— Э! — воскликнул Люцифер, весьма удивленный тоном сына Сабинеллы. — А я ожидал ругательств и проклятий…
— Я приберег их для Сатаны. Но ты знай, что сам Христос понимает твою боль. Ты был зеркалом, разделившим Одно от Другого, от вечного Другого, заставив Его отражать, ты помог Ему перейти от сущего к существующему.
— Хорошо! — вскричал архангел. — Но ты ошибаешься. Не стеклом я был, а оловянной амальгамой. Именно моя непрозрачность сделала зеркало отражающим, как ты изволил выразиться. Без меня он так и остался бы навечно прозрачным.
— Откуда взялись частицы этой амальгамы? — спросил Сильвестр.
Люцифер велел быстро убрать ширму, скрывавшую его от чужих глаз. И тотчас из-за ширмы вылетел сноп света, невыносимо яркого. Он ударил Сильвестра в лицо, но тот не пошатнулся. Тело же Марсиона сразу же растворилось.
— Ты осмелился меня провоцировать? — грозно спросил Люцифер.
— Только понять. Какое начало в тебе заставило тебя воспротивиться Богу?
— Я не противился. Я восхищался им.
— А потом… Признайся!
— Я походил на него.
Сильвестр упал на колени, сраженный горделивым светом, брызнувшим от Люцифера. Он чувствовал дрожь, поднимающуюся изнутри концентрическими кругами по всей поверхности тела. Ни одно существо в мире, во Вселенной не стояло к Богу ближе архангела. И в то же время его изгнали из вечного блаженства. Но зато не был ли он тем, кто возбуждал всю систему, был ее движущей силой?
— Послушай, — выдавил из себя Сильвестр, — ты вжился в умы людей… Да ладно, хватит речей! Отец мой, обманутый Сатаной, только что растворился в твоем свете. Отдай мне его душу.
— Его душу? — удивился Архангел. — Эту ничтожную вещь? Забавно… А почему ты думаешь, что я ее отдам?
— Я уважаю тебя.
Люцифер ненадолго замолчал. Он знал, что такой случай предоставится ему ой как не скоро. Какой человек, избранный Богом, пришел бы к нему с подобной просьбой? Ему вдруг стало страшно.
— Это Он прислал тебя?
— Я пришел по собственной воле. Разве я не сказал тебе? Я хочу понять. Чего ради бороться с верующими, стараться унизить их в глазах Бога?
— Успокойся. Мы больше не будем бороться с вами. Впрочем, мне известно, что сам Святой Дух будет дуть в сторону Рима, дабы император перестал вас преследовать. Вы будете процветать! И христианство установится повсюду. Тебе понятно? Из ваших страданий вырастет новая цивилизация. Вот тогда-то вы возгордитесь!
Сильвестру не совсем были понятны предсказания Люцифера. Мысль архангела была настолько витиеватой, походила на такой запутанный лабиринт, что у него сильно закружилась голова. Он успел только крикнуть:
— Отдай мне душу моего отца. Сатана сбил ее с пути. Было бы несправедливо оставить ее навсегда в Аду.
— Это верно, — сказал Люцифер. — Но кто был справедлив ко мне? Почему Бог не допустил меня к своей славе?
— Потому что Он хотел видеть тебя свободным и независимым.
Архангел ненавидяще крикнул. И крик этот прокатился под сводами, сорвав с места тысячи летучих мышей, закружившихся, заметавшихся, испускавших пронзительный писк.
— Послушай, — продолжил Люцифер, когда суматоха улеглась, — демоны, окружающие Сатану, все были осуждены. И знаешь почему? Потому что они пошли против порядка, который Бог хотел установить среди своих созданий. Разгадай их настоящие имена, и ты узнаешь, как вели они себя на Небе. Ты заметишь, что их лесть, угодливость, подхалимство — под стать их хозяину.
— Отдай мне душу моего отца.
— Ты уже просил об этом. Не думаешь ли ты, что я не возьму ничего взамен? Плохо же ты меня знаешь!
— Чего ты желаешь?
Изгнанный архангел уставился на Сильвестра своими красными глазами, потом ответил:
— Чтобы ты пошел в Рим.
— Таково и мое намерение.
— И чтобы ты встретил преемника Петра. Зовут его Эвариста. Апостол он хороший, но склонен все драматизировать. Заставь его переговорить с императором. И ты увидишь, что все уладится.
— Почему ты мне это советуешь?
— Я уже сказал: мир породит окончательное установление царства Христова. Вот увидишь, его еще будут рисовать на досках, как императора!
— Я пойду в Рим. Увижусь с Эваристой, заставлю его поговорить с императором. Я ничем не рискую.
Люцифер презрительно посмотрел на Сильвестра. Этот недоумок, верно, не понимал, что он, верховный демон, спокойно мог бы занять подобающее место там, где все мысли были только о власти. Извратить учение Иисуса — это лучший реванш, который дьявол мог взять над Тем, кто отстранил его от Своей славы.
— Бери душу отца и проваливай.
Сильвестру вручили душу его отца — такую маленькую и хиленькую, будто она собралась помирать».
Магистр Караколли с отвращением оттолкнул от себя манускрипт. Он с огромным трудом переводил текст: не потому что почерк был менее разборчив, чем на предыдущих страницах, а оттого что содержание глубоко ранило душу поборника веры, истинного верующего.
— Это какая-то смесь из философии магов и досужих вымыслов, посрамляющая церковь.
— Я узнал в нем целые отрывки из «Жизнеописания Гамалдона», — сказал отец Мореше. — Некоторые комментаторы увидели в этом аллюзии на спуск в Ад героев Гомера.
Во время чтения Адриен Сальва даже позабыл о своей потухшей сигаре и сейчас с пылом размахивал ею, словно художник кистью.
— Господа, мы приближаемся к цели!
— Вы заметили какую-то необычную деталь, которая поможет разгадать нам этот шифр? — спросил Бетхем.
— В этой истории все не только необычно, но абсурдно! — не мог успокоиться Караколли.
— Не потому ли, что Сильвестр, пораженный этой болезнью, вызываемой спирохетой… — неуверенно предположил Мореше, — потерял рассудок, как это всегда бывает в подобных случаях, и вообразил себе ту встречу с Люцифером?
Адриен Сальва резко встал. Его импозантная фигура напоминала статую Командора, выплывшую из кладбищенского тумана.
— Господа, — проговорил он решительным и безапелляционным тоном, — я знаю, где находится то, что мы ищем, и более того, я знаю, о чем точно идет речь.
Долгая и тягостная тишина воцарилась в библиотеке. Лицо нунция выражало недоверие, лицо Мореше — интерес, тогда как внимание Бетхема привлекло передвижение мухи по манускрипту. Сальва сунул остаток сигары в папскую пепельницу и, вдохнув полной грудью, словно оперный певец перед решающей арией последнего акта, начал:
— Все мы слышали, как Люцифер упомянул, что дьяволы, окружающие Сатану, осуждены. «Осуждены все», я полагаю. А почему? Цитирую по памяти: «Потому что они пошли против порядка, который Бог хотел установить среди своих созданий». И что он добавил? «Разгадай их настоящие имена, и ты узнаешь, как вели они себя на Небе». Эти цитаты отсылают нас к другому отрывку «Жизнеописания»: первому спуску Басофона в Ад. Именно в нем — вы, конечно, помните — приводится ряд дьявольских имен, таких невероятных, что мы тогда посмеялись, как над дурацкой шуткой.
— Проклятие! — воскликнул Мореше. — Я начинаю понимать, что ты имеешь в виду… Смешные имена вроде Папалиссим, Ронолфраз… Да я хорошо помню!
Нунций раскрыл манускрипт и лихорадочно перелистывал страницы, ища отрывок, который он тоже помнил. Найдя, он начал зачитывать его:
— «Гибозус Нелепый, Тетрапед Всезнающий, Каломн Оксидрон, Фажетон Стромак, Клиссодиус Балтернум…»
— Этого довольно, — прервал его Сальва. — А несколькими строчками ниже что написано, прочитайте, пожалуйста.
— «Да и называли они себя: „Князь Взбучки, Левантийский Лисенок, Шелковое Величие, Осыпанный Листвою…“
— А ведь точно, это шифрованный список. То, что нам и надо. Монсеньор, не доверите ли вы мне эту страницу? В ней заключается весь секрет. Браво, Адриен! Ты попал в точку!
— Но, — недоуменно возразил нунций, — какой для нас интерес в этом листе?
ГЛАВА XXIII,

в которой Адриен Сальва встречается со своим прошлым, что позволяет ему решить задачу, но не избавляет от озадаченности
Теперь-то Адриен Сальва понял, что отныне назад пути нет. Приходилось преодолевать гадливость. Да, необходимо было, чтобы логика его рассуждений дошла до границ боли и — как бы неприятно ему ни было, — подобно скальпелю, вскрыла гнойник, слишком долго зревший в его памяти.
Он знал, почему Изиана покончила с собой и почему сорок лет он отказывался понимать трагические предсмертные слова: «Non creder mai a quel che credi». Сейчас, когда колесо повернулось, он оказался перед таинственным наростом — не из-за совпадений, но потому что с самого начала расследования знал, что события неминуемо приведут его к этой точке, ставшей зияющей, через которую не перемахнуть, если только не заполнить ее чем-то.
Через три дня папа Иоанн Павел II должен в частном порядке встретиться с главным раввином Рима у князя Ринальди да Понте. А почему именно у этого аристократа? Просто потому, что восьмидесятилетний старик владел ключом к весьма щекотливой, долго скрываемой части ватиканской стратегии, относящейся к последней мировой войне. Нужно было, чтобы папа и раввин помирились после признания, сделать которое мог только все тот же Ринальди да Понте, отец Изианы. Изиану да Понте Сальва когда-то встретил в поезде, полюбил ее, относился к ней как к сестре, хотя горел желанием стать спутником ее жизни; но она утопилась в Тибре. О, какое навязчивое воспоминание! Она просто скользнула в воду, так как — и это правда — абсолютно не было никаких брызг. Она спокойно погрузилась в реку, будто ложась спать. Она бесшумно проскользнула туда. А он стоял на берегу — оторопевший, оцепеневший, все воспринимавший, как лунатик; им вдруг овладело чувство покоя и красоты, его заворожил этот странный конец, оставивший после себя неисчислимые отблески луны на зеркальной воде. И только позже, намного позже, он осознал случившееся и понял, что Изиана ушла. А когда ему показали ее в морге, лежащей в металлическом ящике, он чуть было не расхохотался, сочтя это шуткой; потом, вернувшись в отель и погасив свет, почувствовал себя раненным навсегда.
Сегодня, после стольких лет, объездив мир, расспросив столько загадочных сфинксов, борясь с разнообразными призраками невежества и иллюзий, он возвращался в места неоспоримой истины, которая заставила Изиану войти в вечную реку тайны, оставив его на берегу.
Когда Сальва позвонил секретарю князя, ему назначили встречу в тот же день. Аристократ находился на своей вилле Ариччиа на берегу озера Альбано, недалеко от Кастель-Кандольфо, летней резиденции святого отца. За профессором прислали «роллс-ройс», на котором он проехал через весь Рим, после чего, за воротами Сен-Иоанн, выехал на виа Аппиа-нуова в направлении Веллетри к, миновав Фраттоки, очутился на Старой Алпиевой дороге.
Вилла Ариччиа больше походила на дворец, чем на загородный дом. В подражание палладиевскому стилю белое здание раскинуло два цокольных крыла вокруг роскошного фронтона с широкими окнами. Слегка приподнятое над парком с прудами и лужайками, окруженными античными статуями, оно заметно дисгармонировало с общим ансамблем, что придавало ему особую элегантность.
Сальва потребовалось немало усилий, чтобы вообразить, как жила здесь Изиана. В прошлом они всегда встречались в людных местах Рима, и он понимал, почему, нося знатную фамилию, она совсем не кичилась этим, — ее давило это бремя, и тяжкая ноша погубила ее. Но сначала Изиана попыталась оторваться от светских развлечений в компании с юным Адриеном. Да и как он мог противиться, раз не мог предложить ей ничего другого, кроме своей любви?
Слуга проводил его в библиотеку, где князь его уже ожидал. Этот восьмидесятилетний старик был истинным аристократом, на лице его лежала печать самого высокого происхождения. Знаком пригласив профессора сесть, он устроился напротив. И тотчас же завязался любопытный диалог.
— Профессор, я очень тронут вашим желанием встретиться со мною — ведь именно я посоветовал кардиналу Бонино вызвать вас в Ватикан под предлогом разгадки тайны «Жизнеописаний». А на деле мне хотелось, чтобы вы были рядом и предотвратили надвигающуюся катастрофу.
— Экселенц, известна ли вам природа этой катастрофы?
— Кардинал и я сам полагали, что Москва готовила покушение на верховного понтифика.
Князь говорил по-французски, с легким английским акцентом, напоминавшим о том, что первая половина его жизни прошла в Великобритании — он учился в Оксфорде.
— Экселенц, — продолжил Сальва, — я благодарен вам за оказанное доверие. Мы знаем место и время покушения. Я не сомневаюсь, что вы уже предупреждены американскими и английскими службами.
— Эти американские господа не очень-то приятны.
— Но деловиты. Полагаю, встреча папы с главным раввином Рима состоится именно здесь?
— Я подумываю сменить место. Моя вилла Тиволи вполне подходит. Однако господа американцы забраковали ее, считая, что здесь наблюдение будет гораздо эффективнее. А ну его, это дело! Оно укорачивает мне жизнь.
— Экселенц, нет никакого сомнения, что это покушение есть лишь часть какого-то более сложного плана. По правде говоря, решение о нем было принято после провала затеи с дискредитацией святого престола.
— Дискредитация? Каким образом?
— Экселенц, надеюсь, вы позволите мне приступить к изложению сути. Вам известно, по какой причине встреча папы с раввином должна состояться обязательно здесь: необходимо ваше присутствие.
— Господи, да я всего лишь преданный слуга нашей святой матери церкви.
— Ну разумеется! И вы всегда им оставались. И тогда, когда были тайным посланником Пия XII при нацистском режиме, и когда в конце войны стали обладателем некоторых досье, которые, будь они сегодня опубликованы, наделали бы немало шума.
Князь встал. Он медленно подошел к книжным полкам, рассеянно провел рукой по корешкам нескольких томов. Затем он вернулся и, пристально глядя на Сальва своими живыми глазками, сказал:
— Вы можете не сомневаться в моей совести.
— Упаси Бог! Политика Ватикана в годы нацизма основывалась на страхе перед коммунизмом. Главным врагом был Сталин. Но, несмотря на это, Пий XII оказался косвенно связанным с лицами, которых в глубине души ненавидел сильнее, чем большевиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36