Этот человек всю свою жизнь провел в бегах, охранял свою тайну и был настолько безрассуден, что не открыл секрета даже своей дочери. Но лучше всего не обладать этими проклятыми сведениями. Если кто-то удостоверится, что вы владеете ими, тогда действительно вам грозит смертельная опасность.
— Идите, — опять приказала Элин Гундерссон, и я начал послушно спускаться в расселину, чтобы посмотреть, нет ли там какого-либо тайника. Без сомнения, Питеркин рассчитал правильно: никому не придет в голову без нужды спускаться сюда, и на его тайну никто случайно не наткнется... Скала была гладкой. Лишь один этот кусок откололся от основной гранитной массы и слегка сполз, вот и все. И на ее совершенно голой поверхности было очень мало трещин, куда можно спрятать что-нибудь. Медленно спускаясь, я сообразил, что нахожусь в природной воронке, широкой вверху, сужающейся книзу и с открытым дном. Я посмотрел на веревку, на которой висел, с внезапным страхом, — а вдруг она перетрется о гранитные края? Ведь, если она лопнет, я полечу прямо через дно воронки в пучину. «Но веревка прочная, она выдержит», — убеждал я себя, оглядываясь вокруг в поисках пакета Питеркина. Он должен быть где-то совсем рядом. И найду я его или нет, я буду единственным, кто знает все.
Я продвинулся вниз. Немного света пробивалось сверху, а вокруг — мрачные серьге тени. Если бы я был Питеркином, то... Белое. Что-то было засунуто в трещину. Что-то будто светилось во мраке. Я протянул руку, но дотронуться не смог. Изменил положение тела и опять попытался дотянуться, но поскользнулся, и сердце подпрыгнуло, когда ноги потеряли опору. Пальцы по-прежнему были слишком далеко от белого предмета. Я качнулся на веревке — и опять неудача. Качнулся еще раз, четыре, пять, шесть раз, туда и обратно. Я пытался схватить этот маленький белый кусочек вытянутой левой рукой. Наконец мои пальцы дотронулись до него, но прикосновение было слишком коротким, а ощущение — странным. Белый предмет в трещине не был холодным. Здесь, внутри гранитных масс, все было промозглым: воздух, сама скала, — холод поднимался снизу. Я стиснул зубы и качнулся еще раз, оттолкнувшись согнутыми в коленях ногами, и схватил его. То, за чем я раскачивался в ледяной воронке между небом и ревущим океаном, было остатками сломанной пластиковой чашки.
Я трижды дернул за веревку, сообщая, что меня можно поднимать. И медленно двинулся вверх к очаровательной белокурой головке Элин Гундерссон, которая свесилась вниз. Когда я приблизился, она спросила:
— Что вы нашли?
Я протянул ей находку. Она схватила, нахмурилась.
— И это все?
— Все, что я смог найти.
— Это положил Кинский?
Я пожал плечами. Откуда мне знать? У Питеркина могла быть с собой фляга и чашка во время одинокого спуска, хотя в это я не верил. Он не любил комфорта, старина Питеркин. Тщательные приготовления — это да, а фляга с кофе — нет.
— Как же это туда попало? — Элин осторожно вертела в руках остатки чашки, будто на ней могла пропустить какое-то послание.
— Кто-то уронил ее сверху, — предположил я. — А может быть, занесло огромной волной, и она там застряла.
Она с сомнением покачала головой.
— А может, забросило туда ветром? Сильный ветер способен и человека поднять в воздух, не то что пластиковую чашку... — Я невольно замолчал.
Через плечо Элин Гундерссон я увидел судно, показавшееся из-за Зеленого Острова в полутора или двух километрах. Судно было мне знакомо, я сразу понял — это «Леди Аброльос», там Алекс и Джо Хэг. Они помогут.
Элин перехватила мой взгляд и тут же сообщила по переносной рации. Через мгновение рядом с «Леди Аброльос» появилась в воде темная масса. Это была подводная лодка. Судно Алекс оказалось теперь в ловушке.
— Для вас нет никакой надежды спастись, — сказала Элин Гундерссон.
Она положила остатки чашки в карман и достала фонарик.
— На этот раз спустимся вместе.
Итак, самое важное — выжить, как говорят умные люди, поэтому я послушно приготовился к спуску.
Чтобы замедлить движение вниз, надо дернуть за веревку два раза, чтобы подняться наверх — три раза. Я дернул дважды и начал спуск. Элин была рядом и освещала скалу фонариком. Мы спускались все ниже и ниже. Она висела на расстоянии около полуметра к не обращала внимания на меня, была занята веревкой и фонариком. И опять мне пришла в голову мысль убить ее. Конечно, в этой дыре я, висящий на конце веревки, идеальная мишень. Хуже всего то, что люди наверху могли просто отпустить веревку. Тогда мне никогда не выбраться, там, на дне расщелины, я и умру. Элин Гундерссон светила себе фонариком, обследуя все уголки. Через некоторое время она толкнула меня. Я посмотрел на нее.
— Ничего нет?
— Нет, насколько я могу видеть.
— Но ведь это Нос Веллингтона?
— Одна его сторона, — уточнил я. — Есть еще одна расселина.
Она посмотрела на меня, сжав губы от разочарования.
— Тогда отправимся туда. Не будем терять время.
Прежде нам нужно было подняться наверх. Я огляделся. Увидел и команду Элин Гундерссон, и «Леди Аброльос» в океане. А над нашими головами на краю скалы лежали веревки. Чтобы добраться до другой расселины, необходимо было сначала подняться вверх на три или три с половиной метра. Я располагался на скале чуть выше Элин. И все-таки она пошла первой. Я последовал за ней со страхом. Есть веревка или нет ее, но вокруг пустое пространство, падение означает смерть. Я прижимался к скале. Краем глаза видел, что Элин Гундерссон достигла расселины и забирается внутрь. Я еще не успел последовать за ней, поверхность скалы была передо мной как на ладони. Я повернул голову, собираясь лезть вслед за Элин, и вдруг что-то насторожило меня. На серой поверхности скалы был участок другого оттенка, другой структуры. Я присмотрелся. Да это же цемент! Питеркин приволок с собой мешок цемента, чтобы замаскировать свое послание. Удивительный человек. Один над бездной без помощника бетонирует что-то в скале. Что за идиот!
Если я расскажу о своей находке Элин, она, может быть, освободит Джейн. В голове роились различные мысли. Неподалеку подводная лодка, возможно, та же самая, где я уже побывал. Тогда угрожали, что меня отправят во Владивосток! Ничего не может быть проще, чем погрузить нас с Джейн на борт, увезти на север. Или убить. Это вполне вероятно. Мисс Элин с ее тяжелым взглядом и тонкими поджатыми губами милосердие чуждо.
Нужно сохранить секрет. Он находился здесь столько лет, и лучше оставить его на месте.
Элин прикрикнула на меня, приказав поторопиться. Я подчинился.
— Вы должны опять спуститься вниз, — сказала русская.
Она посмотрела в расселину, я сделал то же самое. Эта расселина имела форму неправильного треугольника. Одной стороны у этого треугольника не существовало — там было открытое пространство и плескался океан. Небольшая ошибка — и произойдет несчастье.
— Подумайте о себе, мистер Клоуз. И пошевеливайтесь!
Я начал медленно спускаться под пристальным взглядом русской женщины, делая вид, что изучаю поверхность скалы. На самом деле мне ничего не нужно было искать: я уже знал, где спрятано послание Питеркина.
— Дальше! — прокричала она. — Глубже в расселину!
Я продвигался вниз, присматриваясь и прислушиваясь, потому что в этом месте полно различных звуков. Я раскачивался, крошечное беспомощное человеческое существо, на конце тонкой веревки, и все мое внимание сосредоточилось на реве волн, завывании ветра, голосе Элин Гундерссон, говорящей что-то по рации. Я взглянул на нее снизу вверх и в то же мгновение услышал звук, не похожий на другие. Его никому не удастся описать. Этот звук я не слышал со времен своего детства, но забыть его невозможно. Сообразив все в долю секунды, я крикнул ей:
— Спускайтесь вниз! Громадная волна! Скорее!
Я видел, как она крутила головой из стороны в сторону, не понимая, о чем я ее предупреждаю, а звук все нарастал.
— Прыгайте! Прыгайте! — кричал я.
Она смотрела на меня подозрительно. Что она увидела, что ее убедило, я никогда не узнаю. Но внезапно Элин Гундерссон прыгнула, повиснув на веревке. И тотчас вся мощь океана поднялась против нас. Волна обрушилась в расселину, сметая все на своем пути. Я вжался в скалу. Элин протянула мне руку, а сверху на нас, как скоростной лифт, неслась масса воды. Моя рука на какую-то секунду ухватила ее за рукав, но тут вокруг нас закипел океан. Рукав выскользнул из моих пальцев. Ради своего спасения я старался забиться в угол расселины. В следующий момент для меня перестало существовать все в мире, кроме этой ужасной силы. Я ничего не слышал, не видел, не понимал, только старался поглубже забиться в спасительный угол.
Огромная волна вздыбилась, на несколько секунд словно замерла, затем, как Ниагарский водопад, начала падать, увлекая за собой все, что смогла захватить. Вода ослепила и тащила с собой, оглушила, было нечем дышать. Если веревка не выдержит, волна унесет меня в океан. Я собрал последние силы, чтобы удержаться. Это продолжалось секунды две, и я выдержал. Затем все прошло. Океан был подобен генералу, нанесшему мощный удар, после которого остается пустое поле битвы, где ни одного живого врага, только поверженные.
Элин покачивалась в воздухе. Ее веревка, обхватившая талию, тоже выдержала! Она находилась в горизонтальном положении и выглядела немного странно. Я начал приближаться к ней. Из пореза на лице струилась кровь, одна рука и нога неестественно вывернуты... Я предположил, что она мертва, поймал ее за куртку, притянул к себе, положил руку на горло. Но не смог прощупать даже пульса. Я смотрел на красивое, очень бледное, обрамленное золотистыми волосами лицо и думал о том, что ее жизнь оборвалась. Но вдруг ее ноздри дрогнули. Она дышала.
Я испытал короткий прилив разочарования, даже злости. Если бы океан убил ее, я мог бы оставить ее здесь. А теперь...
Было невероятно трудно, упершись ногами, притянуть к себе ее безжизненное тело, связать вместе обе веревки и дать сигнал, чтобы нас поднимали. Я подергал за веревку.
Никакого ответа. Если людей ее команды смыло, мы погибли. Спастись от такой волны можно лишь на луне, как любил повторять мой отец. Без посторонней помощи отсюда не выбраться. Я подергал опять, сообразив, что веревки все еще на страховке. Пока я думал о нашей судьбе, до меня дошло, что у нее где-то должна быть рация, если только ее не сорвало волной. Я поискал, рации не обнаружил. Но пистолет Макарова был на месте, и я взял его. Я проверил ее левый карман и, должно быть, причинил ей боль, потому что она застонала, хотя и была без сознания. Но приемник все-таки лежал в кармане, и я тоже взял его. Через минуту нас начали поднимать. Все усилия и все внимание я сосредоточил на том, чтобы уберечь Элин от новых травм. Люди наверху тянули нас рывками, и это причиняло ей боль. Когда до вершины осталось немного, я включил рацию, услышал щелчок — она заработала — и сказал:
— Медленнее, ради Бога! Она ранена!
В ответ услышал ворчание: «Не понимаем по-английски». Попробовал сказать то же самое по-немецки. Опять такое же ворчание. Последней надеждой был французский. Вроде бы ничего не произошло, но подъем прекратился. Мы достигли края расселины. Я был готов ко всему, даже к новой гигантской волне, хотя через столь короткий промежуток времени это было маловероятно. Я еще раз попробовал включить рацию, чтобы услышать какой-нибудь ответ, как вдруг наверху раздался какой-то шум, показался ботинок, потом нога и наконец появился человек. Он не разговаривал, но знал свое дело. Мы привязали руки Элин к бокам, связали ноги и осторожно втянули ее на веревке наверх.
Я подумал, что даже если бы не сделал больше ничего, я уже заработал свободу для себя и для Джейн. Я опять был на вершине, наблюдал за океаном в лучах солнца и незаметно осматривался вокруг, пытаясь обнаружить Джейн, но ее нигде не было видно. Человек со светлой бородой не обращал на меня внимания, он разговаривал по рации, возможно, с подводной лодкой.
Русский остановился передо мной, пытаясь мне что-то объяснить жестами. Я понял. Элин Гундерссон нужно спустить в лодку. Все достаточно просто.
Они торопились. Состояние Элин Гундерссон было серьезным, и они хотели поскорее увезти ее. Я услышал рев двигателя.
Элин, все еще без сознания, лежала на граните, сверху ее укрыли курткой. Она была очень бледной. «Сотрясение мозга или еще что похуже», — подумал я. Видимо, волна сильно ударила ее головой о скалу.
Мы ждали. Я взглянул на часы. Еще не было 7.30. Ярко светило солнце, голубел океан, дул легкий ветерок. Джейн нигде не было.
Через несколько минут я опять услышал шум двигателя. К нам бежали люди, один из них, по-видимому, врач. Элин Гундерссон обследовали внимательно, но быстро. Наложили шины, положили на носилки и стремительно понесли. Доктор шел рядом.
Я остался на месте. Никто со мной не разговаривал. Все были заняты эвакуацией Элин.
Два оставшихся человека сматывали веревки. Все явно собирались уезжать. Мне никто ничего не говорил и не приказывал. Я поспешил к машине. Доктор закрывал дверь, горя нетерпением поскорее уехать. Я кинулся к нему и спросил:
— Вы взяли в плен женщину. Где она?
Он обернулся и с недоумением посмотрел на меня. Светлобородый встал передо мной и сказал:
— Уходи, или мы тебя убьем.
Я схватил его за плечо.
— Я спас ей жизнь! — И добавил: — Свою женщину вы получили. Где моя?
Он ничего не ответил, — похоже, использовал весь свой словарный запас английского языка — и с силой оттолкнул меня. Я уцепился за его куртку. Он сгреб меня в охапку и швырнул на землю. Все быстро сели в машину. Лежа, я вытащил из кармана пистолет Макарова, прицелился в ближайшую шину и выстрелил.
Они все высыпали из машины, я вскочил на ноги.
— Где она? — кричал я, размахивая пистолетом. — Что вы с ней сделали?
Светлобородый ругался. Он ругался по-русски, но я это уже слышал и не испугался. Затем один из людей кинулся в машину, достал винтовку и направил ее на меня. Я видел темное отверстие ствола, его правую руку на спусковом крючке... Я выстрелил в него и промахнулся, выстрелил еще раз и снова промахнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29