Ресницы Фанни затрепетали, и дядя Эдгар радостно вскричал:— Смотрите! Она выглядит восхитительно. Разве не так, любовь моя?Он издал свой горловой смешок и потрепал жену по щеке.— Я надеюсь, что вы будете выглядеть так же великолепно, когда я в следующий раз подарю вам какую-нибудь драгоценность. А, моя дражайшая? — У него был игривый тон, который означал, что он в очень хорошем настроении. — Ну конечно же. Вы всегда хорошо выглядите в подобных случаях. Это одна из наиболее очаровательных и предсказуемых черт прекрасного пола. А теперь, Фанни, — его голос изменился и стал сугубо деловым. — У вас только пятнадцать минут, чтобы переодеться, прежде чем Трамбл будет ждать. Поэтому бегите и посмотрите, готова ли также и Ханна. 3 Даркуотер… Это название произошло из-за особо темного цвета воды во рву, который окружал дом в прошлом веке. Коричневая почва и низкое серое небо заставляли воду казаться черной. Теперь ров был осушен и лужайка на склоне стала зеленой и невинной, но озеро, блестевшее за тисами и каштанами, имело ту же склонность в пасмурный день превращаться в черный мрамор. Подъемный мост исчез, но фасад из потемневшего кирпича времен Елизаветы, стрельчатые окна и витые дымовые трубы остались. В начале века была проведена основательная реставрация, в доме же еще сохранились огромные печи, винтовые лестницы, великолепные резные дубовые потолки, потемневшие от времени, и небольшие хоры для оркестра, нависшие над длинной столовой.Всего в доме было двадцать спален, не считая помещений для слуг в мансарде. Дом и парк лежали в плавном углублении между холмами. Только из верхних окон были видны заросли вереска. Ветер поверх них дул в дом, который всегда был полон сквозняков и старинных скрипучих звуков.Только в летнее время место выглядело привлекательным. Тогда побитые и искривленные дубы были покрыты зелеными листьями, желтые ирисы качались у берега озера и в воде отражались проходящие облака. Солнце светило через стрельчатые окна дома, и голос ветра терял воющие отзвуки. В комнатах первого этажа стоял старый-старый запах, пропитавший стены, запах ароматической смеси, пчелиного воска, древесного дыма и роз. Тепло солнца усиливало его.Летом Даркуотер был красив. Казалось, что тогда в нем жили более счастливые духи, возможно, именно летние духи.Зимой картина менялась. Сады и парк были безжизненными, голыми и сраженными. Тучи и туман висели около земли. Китайский павильон у озера, построенный тем же Давенпортом, который реставрировал дом — красная и золотая краска его облупилась и потускнела с годами, — выглядел варварским и совершенно чужим. Ветер бил в окна, и тяжелые шторы все время медленно колыхались. В большом камине холла бревна горели день и ночь, и нужно было поддерживать огонь в жилых комнатах и спальнях. С опущенными шторами и зажженными лампами комнаты приобретали уют, который обманывал всех, кроме наиболее чувствительных. Нервные служанки могли пролить воду или рассыпать уголь в коридоре из-за вздувшейся шторы или послышавшегося крика. А иногда это были дети, которые в сумерках боялись длинных коридоров и вскрикивали, если сквозняк тушил свечу. Амелия обычно цеплялась за юбки Фанни. Сама Фанни вспоминала, как когда-то она сделала неправильный поворот и, вместо того чтобы открыть дверь своей спальни, оказалась в совершенно незнакомой комнате с четырьмя столбами, пологом над кроватью и чем-то темным в постели.Она всхлипывала от страха, когда служанка нашла ее.— Это ваша вина, мисс Фанни! Нельзя так убегать вперед, думая что вы умнее всех.— Там есть кто-то в… в постели, — заикаясь, проговорила Фанни.Служанка высоко подняла свечу. Ее мерцающий свет упал на пышное покрывало и длинную подушку. Постель была пуста.— Вы видите! Там никого нет. Эту комнату уже целую вечность не использовали. По крайней мере, с тех пор как я здесь. Надо быть совершенно глупой девочкой, чтобы так испугаться.Но маленькая служанка, ростом лишь немного выше Фанни, и сама была испугана. Фанни поняла это по тому, как дрожал подсвечник в ее руке. Они заторопились назад по коридору, с правильным поворотом к комнате Фанни. Маленькая и узкая, она расположилась рядом с комнатой Амелии и детской.Именно тогда Фанни начала в шуме ветра слышать посторонние звуки, голоса, смех, иногда даже шаги.Отчасти это была вина леди Арабеллы, которая нередко рассказывала детям перед сном неподходящие истории. Обычно она начинала невинную волшебную сказку, а затем, когда внимание троих детей уже было захвачено, рассказ понемногу становился неописуемо зловещим, тем более что сама леди Арабелла оставалась такой же полной и уютной на вид. Только в ее глазах было заметно непонятное ликование. Это были волчьи глаза, высматривающие подходящую голову овечки.Амелия обычно начинала хныкать, и ее приходилось утешать леденцами. Фанни никогда не плакала. Однажды она просто закрыла уши пальцами, и леди Арабелла засмеялась с чем-то вроде легкого удовлетворения. Но большей частью Фанни увлекалась и зачарованно слушала. Она не всегда могла съесть после этого свой леденец и клала его в карман передника, чтобы насладиться им в более спокойное время. Конечно, Джордж, как старший и мальчик, никогда не показывал нервности или страха, но было примечательно, что теперь, в расстроенном состоянии здоровья, ночью у него бывали кошмары, он кричал, но ему чудилось не нападение казаков, а человеческая голова под невинной коркой пирога или выходящая из гардероба и разгуливающая в сумерках одежда.Джордж теперь был чересчур взрослым, чтобы его можно было утешить леденцами. Вместо этого он держал около своей постели бутылку бренди. По рекомендации врачей.Когда Эдгар Давенпорт купил Даркуотер, примерно три года спустя после своей свадьбы, леди Арабелла приехала, чтобы сделать этот дом также и своим. Она не была заинтересована в том, чтобы разделить с молодой парой весьма скромное поместье в Дорсете, и резко возражала против выхода ее дочери замуж за молодого человека, который, по ее мнению, ничего собой не представлял. Сама она была дочерью графа и думала, что Луиза могла бы добиться в жизни гораздо большего. Но дочь была не очень красива, и, так как муж леди Арабеллы промотал ее состояние, а затем пил до самой смерти, шансы Луизы на удачное замужество значительно снизились. В двадцать три года она была счастлива выйти за Эдгара, так как это, скорее всего, была ее единственная возможность создать семью. И, в любом случае, пусть он был скромным и не обладал яркой внешностью, все же Эдгар был приятным и милым молодым человеком без свойственной его младшему брату склонности к безрассудствам. Как выяснилось, этот выбор был очень удачен, так как, когда в Девоне умер его старый двоюродный дед и Даркуотер был выставлен на продажу, у Эдгара оказалось больше средств, чем можно было себе представить.«Даркуотер, — сказал он, — не должен уйти из семьи». Он обязан купить его, даже если придется экономить несколько лет. Его жена возражала, она впервые увидела Даркуотер поздней осенью, и он привел ее в уныние и отчасти испугал.Листья падали, и тучи висели низко. Внутри дом был запущен, как этого и можно было ожидать после того, как в течение восьмидесяти лет в нем жил одинокий педантичный холостяк. Дом вогнал Луизу в дрожь. А, возможно, это было просто потому, что в это время она ожидала Амелию и не очень хорошо переносила беременность.Но Эдгар не собирался интересоваться мнением жены. Он был хозяином и сам принимал решения. Для него вопрос был решен в тот момент, когда он услышал о смерти двоюродного деда.Поэтому как раз перед рождением Амелии семья переехала в Девон, и леди Арабелла последовала за ними. Она сказала, что в такое время матери необходимо быть около дочери. Ее невинные близорукие глаза не сказали больше ничего, но с самого начала было ясно, что она считала Даркуотер подходящей резиденцией для себя как наследницы благородной семьи. Она рассчитывала провести здесь остаток своей жизни.Она не могла терпеть причуды Луизы но отношению к этому поместью. В любом случае, кровь Луизы стала более разбавленной из-за ее неудачника-отца, и трудно было ожидать, что она легко приспособится к новой обстановке.Эдгар мгновенно вошел в роль лорда поместья, в конюшню были поставлены хорошие охотничьи лошади, в доме появилось множество слуг, его арендаторы с радостью приветствовали владельца, который был заинтересован в их благосостоянии, деревенская церковь — не менее, так как ей требовался ремонт и новый викарий, не такой старый и дряхлый, а скудной общественной жизни местности отчаянно требовался прилив свежей крови. Леди Арабелле в Даркуотере понравилась странная смесь очарования и запустения. Она обнаружила, что он соответствует ее темпераменту. Густой туман приводил ее в возбуждение, она обожала окаменевшие от ветра голые деревья, а если сквозняки были слишком сильными, она просто набрасывала еще одну шаль.Она выбрала себе две большие комнаты на втором этаже и полностью присвоила их. С течением лет комнаты становились теснее, так как заполнялись ее приобретениями. В их числе была мраморная статуя ее матери, графини Дальстон, в натуральную величину в греческой одежде, которая торжественно стояла в углу. В сумерках, прежде чем служанки приносили лампы, она была ужасно похожа на еще одного человека в комнате. Сходство было особенно сильным, когда леди Арабелла небрежно набрасывала на нее одну из своих шалей, а также и садовую шляпу. Но это была ее личная привилегия. Ни слугам, ни детям такие вольности не позволялись.В остальном было бесчисленное количество маленьких столиков, безделушек, картин, низких стульев с неудобными наклонными спинками, удивительное сооружение из морских раковин и рыб под стеклянным колпаком, огромный глобус, на котором она заставляла детей искать все страны Британской Империи, птичья клетка, пустая и немного пугающая после смерти попугая, тяжелые плюшевые шторы, обильно украшенные кружевами, зеркала в золоченых рамах, шкафы, переполненные всякой мелочью, а в центре комнаты стояло кресло, в котором леди Арабелла проводила большую часть своего времени, вышивая или занимаясь тем, что она называла историческим чтением. Она серьезно интересовалась историей и фольклором, особенно той части страны, в которой жила. Или она просто сидела с котом Людвигом на коленях.— Вы знаете, почему его зовут Людвигом? — спрашивала она обычно у невольно захваченных ее рассказом детей. — Потому что когда-то я была влюблена в человека, по имени Людвиг. О, да, смотрите на это, как хотите, но это правда. Он был германским принцем. У него были такие усы! — Леди Арабелла надувала щеки и поглаживала воображаемые усы. Она была прирожденным рассказчиком. — Но его родители, а, может быть, придворный протокол, называйте это как хотите, не позволили ему ответить на любовь вашей бабушки. И к тому же, мне было только шестнадцать, я была слишком молодой даже для того времени, когда все мы носили муслиновые платья, похожие на ночные рубашки, и притворялись, что боимся Наполеона Бонапарта. Так что теперь только кот любит меня, если, конечно, случайно не кто-нибудь из вас.Она смотрела на них так сурово своими круглыми близорукими глазами, что они шептали что-то утвердительное, а Амелия даже доходила до того, что плакала:— Я люблю, бабушка, я люблю.Особенно леди Арабелла ждала проявления чувства от Джорджа, ее любимца.Но только Людвиг, черный большой, толстый кот с равнодушной мордочкой, сидел на ее коленях и вкрадчиво терся своей головой. Фанни была уверена, что он представлял собой перевоплощение германского принца.Те две комнаты были отдельным маленьким миром. Ребенком для Фанни визит к леди Арабелле был изматывающим нервы путешествием. Только когда она выросла и стала ежедневно читать леди Арабелле, она потеряла свой страх перед старой леди. Или, по крайней мере, так она думала.Луиза все время ворчала после переезда в Даркуотер. Наконец, ее муж, несмотря на постоянные разговоры об экономии, нашел достаточно денег, чтобы купить ей элегантную соболью пелерину и муфту. Таким образом Луиза сделала открытие, что дорогой подарок может сделать очень многое для приведения в порядок расстроенных чувств. С тех пор она никогда не позволяла мужу забыть об этом.Когда появилась Фанни, этот трудный, слишком быстро развивающийся трехлетний ребенок, причем уже тогда было видно, что она будет намного симпатичнее, чем Амелия, Луиза обнаружила, что бриллиантовая брошь сделала ее более терпимой к девочке. В течение многих лет различные кризисы были соответствующим образом отмечены безделушками, новой шляпкой, шелком на платье. Эдгар Давенпорт был покладистым мужем. Или, может быть, он просто любил мир в семье.Нет необходимости подчеркивать, что Луиза уже задумывалась о цене сирот из Шанхая. Она могла быть довольно высокой, так как ситуация становилась просто смешной. Родственники Эдгара, казалось, приобрели привычку вымирать, как мухи, и оставлять своих отпрысков его преданной заботе. Получить в течение одной супружеской жизни сразу троих сирот на свою шею — такая участь ни для кого не была бы забавой. Не говоря уж о том, что от Фанни до сей поры не было особой пользы, пока она занимала прежнее положение. Учитывая заботу о здоровье Джорджа и необходимость вывода Амелии в светское общество, в жизни Луизы Давенпорт не было ни места, ни времени для двух маленьких чужих детей.Когда Фанни, на этот раз одетая во все лучшее, спускалась вниз, Джордж ждал ее на повороте лестницы. Он подскочил к ней и схватил за руку. Она испугалась, так как не заметила его в тени. Он постоянно теперь делал подобные вещи, подстерегая ее, и затем разражался неумеренным смехом, особенно, если она вскрикивала.Сегодня он не смеялся. Вместо этого он приложил ее руку к своим губам и запечатлел на ней страстный поцелуй.Фанни пыталась вырвать руку, но не могла, пока он не отпустил ее. У него была ужасно сильная хватка.— Я не хочу, чтобы вы делали так, Джордж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37