— Я думаю, нам лучше вести себя как все туристы, — заметила майор Страт, повернув сверкающий автомобиль доктора на Принсесс Ройал-Драйв и остановившись у брига «Амити». Я заплатил за вход из денег Питеркина, и мы взошли на борт. Это было маленькое судно, копия доставившего сюда первых поселенцев. Тогда, в 1826 году, на судне прибыли сорок пять человек. А сегодня, когда на борту находились лишь мы с Джейн да пожилая дама, корабль показался ужасно тесным, одному Богу известно, как они все поместились. И конечно, глиняный лист был спрятан не на нем, там просто не было места, куда можно было бы хоть что-нибудь спрятать.
— Куда теперь? — коротко спросила Джейн.
* * *
Мы отправились в восстановленную старую тюрьму. Я вспомнил, как мой отец, бывало, грозился запрятать меня туда. Он никогда этого не сделал бы, но в детстве эти гранитные стены всегда удерживали меня на праведном пути.
После тюрьмы мы отправились в краеведческий музей — филиал замечательного регионального музея. Листа там не было, во всяком случае насколько мы с Джейн могли заметить. А мы смотрели внимательно. Когда показываешь кому-нибудь места своего детства, охватывает странное ощущение. Даже самые знакомые места в присутствии Джейн смотрелись иначе, я видел их если не другими глазами, то в новом ракурсе. Теперь я понимал, что Олбани, который больше половины моей жизни казался целой вселенной, на самом деле просто маленький городок. Оживленный, гордый и богатый историей, природными красотами, но маленький. И от сознания этого стало очень обидно. Я уже видел Лондон и Рим. Рядом с ними даже клокочущий Перт всего-навсего провинциальный городишко. Но такой же красивый, как Олбани.
Мы не увидели никаких листьев и ничего, что бы открывалось «к себе» или «от себя» до тех пор, пока не оказались на бывшей почте, а ныне ресторанчике, на полированных дверях которого красовались медные таблички с этими самыми словами. Мы их заметили, подтолкнули друг друга, тщательно обыскали зал, но нашли только по чашке кофе. Подкрепившись, отправились в Ванкуверский центр искусств. Олбани был очередным открытием капитана Джорджа Ванкувера, учившего навигации самого капитана Кука, чье имя осталось в названиях специализированных магазинов по всему свету, даже вдали от места, где он родился.
Мы осмотрели все туристские достопримечательности и остались довольны как всем увиденным, так и, чему я был особенно рад, обществом друг друга.
— Куда теперь? — бодро спросила Джейн.
— Пожалуй, познакомлю тебя с Гэпом, — сказал я.
— Ладно. Куда идти?
Я показал.
Она спросила, правда довольно спокойно:
— Не там ли находится...
— "Мир китов"? Точно.
Я почувствовал, что Джейн никуда не хочется идти, и я решил, что ей пошел бы на пользу морской воздух. Поэтому, отложив поездку на Чейниз-Бич, мы отправились на морскую прогулку по заливу, то есть вдоль гавани Принсесс Ройал. Естественно, ничего похожего на самодельные глиняные листья мы не обнаружили, хотя я хорошенько осмотрел лодку, в то время как Джейн всматривалась в берег. На обратном пути к городскому причалу я сказал:
— Я думал о Питеркине.
— Ты считаешь, что мы ничего не найдем?
Я покачал головой:
— Здесь есть только одно место, которое соответствует его стилю.
— У него был стиль?
— Слово, может быть, не то, если под стилем подразумевать модные картины и всякие скульптурные украшения в доме. Это что-то большее. Ну... у него был стиль жизни.
Джейн кивнула:
— Ты говорил об этом в Лондоне. Расскажи снова. Может быть, это наведет на стоящую мысль.
Я начал:
— Большой человек. Сильный физически. До определенной степени независимый, и мы знаем почему. В той же степени скрытный — и об этом мы тоже знаем. А здесь, в Австралии, с тех пор как приехал, жил более или менее в отдаленных местах и занимался физическим трудом, в основном неквалифицированным. Все время переезжал с места на место, тоже по известным нам причинам. Был ловцом жемчуга в районе Брума, работал в эвкалиптовых и прочих лесах, на животноводческих фермах на севере, рыбачил в районе Джералдтона. И вот что я подумал...
— Что он ходил на ловлю китов? — быстро сказала Джейн.
— Да, он никогда мне об этом не говорил. Но это работа в его стиле. Видишь тот мыс? Как раз за ним залив Френчмен, и там Чейниз-Бич — китовая база. Перт — самый удаленный из крупных городов мира, он находится на расстоянии двадцати тысяч километров от другого большого города. А от Перта до Олбани четыреста двенадцать километров.
— Сколько это в милях?
— Примерно двести пятьдесят. Ты же инженер! Теперь смотри: залив Френчмен находится далеко даже от Олбани, такая небольшая благополучная колония. Во всяком случае, была такой, когда я ее знал. И мужчина-китобойцы почти все время находились на китобойных судах.
— Удаленных даже от китобойных баз! — подсказала она.
— Вот именно.
— Сохранились ли у кого-нибудь архивы?
— Может быть, но я думаю, они нам не нужны. «Олбани — тяни — толкай», — вот что написано на глине. Мы сейчас в Олбани, и могу поспорить на что угодно, он оставил лист на китобойной базе. Это была знакомая ему территория.
Лодка подошла к причалу, и матрос помог пассажирам выбраться на берег. Мы вернулись к «лендроверу» и сели в машину.
— Показывай дорогу, — сказала Джейн.
Я повиновался, и она добавила:
— Кто-нибудь следил за нами, как ты думаешь?
Я покачал головой.
— Я тоже не думаю. — Джейн слегка дернула плечом. — Но с трудом верится, что нам удалось уйти, ведь верхом мы двигались очень медленно.
— Западная Австралия огромна, ее трудно обыскать всю.
— Они обязательно будут разыскивать нас, — сказала Джейн. — Для них это очень важно.
Глава 18
Охота на китов прекратилась в 1978 году. Теперь охотятся на доллары туристов и получают их. Странно, но весь мир испытывает что-то вроде отвращения к убийству китов, и в то же время нет недостатка в людях, которые желали бы увидеть орудия их смерти. Так же, как в лондонском Тауэре: чтобы увидеть топор палача и плаху, стоят огромные очереди, а там, где показывают оружие, народу меньше.
Покупая билеты в «Мир китов», можно поглазеть на висящую там схему, предварительно ознакомиться с такими объектами, как разделочная палуба, подъемник туш, палуба, где их свежевали и добывали ворвань и внутренности.
Прослушав объяснения о технологическом процессе, можно прогуляться по берегу, стараясь не просмотреть резвящихся в заливе китов и дельфинов. Экскурсии отправлялись каждые сорок минут, и мы присоединились к одной из них.
Технология промысла, о котором нам рассказывали, была очень проста: в пятидесяти километрах от берега, на континентальном шельфе, киты кормились на своих пастбищах. Высылался самолет, который находил скопления китов и по радио вызывал китобойное судно, оснащенное гарпунной пушкой. Туши буксировали в залив Френчмен, рубили и варили. Жир из головы животного был такой чистоты и качества, которые невозможно получить из других источников, будь он животного или растительного происхождения. А остальное, то есть мышцы, кости, внутренности и хрящи, — все перерабатывалось. По прошествии полутора десятков лет, когда промысел заглох, бездействующее металлическое оборудование начало разрушаться из-за ржавчины и яри-медянки, старые деревянные палубы — под воздействием дождей и ветров.
Когда экскурсия закончилась, мы с Джейн еще походили одни, без экскурсовода, пытаясь определить, где Питеркин мог спрятать лист.
У входа в перерабатывающий цех я сердито заметил:
— Не положил же он его в один из этих проклятых огромных бункеров. В них нельзя проникнуть.
Джейн задумчиво посмотрела на следующую экскурсионную группу.
— Джон, видишь того мужчину в синем?
— В бушлате?
Она кивнула.
— Похож на одного из тех двоих, что были вместе с русской женщиной на концерте.
Я поглядел. Он, несомненно, походил на моряка и, несмотря на жару, был одет в теплый синий бушлат. Кроме того, у него был низкий узкий лоб.
— Не могу сказать, что его лицо мне знакомо, — заметил я.
— А я думаю, это он, — сказала Джейн.
— Насколько ты уверена?
— Совсем не уверена. Это ощущение. Будто мороз по коже.
— Давай уйдем.
— В таком маленьком месте, как Олбани, идти особенно некуда, — справедливо заметила она. — Городок слишком маленький, чтобы в нем спрятаться, поэтому нас и нашли. Вопрос в том, что они предпримут.
— Ничего, — сказал я. — Потому что ничего не изменилось, ведь так?
— Мы не нашли ответа на проклятую загадку Питеркина, и, пока не найдем, они ничего не посмеют сделать, чтобы не подвергнуть нас опасности.
Джейн задумалась.
— Будет совсем другое дело, когда мы найдем, правда?
Я промолчал, и она продолжила:
— Я не имею права прекращать поиски. А ты не обязан мне помогать. Мне кажется, стряпчие ведь не дают клятвы.
Я ответил с пафосом:
— Это вопрос справедливости, а не шпионажа!
* * *
Мы отправились назад, в город. Вскоре справа показался знак, указывающий на узкую боковую дорогу, ведущую в Гэп.
— Нет, только не сегодня, — запротестовала Джейн.
Я ничего не ответил, но она была абсолютно права: когда смотришь вниз на огромные бурлящие волны, накатывающиеся на Гэп, меньше всего хочется думать, что сзади тебя мог притаиться враг. Насколько мы могли судить, пока за нами никто не следил.
Вечером делать было, в общем-то, нечего. Мы поехали через перешеек у Кингз-Пойнт в ресторан, знакомый мне чуть не со дня рождения, чтобы попробовать экзотических блюд.
— Только не бифштексы из китового мяса! — предупредила Джейн.
— Бифштексов из китового мяса не будет, — пообещал я.
Мы заказали бифштексы из местной говядины и пили каберне, тоже местное, темно-красное и приятно крепкое. Когда мы уже заканчивали, дверь в зал открылась, я оглянулся и увидел входящего парня. Его лицо было чем-то знакомо. Он поймал мой взгляд и подошел прямо к нам, протянул руку и сказал:
— Ах ты, негодяй!
Это жизнерадостное австралийское приветствие и его голос подсказали мне, кто это. Я пожал его руку.
— Кстати о негодяях, — заметил я, — где ты пропадал последние десять лет?
Это был замечательный человек, и звали его Крейг Бриндел. Удивительно, что он вообще дожил до седых волос. Он был местным летчиком-смельчаком. Еще мальчишкой за один фунт совершал полеты над бухтой. Кроме того, обожал компании мальчишек. Если у кого-нибудь ломался велосипед, он не только чинил его, но и показывал, как это делается, помогал склеить воздушный змей и запустить его высоко в небо, учил бросать бумеранг, ловить рыбу и потрошить ее...
Он рассказал, что после смерти жены десять лет жил в Юкле. Один из его сыновей стал зубным врачом, и ему потребовалось помещение, поэтому Крейг переехал назад в Олбани, по которому все время скучал.
Я познакомил его с Джейн и предупредил, чтобы он не обзывал ее, потому что она англичанка и вообще хорошо владеет ударом слева. Джейн сразу же почувствовала к нему расположение. Позже, когда мы разговорились, она сказала, что мы побывали в «Мире китов».
— Я обслуживал двигатели их самолетов-разведчиков, — сказал Крейг Бриндел. — Случались зимы, когда это было почти единственной работой, которую можно было найти.
Он рассказал немного о ловле китов, немного о ловле рыбы, немного о работе зубного врача. Он мог говорить почти обо всем и, казалось, знал почти все. Был осведомлен и о Королевских инженерных войсках, в которых служила Джейн.
— Служил у них в сорок четвертом, по-моему, это было тогда, на строительстве взлетной полосы.
Джейн была в восторге, Крейг тоже. Они говорили и говорили, и я не скучал с ними. Чуть позднее мне пришло в голову задать Крейгу один вопрос. Я пытался дождаться паузы в разговоре, но они не умолкали, оживленно беседовали о каком-то военно-инженерном лагере на Сейлзбери-Плейн. В конце концов я постучал ложкой по столу, и к нам, спотыкаясь, поспешил официант. Я жестом отослал его и спросил:
— Ты знаешь почти все. Не встречался ли когда-нибудь с человеком по имени Питеркин?
— Знакомое имя, — откликнулся Крейг. — Где это могло быть?
— Возможно, на Чейниз-Бич.
Он зажмурился. Вокруг глаз образовались глубокие морщины, он стал похож на старую черепаху.
— Как он выглядел? Имя такое странное.
— Большой, сильный. Говорил с иностранным акцентом.
Он быстро открыл глаза.
— Так, вспомнил. Он ведь работал здесь, на фабрике? Большой, стеснительный парень, никогда ни с кем не разговаривал. К тому же сильный, черт.
— Но вы, наверное, не знаете, чем он занимался? — спросила Джейн.
— Сдирал с китов шкуру. Дайте вспомнить... Это был год 1976, может быть, 1977. Да, точно, он стоял там на палубе с... Вы видели когда-нибудь топор для сдирания шкуры? Длинный такой, с чертовски острым лезвием на конце...
— Сегодня видели, — сказала Джейн ровным, как мне показалось, слабым голосом. — Но вы ведь не знали Питеркина?
— Нет, нет. Я думаю, его никто не знал. Он в городе пробыл недолго. Мало где бывал. Большую часть времени проводил там, на Чейниз-Бич. Господи, какой он был стеснительный. На кой шут он вам понадобился?
Я ответил:
— Он умер. Я — его адвокат. Маленькое наследство, вот и все.
Крейг Бриндел кивнул:
— Он всегда работал в полную силу, могу подтвердить. Техническим обслуживанием я обычно занимался по вечерам, и если мне требовалась помощь, на него всегда можно было рассчитывать. Никогда не сидел по пабам, никогда! Но до чего же неразговорчив! Можно было пробыть с ним целый час и не услышать от него ни слова.
Я подумал о том, что хотя бы по крайней мере одна информация подтвердилась. Питеркин действительно работал на Чейниз-Бич, поэтому появились основания предполагать, что лист находится где-то там.
Эти мысли отвлекли меня от разговора, и я словно сквозь туман слушал, как Джейн оживленно болтала со стариной Крейгом. У нее это получалось очень здорово. И вдруг я услышал, как она спокойно спросила, какие у них были самолеты. «Зачем, — пронеслось у меня в голове, — ведь мы это уже знали. Мы видели их сегодня днем».
И старина Крейг так же спокойно ответил ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29