— Придется, — обреченно вздохнул нунций. Тяжело поднявшись, он поплелся к телефону у входной двери.
Никто не слышал разговора двух прелатов. Вернувшись, Караколли устало опустился на стул перед манускриптом, церемонно положенным на стол библиотекарем.
— Что он сказал? — озабоченно спросил каноник.
— Он сказал: «Requiescat in pace!»
— Неужели Стэндап умер?! — воскликнул Сальва.
— На латинском он также сказал: «Продолжайте переводить».
— Продолжать переводить? — протестующе вскричал каноник. — Опять!
Между тремя священнослужителями последовала шумная перепалка. После двух часов бесплодной дискуссии все единогласно решили, что кардинал прав. В ожидании гипотетического возвращения исчезнувшего Удалось все-таки уговорить Караколли взяться за дело. Прежде чем согласиться, он использовал весь свой мимический репертуар, переходя от манерной скромности к целомудренному возмущению, после чего, раз десять утерев лоб клетчатым носовым платком, приступил к выполнению возложенной на него задачи. При этом у него были вид и голос школьника, старательно разбирающего плохо понятный почерк.
Все это время мысли Адриана Сальва блуждали в другом месте. Что ему теперь делать в этой глуши? Ведь раньше им руководило не только любопытство. А теперь оказалось, что манускрипт подделан и британский подданный, вовсе не расположенный к бегству, исчез. Да и что знаем мы о существах и вещах, когда они пропадают из нашего поля зрения? Чужая загадка лишь отражает нашу собственную странность.
«Штормы на Средиземном море случаются часто, и опасность их в том, что налетают они неожиданно. Спокойную гладь вдруг взлохмачивает сильный ветер, превращающий мертвый штиль в грозную стихию. Так и в эту ночь на судно, направлявшееся к Родосу, внезапно обрушились такие высокие и мощные волны, что оно опрокинулось.
Басофон поспешил к каюте своего господина. Отовсюду уже хлестала вода. Застигнутый ею во сне, ошалевший Гермоген наверняка захлебнулся бы, не вмешайся молодой человек. Вынужденный спрыгнуть вместе с ним в водоворот и поддерживать его голову над водой, Басофон, казалось, чувствовал себя в разбушевавшейся водной стихии так же уверенно, как на твердой земле, а — о чудо! — посох так хорошо держался на воде, что они вцепились в него, тогда как судно, кружась в последней агонии, погружалось в пучину.
Долгие часы их носило по волнам, пока не выбросило на песчаную полосу, над которой возвышался крутой скалистый откос, поросший скудной растительностью.
— Я обязан тебе жизнью, — произнес Гермоген, как только обрел способность говорить. — Без тебя я погиб бы в этом кораблекрушении. А без этой палки мы недолго продержались бы среди чудовищных волн.
— Этот посох — подарок доброго Иосифа, — ответил Басофон. — Но к сожалению, посох не всегда бывает любезен.
— Тот Иосиф, должно быть, великий чародей.
— Нет, он всего лишь плотник, но не говорят ли, что у каждого плотника свои хитрости? Уж если кто из вас волшебник, так это вы, о мэтр. Об этом я слышал на корабле.
Вымокший до нитки, жалкий, дрожащий от холода, Гермоген совсем не походил на ученика и последователя Великого Гермеса, а скорее — на нищего, брошенного в сырую яму. И все же слова юноши польстили ему. Он приосанился и сказал:
— Дружище, я готов научить тебя кое-чему из того, что умею. И это справедливо, ибо ты спас меня от неминуемой смерти. Но скажи вначале: что ты знаешь о магии?
— Только одно слово, доверенное мне недавно. Я должен был сказать его, когда вас встретил. Но вы так быстро приняли меня на службу, что я забыл его произнести.
— Что за слово?
— Гадалкавар, — выпалил Басофон. Гермоген рассмеялся:
— Какой плут научил тебя этому вздору? Ты хоть знаешь, что означает «гадалкавар» на александрийском диалекте? «Я осел!» Над тобой кто-то захотел подшутить, это точно.
Гнев овладел юношей.
— Вот вернусь и переломаю ему кости!
— Послушай, ведь это всего лишь шутка. К тому же мы очень далеко от Александрии и твоего шутника. Пойдем-ка и попробуем отыскать какое-нибудь человеческое существо.
Басофон всю дорогу не переставал ворчать. Из-за этого он совсем забыл об обещании Гермогена передать ему какую-либо волшебную силу. Ученик Гермеса, напротив, очень заинтересовался посохом Иосифа и пообещал себе обменять его на какой-нибудь фокус, когда спадет гнев молодого человека. Итак, пока они шли, он, дабы развлечь своего спутника, принялся рассказывать ему свою историю.
— До того как стать человеком, которого ты видишь, я познал многочисленные жизни, настолько длительные и разнообразные, что мне трудно все их упомнить. Что предпочитаешь? Чтобы я рассказал, как был лягушкой или лесной совой, одногорбым верблюдом или орлом? Был я также стрекозой и быком, клещом и слоном. Выбирай, я ничего от тебя не утаю.
— Э! — удивился Басофон. — Вот новость! Неужели, прежде чем стать человеком, мы все это переживаем? Мои патриархи не говорили ничего подобного.
— Только тайное учение божественного Гермеса, Трижды Великого, позволяет взойти к истокам времени и узнать, кем мы были. Ну, что ты выбираешь?
Стояла жара. Дорога была пыльной и безлюдной. На горизонте — ни одного дома. Молодой человек подумал, что рассказ о жизни верблюда поможет ему выдержать испытание.
— О! — обрадовался Гермоген. — Ты удачно выбрал, так как, когда я был верблюдом, происходили исключительные события, о которых я с удовольствием тебе расскажу. Значит, так. Было это во времена фараона Аменхотепа V. Я служил у одного торговца, имевшего дела с дворцом. Этот человек поставлял туда финики, которые собирал на юге, грузил на мою спину и привозил ко двору владыки. Изумительные это были финики, и он имел право продавать их только придворным и жрецам. Так что мне грех было жаловаться на свою судьбу.
Случилось так, что мой торговец — его звали Кенефер, и было ему больше шестидесяти лет — влюбился в одну молодую служанку дворца, очаровательную Неферирет. Девушку привлекало лишь богатство моего хозяина, но сам он считал, что она вышла за него благодаря его внешности и уму. Однако он был слишком самодовольным, а богатство свое заработал продажей фиников. У них родился ребенок, потом второй и третий. А мы с Кенефером продолжали ездить на юг за этими плодами, поднимаясь вдоль Нила до Фив.
Однажды, когда мы только что выехали из столицы, хозяин заметил, что оставил дома кошель. Развернувшись, мы возвратились в город. У дома он велел мне опуститься на колени, что я и сделал. Но едва он переступил порог, как кровь ударила ему в голову: молодая супруга праздновала его отъезд в объятиях любовника. Выхватив из-за пояса кривую саблю, хозяин мигом отрубил молодому человеку голову и разрубил пополам изменницу.
Увы! Юноша тот оказался самым младшим сыном Аменхотепа! Несчастного торговца порубили на кусочки, сложили в большой глиняный кувшин, который привязали к моей спине. После чего меня прогнали в пустыню.
Что поделаешь в такой ситуации? Я бежал сколько мог, надеясь встретить какой-нибудь караван, но так никого и не повстречал. Выдохшийся после восьмидневного бега, я остановился однажды вечером и стал готовиться к смерти. Страшный груз все еще держался, укрепленный между моей шеей и горбом.
Тут-то и произошло нечто необычное. Хотите — верьте, хотите — нет. Из кувшина донесся голос:
— Верблюд, друг мой, это я, твой добрый хозяин Кенефер. Хоть я и расчленен, ко мне вернулась речь. Наш бог Озирис пожалел меня, поскольку сам некогда понес такое же несправедливое наказание. Ни он, ни я не были виноваты. Сын фараона и та негодяйка заслуживали смерти. А Аменхотеп совершил преступление, приказав меня казнить.
— Вне всякого сомнения, — обомлев от страха, промямлил я. — Но что я могу для вас сделать, раз в пустыне никого, кроме нас, нет, а вы, порубленный на куски, не можете выйти из кувшина, притороченного к моей спине?
И тут я услышал возню за моей головой. Расчлененный хозяин бесновался в своей тюрьме, да так, что оборвались веревки, стягивавшие ее. Кувшин свалился с моей спины и разбился. Я увидел вывалившиеся из него останки: тут — голова, там — отсеченные члены, туловище, разрубленное на несколько частей разного размера… Тяжело было смотреть на них — ведь Кенефер был представительный мужчина, несмотря на возраст.
— Плюнь на меня! — приказала голова.
— Никогда я не осмелюсь осквернить моего хозяина, даже в таком состоянии! — вскричал я.
— Я тебе приказываю! — завопила голова таким повелительным тоном, что я, собрав всю слюну, которая у меня еще оставалась, плюнул, как мне велели. И тотчас разбросанные части тела собрались воедино. Кенефер встал как ни в чем не бывало, живой, во плоти, словно очнулся от кошмара. Пока я недоумевал по поводу чудодейственной силы моей слюны, он посмеивался надо мной.
— Это всемилостивейший Озирис совершил чудо, использовав твою поганую слюну. Только бог вроде него мог воскресить мертвого. А ты как был дромадером, так дромадером и остался, к тому же глупым!
Потом он вознес благодарственную молитву своему богу, взобрался на меня, и мы добрались до Фив, где он, к всеобщему изумлению, принялся за старое.
Гермоген умолк.
— Забавно, — откликнулся Басофон. — Но на месте верблюда я бы отомстил неблагодарному старику.
— Потому что ты не верблюд, — заметил ученик Трижды Великого.
Они продолжали шагать. Гнев молодого человека спал. Поразмышляв, от решил, что его спутник все выдумал. И он решил его немного подразнить.
— На Небе, откуда я прибыл, — сказал он, — особы, обладающие некой силой, в мгновение ока перемещаются из одного места в другое. Мне кажется, вы так не умеете. Уже три часа мы тащимся под солнцем.
— Действительно, такого дара у меня нет, — согласился Гермоген. — Но у меня есть кое-что другое. Когда остановимся на отдых, я тебе покажу. Кстати, мы можем сторговаться: один из моих даров — на твой посох, к примеру…
— Ни за что! — возмутился Басофон. — Я плотник, и этот посох — знак моей профессии. Я с ним не расстанусь ни за какие волшебства на свете.
Гермоген принял это к сведению. И в самом деле, если Гермес — бог торговли, он также и бог воров. Поэтому наш чародей решил подождать благоприятного случая, чтобы завладеть посохом, и продолжал идти молча.
Наконец они дошли до какой-то деревеньки с вырубленными в скале жилищами, показавшимися им подходящими для восстановления сил. Заодно там представится возможность обдумать дальнейшие действия. Но им и невдомек было, что их уже поджидал слуга Сатаны — известный нам Абрахас, которому поручено было следить за Басофоном. Больше из коварства, чем по злобе он вызвал сильное волнение на море, потопившее корабль. Он полагал, что тем самым помешает сыну Сабинеллы попасть в Фессалию, но не знал, что, поступив так, он задержал встречу Гермогена с губернатором Гаем Плинием. Все они, демоны, таковы: превратности, вызываемые ими, часто оборачиваются против них.
Путники остановились на сельском постоялом дворе. Там избежавшие кораблекрушения встретили Абрахаса, принявшего личину торговца. От него они узнали, что по воле волн корабль утонул у острова Кипр недалеко от Пафоса. Гермоген сразу решил на следующий же день отправиться в этот порт и найти подходящее судно. Однако Абрахас отговорил его, сказав, что попутный корабль якобы придется ждать больше месяца — это было ложью. Но не так-то легко обдурить ученика и последователя Гермеса. Гермоген предложил демону и Басофону угощение, в ходе которого те выпили столько вина, что с трудом добрались до своих постелей.
Когда Басофон уснул мертвым сном, Гермоген подкрался к нему и обнаружил, что посох тот крепко прижал к себе. Он попытался вытащить его из рук спящего, но быстро убедился в тщетности своих усилий. Тогда он прибегнул к заклинанию. Проделав над телом юноши пассы, он произнес:
— Дай мне посох.
И руки спящего сами протянули ему посох. Но только он собрался взять его, как посох вырвался и ударил Гермогена по спине так сильно, что он упал, крича от боли. Басофон проснулся.
— Эй, что с вами, мой господин?
А посох сам вернулся в руки юноши, так что он, ничего не поняв, весьма удивился присутствию Гермогена.
— Вы пришли, чтобы доверить мне один из ваших секретов? Я почему-то одурел от прекрасного пафосского вина, но теперь, протрезвев, готов слушать вас.
Чудодей встал, потирая спину, пораженный тем, что произошло.
— Ох, ох… — жалобно стонал он, силясь не потерять самообладания. — Действительно, ты спас мне жизнь и должен получить награду.
Басофон поднялся. Голова еще немного кружилась. Но чего бы он не сделал, чтобы узнать, как победить какого-нибудь Самсона?
— Так слушай, — продолжил Гермоген, — все было бы очень просто, согласись ты обменять свой посох на мою магию.
— Нет, нет, — воспротивился Басофон. — Вы мне должны один секрет, а посох останется у меня.
— Зачем он тебе? В твои годы не стоит обременять руки. Он хорош для старика, а я, как видишь, не первой молодости.
— О, вы еще хорошо сохранились! — лукаво заметил молодой человек, поняв, что ученик Гермеса наговорит что угодно ради того, чтобы выманить у него посох. И добавил: — Скажите-ка лучше, в чем состоит ваш секрет?
Гермоген напыжился:
— У меня их так много, что невозможно все перечислить. Это уж тебе выбирать среди способностей седьмой величины.
— Почему седьмой?
— Потому что они относятся к самым простейшим. Не воображаешь ли ты, что я могу доверить тебе волшебство первой величины?
— Объяснитесь. Мои патриархи ничего об этом не говорили.
— Так вот, — с ученым видом начал Гермоген, — волшебства первой величины имеют отношение к воскрешению умерших, оживлению статуй, созданию гомункулов и к изменению движения небесных тел. Зато маги седьмой величины помогают наращивать волосы, укрощать животных, изготавливать приворотное зелье, излечивать ящур и запоры.
— И вы хотите всучить мне эту ерунду за то, что я спас вам жизнь?
— Потише, прошу тебя. Не горячись. Величинам магии соответствуют степени посвящения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36