— Приехали из Колдуотера?
— Да вам-то какое дело! — крикнул Сеттон.
— Ну, не сердитесь.
— Ладно, ладно, все в порядке, — ухмыльнулся Макгрет. Он решительно чувствовал себя лучше.
Они допили бутылку и продолжали поедать сыр и крекеры, пока тарелка не опустела.
Чтобы наложить еще, бармен нагнулся под стойку.
— Я слышал, шайены идут сюда, — сказал он.
— Может быть, и идут.
Выпрямившись, бармен продолжал:
— Я добавил тут кусок курицы. Разделайтесь с ним, пока не пришел хозяин.
Сеттон хрипло пробурчал:
— Ох, и саданул бы я разок из ружья в этих краснокожих чертей!
Бармен поставил на стойку вторую бутылку. Макгрет взял ее и, расплатившись за выпитое, направился к одному из столиков.
— Я принесу еще сыру и крекеров, — сказал бармен.
Сеттон тяжело опустился на стул, и Макгрет опять налил себе и приятелю. Сеттон пил с медлительным упорством человека, которому хочется напиться, но это ему никак не удается.
Макгрет пил вдвое меньше и насвистывал под звуки рояля. Он не спускал глаз с двери, наблюдая за каждым, кто входил в бар.
Стойка тянулась через все помещение — в ней было футов сорок, и она упиралась в разбитое, дребезжащее пианино Маленький лысый человечек, раскачиваясь на табуретке, наигрывал все один и тот же плясовой мотив. Ряды грязных стаканов на стойке отзывались звоном на его игру; возле него стоял липкий кувшин, до половины наполненный скверным пивом. Столики стояли в густом слое грязных опилок, образуя как бы барьер вокруг площадки для танцев, также посыпанной опилками. Человек пять-шесть толпилось у стойки и с десяток расположилось за двумя карточными столами.
В противоположном углу помещались рулетка и стол для игры в кости. Пахло чем-то кислым, спертым, отвратительным.
Сеттон понемногу пьянел.
— Эта страна должна быть для белых людей, а выходит, что нет, — заявил он.
— Правильно, — поддакнул Макгрет. Он всегда соглашался с этим здоровенным малым, когда тот был пьян.
— Да… — глупо улыбаясь, проговорил Сеттон. — А знаешь, что я сделаю со скальпом?
— Что?
— Пришью его прямо к локтю. Черт возьми, прямо сюда, к локтю! — Он схватил бутылку и, шатаясь, направился к стойке.
Макгрет последовал за ним.
— Да ты сядь, — сказал он.
— Всю страну опоганили…
— Пойди сядь, — повторил Макгрет.
Высокий белобрысый парень украдкой взглянул на бармена и затем тронул Сеттона за локоть.
— Сэр? — сказал он.
Сеттон с воинственным видом медленно обернулся. Макгрет предусмотрительно отступил назад, все еще ухмыляясь. Красное лицо высокого человека было покрыто пятнами.
— Где вы их видели? — тревожно пролепетал он.
— Кого?
— Шайенов.
— Отстань! — прорычал Сеттон. — Я не видел их. Они едут сюда, к Доджу.
— Откуда же вы знаете?
— Откуда я знаю? Вот чудно!
Остальные посетители столпились вокруг них.
Человек за стойкой вытирал стакан, с тревогой наблюдая за Сеттоном.
Пианино, задребезжав, умолкло. Маленький лысый человечек повернулся на табурете и налил себе стакан выдохшегося пива.
Плотный, хорошо сложенный, нарядно одетый человек с поседевшими головой и усами — вероятно, фермер или шулер, а может быть, инженер — сказал свысока и слегка презрительно:
— Если вы, мистер, видели индейцев, так расскажите нам.
Пианист, потягивая пиво, пробирался к группе, окружавшей бродяг.
— Мы приехали сюда с одним солдатом, — поспешно вмешался Макгрет. — Он и сказал нам.
— Шайены? А сколько их?
— Целое племя, верхами, будь они прокляты! — сказал Сеттон и, повысив голос, хрипло повторил: — Целое племя!
— А вы откуда приехали сюда?
— Из Ридера, если это вас касается, черт бы вас взял!
— Может быть, и так, — кивнул хорошо одетый человек, неторопливо оглядывая своими голубыми глазами Сеттона, его рваные штаны, синюю рваную, грязную блузу, лицо в шрамах, заросшее, небритое, и всю его крупную, коренастую фигуру.
Сеттон пытался уничтожить незнакомца вызывающим, дерзким взглядом, и Макгрет схватил своего партнера за рукав. Незнакомец спокойно встретил взгляд Сеттона, а худой краснолицый малый в коричневых штанах и расстегнутой рубашке — вероятно, железнодорожный служащий, а может быть, телеграфист — набрался решимости и сказал:
— И чего ради волновать людей этими разговорами об индейцах?
Он сказал это мягко и вполголоса, но упрек привел Сеттона в ярость. Бродяга с размаху ударил краснолицего, и тот растянулся на полу. Незнакомец не двинулся, но не сводил глаз с Сеттона. Человек в коричневых штанах все еще лежал на полу: у него не было оружия; на четвереньках отполз он в сторону и выбрался из круга.
Незнакомец повернулся к Сеттону спиной, тем самым выражая ему свое пренебрежение, подошел к лежащему на земле, помог ему подняться на ноги и вместе с ним ушел из салуна.
— Нашелся умник! — сказал Сеттон. — Откуда я знаю про шайенов… — Он потер суставы пальцев.
— Я сам бы охотно излупил их! — возбужденно крикнул бармен.
Пианист хихикнул и хлопнул себя по ляжке.
На улице краснолицый человек, потирая слегка дрожащей рукой челюсть, сказал:
— Спасибо вам, мистер Блэк.
— Додж кишит подобными лодырями, — сказал тот. — Но лучше с ними не связываться, они подолгу не живут здесь.
— А он правду сказал относительно индейцев. Об этом было получено сообщение сегодня утром.
— Военный набег?
— Видимо. Это шайены, которые ушли из своей резервации. Предполагают, что они направляются на север, но, кажется, никто ничего достоверно не знает. Я пока помалкивал об этом сообщении. Люди просто с ума сходят, когда слышат разговоры об индейцах.
— Эти разговоры пробуждают охотничьи инстинкты, — задумчиво заметил Блэк, — как крупный зверь, а в этой стране всегда сезон для охоты за краснокожими… Ну, мне надо обратно на ферму.
— Они говорили о трехстах. Это много для индейцев.
— Было бы неплохо отправить против них отряд ополченцев, — заметил Блэк, думая при этом о своем ранчо, о лошадях, скоте, о доме, постройка которого обошлась ему в шесть тысяч долларов. — В какую сторону они движутся? — спросил он.
— Вот этого-то я и не знаю. Да и не мое это дело. Здесь находится полк солдат, пусть и занимается ими.
— Много сделали эти солдаты для Доджа!
— И все же они являются представителями закона, мистер Блэк. А вы должны согласиться, что закона-то у нас и не хватает. — Краснолицый человек криво усмехнулся, потирая себе скулу. — Хорошо, если человек умеет сражаться, а если нет, то любой закон лучше, чем никакой. Представьте себе, что ополченцы отправятся убивать индейцев. Ведь это все-таки только слепая толпа! В чем же тогда различие — идет ли толпа линчевать одного человека, или сотню, или три сотни!
— Они защищают свои домашние очаги, — рассеянно сказал Блэк.
— Домашние очаги в Додже? Где же они, эти очаги?
Блэк пожал плечами Они зашагали по улице, и когда поравнялись с редакцией газеты, телеграфист, пробормотав что-то, отошел от Блэка. Тот даже не заметил его ухода.
День клонился к вечеру, и Додж гостеприимно встречал всех прибывающих. Они въезжали поодиночке, парами, группами.
Кучка железнодорожных рабочих прикатила на дрезине, сняла ее с путей и поставила перед салуном Келли.
Многочисленная семья шведов в маленьком громыхающем фургоне медленно тащилась по Фронт-стрит, рассматривая все вокруг широко раскрытыми глазами. Во многих домах слышались дребезжащие звуки фортепиано, сулившие веселье.
Фермер направился в контору шерифа — тесный дощатый ящик с треснувшим зеркальным стеклом в окне. Шериф находился здесь; он дремал, развалившись в кресле. Тут же присутствовал судебный исполнитель Эрп; он вырывал листы из старых записных книжек и делал остроносые стрелки. Блэк извлек пригоршню сигар из кармана.
В то время шерифом Доджа был Бат Мастерсон, коренастый решительный человек. Он никогда не забывал о том, что большая часть его предшественников умерла в сапогах и держа в руке пистолет. Должность шерифа в Додже не была ни выгодной, ни почетной, она была связана с постоянным риском, с почти верным проигрышем в игре, которую нечестно вели другие. Каждый шериф Доджа обещал очистить город от преступных элементов, сделать его местом, где порядочные люди могли бы чувствовать себя в безопасности. Но Бат Мастерсон был первым, как будто обещавшим прожить достаточно долго, чтобы выполнить свое намерение.
Теперь же, прислушиваясь к болтовне Эрпа с владельцем ранчо, Мастерсон осторожно опустил свое кресло на все четыре ножки, кивнул головой, взял сигару, понюхал ее и откусил кончик. Каждое его движение было обдуманно, рассчитанно, медлительно. Это были движения человека, который жив только благодаря своей осмотрительности и чья жизнь так хрупка, что ее нужно охранять днем и ночью.
Он наклонился над спичкой, зажженной Блэком. Но Эрп отрицательно покачал головой и начал сосать сигару, не закуривая. Эрп, жилистый, весь подобранный, напоминал своей настороженностью боевого петуха; его пальцы непрерывно играли пистолетом, он постукивал ногтями о металл.
— Ну, как дела? — спросил Блэк.
— Все спокойно.
— Спокойствие — вещь хорошая.
— Неплохая, — сказал Эрп.
— А что слышно о рыночных ценах? — спросил Мастерсон.
— Поднялись на доллар двадцать центов.
— Это хорошо.
— Могло быть и лучше, — сказал Блэк. — Теперь на скоте не наживешь состояния.
— Все-таки дело… — протянул Эрп, покусывая стрелу. — Мне так надоело блюсти мир и тишину, что я, кажется, готов наняться в ковбои за двадцать долларов в месяц.
— Имей я жену и детей, — задумчиво проговорил Блэк, — я бы удрал отсюда. А теперь я никак не могу решить, сидеть ли мне у себя на ферме, ожидая, когда она загорится, или перебраться в Додж.
— И до вас дошли эти истории об индейцах? — вздохнул шериф. — Интересно знать, а вы слышали их?
— Черт возьми, конечно! — с кислой улыбкой отозвался Эрп. — Трудно не слышать. Каждый лохматый бродяга, которому не удалось убить бизона, или поторговать виски, или стянуть деньги, жаждет поиграть со скальпом.
— Тоже вояки! — пробормотал Мастерсон.
— Это один способ смотреть на дело, — согласился фермер. — А с другой стороны, вы можете приехать к себе домой и увидеть, что дом сожжен, скот угнан… и вам еще повезло, что вас самих тут не оказалось.
— Но ведь они еще ничего не сожгли.
— Глупая манера рассуждать, — сказал Блэк.
— Ну ладно, ладно!.. Чего же вам хочется? Ополчения? Армии волонтеров? И где они, эти шайены? Вы их видели? А я даже не знаю, сколько их ушло и куда они идут. Конечно, и я мог бы бегать вместе со всеми по городу, размахивать ружьем и вопить: «Бей проклятых краснокожих!» Но для чего? Это никогда не приводило ни к чему хорошему. Я стараюсь поддерживать спокойствие.
— Может быть, вы перестараетесь.
— Возможно. Но я и впредь буду его здесь поддерживать. В прериях и так хватит солдат.
— А здесь, в Додже, хватит трусов!
Мастерсон пристально взглянул на Блэка. Эрп свистнул, и Мастерсон сказал вполголоса:
— Мы ведь давно знаем друг друга, Блэк!
Несколько минут прошло в молчании. Они не двинулись и тогда, когда у дверей замер четкий топот копыт. Мастерсон лишь слегка повернулся, когда приехавший ворвался в комнату.
Эрп сказал:
— Хелло, Джимми!
Лицо парня показалось Блэку знакомым.
— Они напали на Фуллеров! — задыхаясь, крикнул парень.
— Кто напал?
— Спокойно, Джимми, — сказал Эрп.
— Проклятые индейцы!
Блэк улыбнулся, а Мастерсон резко сказал:
— Садись, Джимми! Что за чертовщину ты городишь!
— Я же сказал вам! Они напали на Фуллеров, стреляли целый день и сожгли дом и всех, кто в нем был.
— Когда это случилось?
— Сегодня ночью!
— Ты сам видел?
— Черт возьми! Я — нет, а Ленни Рэнд видел. Он загнал свою лошадь, а я, черт меня побери, загнал свою! Ленни ехал к Фуллерам и вдруг услышал такую стрельбу, точно там шло сражение. Он уже не поехал туда, но, по его словам, стреляла по крайней мере тысяча ружей. Он видел зарево на небе, точно от пожара в прерии.
— Где это было? — спросил Блэк.
— На Медисин-Лодж-Ривер.
— Да, это могло быть у Фуллеров, — согласился Эрп. — Но отчего, черт бы его взял, Ленни не поехал посмотреть? Чтобы захватить папашу Фуллера, индейцам незачем было начинать сражение… Ты уверен, что Ленни слышал стрельбу?
— Истинный бог, уверен!
— Эти негодяи могут начать стрельбу и без всякого повода, — заметил Блэк.
Мастерсон поднялся с утомленным видом, подошел к конторке и пристегнул к поясу пистолеты.
— Я пойду посмотрю, что там делается, — сказал он Эрпу. — Вы же поезжайте в форт и переговорите там. В Додже всегда найдутся головорезы, готовые отправиться в погоню за индейцами, и уж лучше, если с ними будет одна или две роты.
Телеграфист, все еще потирая зашибленную скулу, сидел в редакции газеты и слушал, как редактор диктует передовую статью прямо наборщику. Помимо своей работы в телеграфной компании Вестерн Юнион, Стенли Гарбург был канзасским корреспондентом «Нью-Йорк таймс». Он не числился штатным сотрудником, но когда ему попадался какой-нибудь интересный материал, он посылал его в газету в надежде, что там его используют. Если события того стоили, обработку поручали опытному журналисту. Стенли берег, как сокровище, те номера, в которых печатались его краткие заметки.
Разглядывая теперь похожие на две платяные щетки бакенбарды редактора Аткинса, он раздумывал о назревающих событиях, о сенсационной истории, о которой он напишет, об этом великим шансе на успех и вместе с тем надеялся, что его предположения не осуществятся. Он вспоминал точки и тире, принесшие ему извещение о побеге индейцев, об атаках и контратаках, о постепенной концентрации войск со всех концов штата, о сети, которая плелась и в которой, видимо, не окажется уже ни одной спущенной петли. Он мало знал об индейцах, так как каждый живущий в прериях утверждал, что его рассказы о краснокожих самые достоверные; однако он знал, что индейские войны — дело прошлое, что индейская проблема разрешена раз и навсегда. Но теперь было что-то иное…
Он услышал, как Аткинс продиктовал: «До каких же пор свободные американцы будут жить под тенью этого смертельного страха?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31