В тот раз, считай, ему здорово повезло. Когда я вошел в палату, где он лежал, какой-то человек пытался его задушить.
— Опять Петрус?
— Нет, один из тех итальянцев, которых я видел в таверне.
— И что вы сделали?
Португалец отвернулся и бесцветным тоном промолвил:
— Я сделал то, что любой человек сделал бы на моем месте.
Ян понимающе кивнул и поинтересовался:
— Может быть, Петрус и другие тоже ищут эту злополучную карту?
— Нет. Тут что-то другое. Убитые художники, Лоренс Костер… Мы столкнулись с двумя параллельными историями, не связанными друг с другом. — Он перевел разговор на другое: — А теперь готовься. Я отвезу тебя в Брюгге.
— Отвезти меня? Но я полагал, что вы передумали! Прошу вас…
— Не думаешь ли ты, что останешься здесь навечно? Кстати, я уезжаю. Возвращаюсь в Португалию.
— А карта? Ваша драгоценная карта?
Идельсбад махнул рукой:
— Другого выхода нет. После смерти Ван Эйка я перерыл ту комнату, которую ты называешь «собором». Я ничего не нашел. Да и ты мне потом сказал, что капитан сделал то же самое в твоем присутствии и тоже безрезультатно. Эта карта может лежать в любом месте! Я даже воображал, что она у тебя и Ван Эйк попросил тебя передать ее герцогу, если с ним что-нибудь случится. По этому-то я и продолжал следить за тобой. Если только ты мне не солгал… — Он остановился и пристально по смотрел на Яна. — Надеюсь, что нет.
— Нет, уверяю вас.
— В таком случае Ван Эйк унес свою тайну в могилу. Здесь меня больше ничто не удерживает. Я возвращаюсь в Лиссабон.
Ян возмущенно подпрыгнул:
— Вы покидаете меня? В то время, когда мне грозит смерть!
Идельсбад непринужденно заметил:
— В городе есть своя служба безопасности. Расскажи все матери. Она предупредит капитана.
— Маргарет не мать мне!
— Что?
— И Ван Эйк не был моим отцом. Меня ему подкинули младенцем. Он любил меня, это правда. Я тоже любил его. Но Маргарет на меня наплевать. У нее есть свои дети, Филипп и Петер. Как вы думаете, почему я сбежал?
Его слова, похоже, озадачили португальца, но он тотчас спохватился:
— Все это меня не касается. Ты вернешься на улицу Нёв-Сен-Жилль, а я при первой же возможности — в Португалию.
— На Лиссабон кораблей не будет. Единственный, который должен прийти, отплывает в Пизу.
— Откуда тебе известно?
— Я спрашивал. Я тоже хотел уплыть.
— Куда?
— В Венецию.
Идельсбад насмешливо ухмыльнулся:
— В Венецию?
— Я должен попасть в Венецию!
— Это почему же?
— Венеция — это единственное место на земле, где я буду счастлив.
Идельсбад с недоумением посмотрел на него.
— Ну, это твое дело, малыш. Давай собирайся, мы уезжаем.
— А вы? Куда вы отправитесь?
— А это уже мое дело.
— Если меня завтра зарежут по вашей вине, совесть вас не будет мучить?
— Нисколько. В Брюгге я прибыл не детишек защищать. — Теряя терпение, он приказал: — Следуй за мной!
Ян не двинулся с места, его лицо выражало решимость. Можно было подумать, что тысячи мыслей одновременно крутились в его голове. Идельсбад потащил Яна за руку, но он, упираясь, бесстрашно заявил:
— Я знаю, где находится карта.
— Повтори?
— Я знаю, где находится карта. Я передам вам ее, но при одном условии: оберегайте меня до моего отплытия в Венецию.
Ироническая усмешка появилась на губах португальца.
— Шантаж? В твои-то годы?
— Нет, обмен. Это не одно и то же.
Идельсбад угрожающе покачал указательным пальцем перед носом мальчика:
— Берегись, малыш! Если ты мне врешь…
— Я не вру. Это правда. Я знаю, где находится карта.
— Однако я только что тебе сказал, что у меня мелькнула такая мысль. Но ты отрицал, что Ван Эйк доверил тебе эту карту.
— Он мне ее не доверял. Просто я знаю, где он ее спрятал.
Идельсбад глубоко вздохнул. Чувствовалось, что он дрогнул.
— Ладно, — произнес он. — Торг состоялся. А теперь пошли!
— Куда?
— Сначала найдем этих темных личностей. Начнем со сьера Петруса Кристуса.
— Но это безумие! Это все равно что броситься в волчью пасть!
На этот раз Идельсбад не сдержался. Его лицо побагровело.
— Хватит мне противоречить! Ты просил меня оберегать тебя. Я согласился. Но у меня свои способы. С этих пор ты не отстанешь от меня ни на шаг и будешь беспрекословно мне повиноваться. Я не собираюсь сидеть здесь сложа руки и просить у Бога защиты. Тебе ясно?
Тон и решительность собеседника произвели впечатление, и Ян молча повиновался. Да и мог ли он поступить иначе? Он безрассудно заявил, что знает, где находится такая желанная карта. У него было смутное предположение, но настолько неуверенное, неясное… А впрочем, какая разница! Если он невольно и солгал, ложь позволит ему выиграть время.
Мгновением позже оба они скакали к Брюгге.
* * *
Ярмарка была в разгаре. Народу заметно прибавилось. Толпа увеличилась. Идельсбад проверил, хорошо ли сидит кинжал в ножнах, и спешился.
— Слезай, — приказал он, протягивая Яну руки.
Пробил час ростовщиков, опасных заимодавцев, устроившихся за столами, стоявшими позади Ватерхалле. Они сидели нахохлившись, словно хищные птицы, подстерегая незадачливых торговцев. Брюггская ярмарка олицетворяла торжество фландрского сукна. Торжество такое, что для этого не хватало овец равнинной страны, и сукноделы вынуждены были импортировать английскую шерсть. Этот ввоз проходил довольно оживленно, он вынес испытание постоянно возобновляющимися войнами между Францией и Англией, в которых Фландрия неуклонно оказывалась пленницей.
Пробил час и поставщиков квасцов, в основном итальянцев. Ян шепнул, указывая на них пальцем:
— Вы не считаете, что напавшие на меня связаны с этими людьми?.
— Не думаю. Здесь только негоцианты.
— Я часто задавал себе вопрос: почему по цене золота покупают нарасхват эти бочонки с белым порошком?
— Ты имеешь в виду квасцы?
Ян подтвердил.
— Потому что они стоят дороже самых редких камней. Красильщики используют их для придания стойкости краскам своих тканей, врачи — чтобы останавливать кровотечение; они смягчают кожу, продлевают жизнь пергаментов, улучшают качество стекла, из них даже добывают приворотное зелье.
— Однажды отец сказал, что их монополизировали турки.
— Частично это так. До того как они завладели Средиземноморьем, самые чистые квасцы поступали с западных окраин этого региона, из места, называемого Фосеем, в заливе Смирны. Сегодня же залежи остались лишь на острове Кио и в последних папских государствах, находящихся под контролем христиан.
Они пересекли площадь Бург и сейчас входили на улицу Высокую.
— Куда мы идем? — спросил Ян.
Идельсбад лишь указал налево, по ту сторону мясной лавки Бремберга.
Мальчик вздрогнул.
— В больницу Сен-Жан?
— Моли Бога, чтобы Костер все еще был там. Живой.
В общей палате, куда они вошли, от стен все еще истекал тот гнилостойкий запах, который португалец вдыхал несколькими днями раньше. Он прямиком направился к месту, где в прошлый раз нашел нидерландца, но тюфяк уже был занят другим пациентом.
— Надо же, какой сюрприз! Не сам ли маленький Ван Эйк к нам пожаловал?
К ним, широко улыбаясь, шел какой-то мужчина. Ян сразу узнал его и шепнул Идельсбаду:
— Это доктор де Смет.
Врач ласково встрепал его волосы.
— Как дела, мой мальчик? Ты выглядишь лучше, чем в то роковое утро.
— Благодарю, у меня все хорошо.
— Тогда что ты тут делаешь? Здоровым здесь не место. — И тут же он представился Идельсбаду: — Добрый день… Я доктор де Смет.
Тилль Идельсбад. Сержант сыскной службы.
Его собеседнику удалось скрыть удивление.
— Чем обязан? Есть проблемы?
— Я недавно допрашивал одного из ваших пациентов. Сьера Лоренса Костера. — Он показал на тюфяк. — Его здесь нет. Он…
— Скончался? Нет, слава Богу. Правда, ему немного оставалось…
— Где я мог бы его найти?
Врач подошел к одному окну и показал на точку внизу:
— Он там… в саду. Это его первая прогулка. Свежий воздух пойдет ему на пользу. Он… надо же… любопытно… Он не один. Кто-то из родных, наверное. Я…
Он не закончил фразы. Идельсбад схватил Яна за руку, и они побежали к выходу из палаты. Де Смет изумленно смотрел им вслед, пока они не выскочили за порог.
— Быстрее! — крикнул португалец. — Быстрее!
Не обращая внимания на потревоженных их бегом больных, они бросились к широкой каменной лестнице и скатились по ней, перемахивая через несколько ступенек.
Дверь, выходившая в сад, была в самом конце коридора, который казался бесконечным. Они миновали его одним махом, расталкивая на ходу группы посетителей и чуть не опрокинув молодую женщину с младенцем. Идельсбад толкнул дверь и застыл на крыльце. Костер все еще сидел на скамье под деревом. Над ним склонился какой-то молодой человек.
В несколько прыжков португалец подбежал к ним. Без колебаний он бросился на незнакомца, кинул его наземь и крепко прижал плечи к траве.
Послышался испуганный голос Костера:
— Ах… ради Бога, что вы делаете?
Подбежал Ян и ответил:
— Не бойтесь, минхеер. Мы спасли вас.
— Спасли меня? От кого?
Ян показал на типа, лежащего на земле и почти задыхающегося под тяжестью португальца.
— Это же друг! Уильям Какстон!
Идельсбад повернул голову, но не ослабил давления.
— Что вы сказали?
— Повторяю: это мой друг. Отпустите его, прошу вас!
Идельсбад вынужден был освободить молодого человека. Тот поднялся, весь растрепанный, и стал отряхиваться и приводить в порядок свою одежду. Вид у него был возмущенный, раздосадованный, а рост его так контрастировал с ростом Идельсбада, что в другой ситуации эта сцена вызвала бы смех.
— Могли бы и извиниться, минхеер!
Идельсбад отделался неопределенным жестом, подошел к Лоренсу Костеру и произнес:
— Мне очень жаль.
— Но кто вы?
Нидерландца было не узнать. Клочки обгоревшей кожи свисали в разных местах его лица. Исчезли брови, ресницы, а губы походили на две тонкие морщинки, смешиваясь. с морщинками на лице.
— Этот человек спас вашу жизнь! — поспешил объяснить Ян. — Несколько дней назад. Когда вас хотели удавить.
Выражение лица Лоренса изменилось. Он схватил руку гиганта и с некоторым недоверием воскликнул:
— Вы? Так это были вы?
Идельсбад кивнул.
— Минхеер… Как мне отблагодарить вас?
— Рассказав мне о Петрусе Кристусе, — быстро предложил португалец.
Недоверчивость Лоренса сменилась испугом.
— Вы его знаете? Этого мошенника?
— Слышал о нем. И все услышанное — не в его пользу. Пожар… это он?
— Без сомнения!
— Как это произошло?
— К сожалению, я многого не помню. Помню только, что работал за своим столом, спиной к двери. Неожиданно я почувствовал страшную боль в затылке и тут же потерял сознание.
— Вы уверены, что это был Петрус? Насколько я понял, вы не видели нападавшего.
Лоренс протестующе выкрикнул:
— Нас ведь было двое! Никого, кроме нас. — Он показал на англичанина: — Мой друг Какстон незадолго до этого ушел.
Идельсбад повернулся к молодому человеку:
— Могу я спросить, что вы делаете в Брюгге, минхеер?
— Пытаюсь разбогатеть на торговле шерстью.
— Уильям — образованный человек, — посчитал нужным уточнить Костер. — Он тоже увлечен искусственным письмом.
Идельсбад продолжил:
— Насколько я понял, вы встречались с Петрусом Кристусом.
— Да. У Лоренса. Он представился художником.
— Скажем, он пытался им стать, — презрительно поправил нидерландец. И, вздохнув, произнес: — Подумать только, я предложил ему свою дружбу! Пустил в дом!
— Кстати, — спросил Идельсбад, — как вы познакомились?
— В Байеле, у его отца. Талантливый человек. Очень любезный, у нас было много общих интересов. На этом основании я и предложил Петрусу свой кров, когда тот выразил пожелание уехать в Брюгге.
Идельсбад немного подумал, потом поинтересовался:
— Вы не знаете, где он может быть сейчас? Я думаю, что после неудавшейся попытки он должен был спешно уехать из города.
— Возможно, вернулся к себе в Байель?
— Действительно, возможно. Но я в этом сомневаюсь. Он понимает, что это первое место, где его начнут искать. — Он настаивал: — Вы можете поподробнее описать его? Какую-нибудь характерную особенность? Случайно оброненное им слово, которое может навести нас на его след?
Лоренс огорченно развел руками:
— Ничего не могу сказать. Честное слово.
— Жаль.
Ян робко обратился к Идельсбаду:
— Как вы считаете, Петрус мог убить того человека на улице Слепого осла?
— Это невозможно. Ты сам сказал, что он был с Ван Эйком, когда ты вернулся домой. Не мог же он находиться в двух местах одновременно. Это заставляет думать, что Петрус работает не один.
— Вы, вероятно, правы. То же самое говорили и друзья моего отца, Робер Кампен и Рожье Ван дер Вейден. Последний даже сообщил, что получал угрожающие письма.
— Что? — ошеломленно воскликнул Идельсбад. — Ты же мне ничего об этом не говорил!
Мальчик явно смутился.
— Я… я больше не думал об этом.
— Какие угрозы? Ты помнишь?
— Да, конечно! — Он процитировал: — «Мы не варвары. Отрекись, твоя душа предназначена всемогущему Богу». А Рожье уточнил, что это предупреждение определенно связано с его предстоящей поездкой в Рим.
— Загадка, да и только! — высказался Какстон.
— Не то слово, — подчеркнул Лоренс. — Убивают художников, рассылают угрозы и пытаются меня уничтожить, а ведь я никогда не имел отношения к живописи, к Италии тем более. Почему?
Все надолго замолчали, потом гигант сказал:
— К сожалению, у меня нет ответа. Что от меня ускользает, так это несомненная связь между этими убийствами. Петрус когда-нибудь произносил при вас фамилию Медичи или слово «spada»?
— Медичи? — повторил, словно что-то припоминая, Какстон. Он подумал, затем призвал в свидетели Лоренса: — Вы помните? Это было в тот день, когда он попросил вас одолжить ему денег, в воскресенье. Он должен был получить по векселю, но банк был закрыт. Банк Медичи.
Лоренс обрадовался:
— Так и было! Поздравляю! У вас отличная память.
— Банк Медичи? — спросил Ян. — Тот, что находится за Принценхофом?
— Правильно, — подтвердил Какстон. — Банки Медичи разбросаны по всей Европе. Но в Брюгге находится только один. Я сам прибегал к его услугам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33