится! А ей-то, кажись, и вовсе пришлось по вкусу быть индейской подстилкой!
Слова француза резко и безжалостно вернули Адама с небес на землю, и кровь бросилась ему в голову. Не проронив ни звука, он размахнулся и ударил по губам, с которых сорвались непотребные слова о его возлюбленной. Сила руки юного гиганта была такова, что пьяница отлетел к стене и без чувств сполз на пол, обливаясь кровью, заструившейся из разбитого рта.
Адам, не потрудившись даже оглянуться, шагнул наружу и направился в каморку, которую занимал обычно во время коротких визитов в форт Карильон. Там он одетый рухнул на кровать и уставился в потолок. Ему нужно было подумать. Ему нужно было крепко подумать. Ему нужно найти способ как-то ее освободить. Только не отчаиваться — и способ наверняка найдется, не может не найтись. Он не заставит себя ни поверить, ни смириться с тем, что после бесконечных месяцев поисков и терзаний он нашел ее только ради того, чтобы через пару минут потерять снова, потерять окончательно и безвозвратно.
При мысли о шести месяцах их разлуки Адам горько рассмеялся. Целых шесть месяцев, шесть бесконечных, бессмысленно потерянных месяцев, полных самобичевания и отчаянных, бестолковых поисков, его сердце сгорало от любви и желания, а рассудок терзался мыслями об Аманде, которую удерживает, которую подминает под себя какой-то краснокожий дикарь… Сколько раз он проклинал собственную глупость, заставившую так легко отступить, сдаться только потому, что кто-то успел объявить себя ее женихом! Как он мог не заметить те узы, что возникли между ними тогда, в лесу, — настоящие, неразрывные узы, для которых не имеет значения никакой обряд? С новыми проклятиями Адам вспомнил, как примерно месяц назад сумел-таки убедить себя, что больше никогда не увидит Аманду. Изнемогая от презрения к самому себе, в тот день он решил посвятить жизнь единственной оставшейся у него цели — отомстить за родителей.
Ах, как легко ему удалось снова укрыться за маской беспечного волокиты, прикрывавшей его тайную работу на Британию! Сильное, молодое тело с легкостью выполняло привычные движения — но и только. Ни одна женщина так и не сумела задеть его за живое, и хотя внешне он казался прежним любвеобильным повесой, в груди у него разрасталась сосущая холодная пустота, оставлявшая его безразличным, равнодушным вплоть до нынешнего дня.
Стоило вспомнить то внезапное, безмерное счастье, что охватило его при взгляде на милое, дивное лицо, как от избытка чувств к горлу подступил комок. Какое легкое, податливое у нее тело, какие сладкие, горячие губы! При мысли о том, как Аманда ответила на его поцелуй, как доверчиво приникла к нему и обхватила руками шею, ему хотелось обнимать ее снова и снова и никогда не расставаться…
Ну какой же он был дурак, беспросветный дурак! Ему следовало завладеть ею еще там, в лесу, когда она была целиком в его власти! Сколько ночей он провел без сна, сжимая ее в объятиях! Ребенок, у нее будет ребенок — и никуда от этого не денешься. А ведь тогда этот ребенок был бы от него, от него! Гнев и отчаяние тисками сдавили ему сердце, пока он не застонал от невыносимой боли и в тишине пустой комнаты дал волю слезам. Он рыдал громко, отчаянно, спрятав в ладонях лицо, и повторял без конца:
— О Боже, Боже, я же думал, что потерял ее навсегда!
Следуя за молчаливым Чингу, Аманда поспешила покинуть помещение склада. Не замеченная ими Хамруктит неслышно подхватила ее накидку и пошла за ними. Она набросила одежду на плечи подруге, озябшей на пустынном плацу, по которому они шли к офицерским квартирам. Чингу резко обернулся и только теперь увидел, что Аманда дрожит от холода. Он обнял жену, посмотрел в синие глаза, полные слез и мольбы, ласково вытер слезы и с нарочитой грубоватостью заметил:
— Больше не плачь, Аманда. Слезы не к лицу абнаки.
Остаток дня Аманда провела как во сне. Даже знакомство со столь известной и влиятельной личностью, как маркиз де Монткальм, не поколебало состояния удушающего, холодного безразличия, охватившего несчастную душу после рокового решения, принятого на складе. Машинально отвечая на комплименты, которыми генерал встретил молодую красавицу жену союзного вождя, Аманда едва замечала, что творится вокруг.
Облегчение принесли лишь наступившие сумерки — значит, их визит подходит к концу, а завтра на рассвете они уже будут на пути к дому. Ей хотелось как можно скорее убраться подальше от форта Карильон, места, где ее так жестоко унизили. А еще больше хотелось бежать от памяти об искаженном болью лице Адама. Наконец Чингу повел ее в комнату, которую французы отвели ему как женатому гостю. Дверь за ними захлопнулась, и Аманда с облегчением вздохнула: еще немного, и можно будет забыться во сне.
Чингу молча повернулся к ней и взял на руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45