Казалось, участь де Веера решена. Но нет, его тело повисло в пустоте, однако Идельсбад еще крепко удерживал его за предплечье.
— Нет! — закричал Ян. — Нет! Не убивайте его!
— Успокойся, — ответил гигант, не поворачивая головы. — Я приберегу его на черный день. — Наклонившись к де Вееру, он отрывисто бросил: — Я хочу знать имя…
Лицо мужчины невероятно ожесточилось, исказились все его черты. На виске сильными толчками билась вена, глаза сверкали ненавистью, необъятной, решительной и… спокойной.
— Лучше сгореть в аду…
— Ты уже близок к нему. Имя!
Вопреки всем ожиданиям фламандцу удалось собрать всю свою энергию и освободить предплечье. На мгновение он завис между небом и морем, потом, отцепившись от невидимой связки, полетел вниз, к волнам.
ГЛАВА 22
Прибыв в Пизу, Ян сразу заметил, что царившая там атмосфера не имела ничего общего с Генуей, еще меньше с Брюгге. Город как бы потух. Мальчик выразил свое удивление гиганту. Тот объяснил ему, что прошли те славные времена, когда Пиза по мощи была на равных с Венецией и Генуей, владела Сардинией и Корсикой, а ее негоцианты, следуя за крестоносцами, растекались по землям Ближнего Востока. Сардиния и Корсика попали под власть Арагона; пизанский флот уничтожен Генуей, и вот уже сорок лет, после многомесячной осады, в Пизе хозяйничали флорентийцы. Более того, уточнил португалец, к невезениям в политике прибавились происки природы. Подобно порту Брюгге, порт Пизы одолевали пески, река Арно превратилась в сплошные плывуны: Северная Венеция и город с падающей башней неумолимо погибали.
Высадившись на берег, они купили кобылку у перекупщика лошадей, развернувшего свое дело у городских ворот. Ян взобрался на круп, и вскоре тандем уже преодолевал разваливающийся каменный мост реки Меццо, чтобы выехать на дорогу, ведущую к югу. От Флоренции их отделяло меньше двадцати лье.
Не земля расстилалась под их ногами, а сад, овеваемый теплым дыханием ветерка, благоухающий ароматами дикорастущей зелени. Ветер омывал холмы, столетние кипарисы, спускавшиеся по склонам насколько хватало взгляда, и оливковые деревья, раздавленные жарой; некуда было спрятаться от пронизывающего воздух нестерпимого света. Все в глазах Яна усиливало контраст по сравнению с туманами Фландрии. Зачарованность не покидала его ни на мгновение и продолжалась до тех пор, пока ночь не накинула свой покров на окружавший его декор.
На следующий день, когда заходящее солнце изредка показывалось между холмами, вдали возникли первые отроги Апеннин.
Обхватив Идельсбада за талию, Ян истекал потом. Никогда за свою короткую жизнь он не испытывал такой жары.
— Это уже ад? — простонал он, задыхаясь.
— Нет, — невозмутимо ответил гигант. — Это только лето.
Еще десяток лье, и на охровую землю стали опускаться сумерки. Идельсбад остановил лошадь и с раздосадованным видом осмотрелся.
— В чем дело? — забеспокоился мальчик.
— Ничего серьезного. Мы немного сбились с пути. После Амполи мне нужно было повернуть к западу. — Он показал на возвышающийся впереди холм: — Фьезоле. До Флоренции осталось два-три лье. Взгляни налево.
Вдали, на отливающем металлической синевой горизонте, вырисовывались шпиль колокольни и купол собора Брунеллески.
— Вот обогнем деревеньку — и уже рукой подать.
Он пришпорил лошадку. На вершине холма виднелись крыши аббатства. Понукаемая Идельсбадом лошадь вступила на пыльную тропу, спускающуюся к востоку.
— Слушайте! — вскричал Ян. — Похоже на стоны…
Гигант прислушался. Мальчик не ошибся. Но то были не простые стоны, а стенания, усиливающиеся по мере приближения Идельсбада и Яна к холму.
Незаметно шум возрос, превратившись в бесконечный, рвущий сердце плач, заполнивший всю равнину Мугелло. Создавалось впечатление, что где-то умирал целый народ.
— Интересно, что же это такое? — пробормотал Идельсбад и погнал лошадь к деревне.
Слившийся стон прорезали пронзительные, оглушительные крики.
Через несколько мгновений они оказались свидетелями ужасного зрелища. Что это было? Пьяцца Мино? Или взорвавшееся кладбище? Около фонтана вокруг аббатства какие-то существа, потерявшие человеческий облик, выли с искаженными лицами, корчились от боли, будто пожираемые невидимым огнем. Их выпученные глаза сверкали, словно горящие угли. У некоторых уже не было рук, ног, у других с лиц свисали лоскуты кожи, были и такие, что катались по земле в разорванных одеждах, царапая себя до крови. Какая-то фигура, напоминающая женскую, качаясь, приблизилась к Идельсбаду и Яну. Она была почти обнажена. На груди ее зияли отвратительные мерзкие раны.
Гигант не успел отъехать. Она вцепилась в его ногу.
— Сжальтесь… Я сгораю… увезите меня.
Опешивший гигант дернул поводья. Лошадь шарахнулась в сторону, женщина, не удержавшись на ногах, упала. Но тут же к ним поспешила другая фигура. Мужчина, точнее, то, что от него осталось. Он бросился к морде лошади, та, испугавшись, встала на дыбы, едва не затоптав его.
— Быстро! — крикнул Идельсбад. — Скорее уезжаем отсюда!
Ян, пораженный ужасом, раскрыв рот, из которого не вылетало ни звука, во всех деталях рассматривал сцену.
Понукаемая гигантом кобылка во весь опор понеслась через площадь, поднимая клубы пыли, в последний момент шарахаясь от тех, кто пытался преградить ей дорогу. Она будто чувствовала, чего ждал от нее всадник; не снижая хода, сама выискивала проходы, прыгала через ямы, увертывалась от валявшихся трупов и тянущихся к ней рук.
Все это напоминало Яну ад: они, должно быть, скакали вдоль берегов Стикса.
Проскочив деревню, животное на быстром, но не таком тряском галопе продолжило, не снижая скорости, спускаться с холма. Когда после одной опушки вновь появилась дорога, ведущая к Флоренции, португалец перевел лошадь на рысь.
— Что это было? — пролепетал Ян. — Что случилось с этими людьми?
— Не знаю. Никогда не видел ничего подобного. Никогда!
Судя по необычной бледности лица гиганта, ему было очень не по себе. Он попытался приободрить мальчика:
— Мы уже скоро приедем.
— А если это была чума?
— Не думаю. Про чуму я знаю. Могу заверить: то, что мы видели, не идет ни в какое сравнение с ней. Похоже, эти несчастные горели изнутри. Вспомни слова той женщины. «Я горю!» — кричала она. Нет. Тут что-то другое. Очевидно, какой-нибудь вид эпилепсии…
— Эта женщина дотронулась до вас. Лишь бы она не была заразной.
Идельсбад не ответил и опять пустил лошадь быстрым галопом.
Когда они проехали через крепостные укрепления, солнце уже исчезало за холмами Бельведер и Беллосгвардо. Мальчику сразу показалось, что они въехали не в город, а в величественный дворец. Затухающий свет придавал стенам и мостовым одновременно охровые и красные тона. Нет, это был не город, а одно из чудес света!
Поравнявшись со зданием, целиком выложенным плитами розового мрамора, гигант — на почти безупречном тосканском — окликнул торговца неопределенного возраста, который толкал перед собой тележку, доверху наполненную овощами.
— Синьор, не могли бы вы сказать, где находится португальское консульство?
Мужчина лениво махнул рукой:
— На самом конце. Езжайте по улице Маршан-де-Шос, потом направо, налево, опять прямо и выедете к палаццо Синьория. Дом, который вы ищете, находится рядом.
— А как я узнаю этот дворец?
Торговец расхохотался:
— А он и на дворец-то не похож. — И пояснил устало: — По его квадратной башне.
Гигант поблагодарил, собрался ехать в указанном направлении, но торговец задержал его:
— Эй! Секундочку! Откуда вы едете?
— Из Фландрии.
— По дороге из Пизы?
Идельсбад подтвердил.
— Вы проезжали через Фьезоле?
— Да.
— Там всё еще умирают?
— Увы.
Торговец перекрестился и начал толкать свою тележку.
— А что там происходит? — поинтересовался португалец. — Что за болезнь?
Мужчина усмехнулся:
— Болезнь? Скорее уж бедствие, бич! Если хотите знать, что я об этом думаю… — Он перешел на шепот: — Это наверняка дело рук чертовых иудеев! Они способны и не на такое. Всего можно ожидать от людей, которым ничего не стоит распять ребенка.
— Приколачивать к крестам детей? — выкрикнул пораженный Ян.
— Ну конечно, малыш.
— Вздор несете, милейший! — запротестовал Идельсбад.
— Как? Вы ничего не знаете? Откуда вы свалились? — Торговец продвинул тележку на шаг. — На каждой святой неделе они смеха ради, чтобы обратить в шутку распятие Господа нашего, берут христианского ребенка и распинают его на кресте! Кстати, как вы думаете, что они подмешивают в свой хлеб без дрожжей, которым питаются во время своей Пасхи?
Идельсбад недоуменно пожал плечами.
— Кровь! Кровь христианского ребенка. Достаточно посмотреть на их лепешки с красными пятнышками, чтобы убедиться в этом. Мой вам совет: поскорее возвращайтесь туда, откуда приехали, а особенно берегите вашего ребенка. Бедствие распространяется быстро и скоро будет у ворот Флоренции.
— Это заразно? — обеспокоенно спросил Ян.
— Сами узнаете, если не умрете через пару дней.
Гигант подавил дрожь и пришпорил кобылу. Ян поспешно спросил:
— Правда то, что он говорил об иудеях?
— Свихнувшийся старик. Он не один такой. Встречал я их и в Португалии. При любой эпидемии там сразу начинают во всем винить иудеев. Всегда нужен козел отпущения. Если эти люди таковы, какими их расписывают, принц Энрике не окружал бы себя учеными вроде Иегуды Креска.
— А кто он?
— Известный географ. И его отец был таким же. Парадоксально, но только благодаря иудеям — и потому, что их регулярно изгоняют из разных стран, — наша картография могла успешно развиваться.
— А… а вы? Вы иудей?
— Ну и вопрос! Нет, конечно. Религию я себе не выбирал.
Палаццо Синьория соответствовало описанию торговца. Действительно, оно больше напоминало крепость, чем дворец, чего нельзя было сказать о здании португальского консульства, которое поражало роскошью, граничащей с экстравагантностью. На всех трех его этажах выделялись сдвоенные аркады окон. Стены были покрыты алебастром, а портал из массивного дуба больше подошел бы собору.
Идельсбад трижды постучал. Дверь открылась, и на пороге появился маленький коренастый мужчина с мрачным взглядом.
— Что вам угодно?
— Я хотел бы увидеться с Педро де Менесесом. Он здесь?
— Кто вы?
— Личный друг. Дон Франсиску Дуарте.
При упоминании титула мужчина стал более почтительным. Он торопливо провел их лабиринтом коридоров, анфиладами с блестящим паркетом и пригласил в просторный салон, стены которого скрывались под фресками и гобеленами.
— Будьте любезны подождать. Я предупрежу дона Педро.
Ян окинул взглядом салон и был поражен роскошью.
— Я и не знал, что португальцы такие богатые.
— А ты думал, что только фламандцы живут роскошно?
— Вовсе нет. Но я полагал, что лишь Венеция может соперничать с Брюгге.
— Ты ошибаешься. Кроме Венеции., есть еще Сиена, Лиссабон, Париж, Вена, Лондон и много других городов. Мир полон чудес.
На мгновение Ян увидел себя на борту корабля, скользящего по морям, поднимающегося по длинным рекам, протекающим по большим странам и городам, прекрасным, как мечты.
— Франсиску! Какой сюрприз!
Радостный голос Менесеса вернул мальчика к действительности. Но он даже не успел рассмотреть хозяина дома. Тот сразу бросился к Идельсбаду и крепко обнял, прижав к груди с возбуждением, которое немного покоробило Яна.
— Двадцать лет! — воскликнул он, с ног до головы осматривая гиганта. — Целая жизнь! — Хитринка засветилась в его глазах. — А ты все такой же большой!
— А ты все такой же толстый!
— Знаю. Однако я немного похудел за годы, проведенные в форту, в пустыне. Но что ты тут делаешь? Я полагал, ты все еще бороздишь океаны!
— Это длинная история, дружище.
Менесес покосился на мальчика:
— Твой сын?
— Нет. Но он мне очень дорог. Его зовут Ян.
— Добро пожаловать, Ян! — воскликнул португалец.
Он возбужденно схватил ребенка за плечи и звонко чмокнул в щеку. Указав на диван, накрытый вышитым золотом атласом — если только не парчой, — Менесес предложил гостям сесть, а сам погрузился в мягкое кресло.
— Вы, должно быть, хотите пить. — Он протянул руку к шелковому шнуру, но тут же отдернул ее. — Ну и дурак же я! Да у вас наверняка в брюхе пусто.
Не дожидаясь подтверждения, хозяин несколько раз дернул за шнурок. Тотчас появился маленький коренастый мужчина и, получив указания Менесеса, исчез.
— Ты знаешь, что тебе крупно повезло? Никогда не догадаешься, кто уже несколько дней пребывает во Флоренции.
— Принц Энрике.
Менесес удивленно посмотрел на него:
— Ты в курсе?
— По этой причине я и приехал сюда.
— Поразительно!
— Я уже сказал тебе: это длинная история.
— Вот и хорошо, обожаю твои истории. Надо признаться, в Сеуте мне приходилось слушать только байки о стычках да предсмертные молитвы.
Идельсбад с серьезным видом посмотрел на своего собеседника:
— Увы, история моя ничуть не лучше. Слишком много в ней смертей.
Заинтригованный Менесес тревожно произнес:
— Ты меня пугаешь. Что случилось?
— Я все тебе расскажу, только сначала ответь: как мне встретиться с инфантом?
— Нет ничего проще. Козимо Медичи оказал ему честь и поселил в своем доме. Может, объяснишь, в чем дело?
Гигант глубоко вздохнул:
— Все началось в Брюгге…
Голос Идельсбада долго звучал в тихом салоне, прерываемый лишь недоверчивыми и сочувствующими восклицаниями его собеседника.
Когда он умолк, в салоне давно горели свечи. Первоначальное возбуждение покинуло дона Педро. Он уже не был тем человеком, который встретил их часом раньше, его лицо потускнело, но внутренне он был напряжен.
— Таким образом, — глухо произнес он, — все объясняется. Или почти все. Теперь моя очередь поведать тебе о некоторых событиях. С недавнего времени город взбудоражен. Художники, священники получают письма с угрозами. Не далее как вчера на берегу Арно нашли тело одного из учеников мэтра Донателло. У него было перерезано горло. И… — Он отчетливо проговорил: — Рот был набит веронской глиной.
— Как у Слутера, — заметил Ян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33