— Мне кажется, это имя из Древней Скандинави — для пущей секретности, — заметила я. ЧАСТЬ ВТОРАЯ Франкфурт, Германия, осень 1785 г. Тридцатью годами ранее того утра, когда Натан Ротшильд ожидал почтового голубя, сидя в маленькой комнатушке на Юденгассе во Франкфурте, в роскошном загородном замке развлекались игрою в шахматы двое мужчин. Они и представить не могли, что их приятельское шахматное сражение положит начало банкирской династии Ротшильдов, которой суждено было родиться в эту самую ночь.— Итак, вы принимаете мой совет, Ландгрэйв? — спросил генерал, попивая коньяк.— Конь на е-семь, — сказал Ландгрэйв, и его лицо покраснело и залоснилось от напряжения. Он тоже не забывал прикладываться к коньяку. Откинувшись в кресле и не отрывая глаз от доски, он продолжал:— Я отправил сегодня утром гонца с приказом доставить сегодня из гетто этого еврея. Правда, нам придётся продержать его здесь до утра: ворота закрывают и запечатывают после захода солнца.— Позорно держать их взаперти подобным образом, — задумчиво заметил генерал. — Конь на ж-пять.— Это сделано для их же безопасности, — возразил Ландгрэйв, — Вы же знаете, какие кровавые стычки происходят, если они шляются на свободе, так пусть уж лучше сидят в гетто. Не желаете ли ещё коньяку? Я привёз его когда-то из Франции, и он состарился вместе со мной. Давайте ваш бокал.— Благодарю, — отвечал генерал. — И все же мне кажется это позорным. Возьмите хотя бы этого Мейера Амшеля — он весьма незаурядная личность.— Ха, они все незаурядны, я в этом и не сомневаюсь. Менялы, торговцы, у них нет культуры. Вам ведь это известно не хуже, чем мне, фон Эсторфф.— Я думаю, узнав поближе этого парня, Ландгрэйв, вы будете другого мнения о них. Впрочем, к чему лишние слова: вы вскоре все увидите сами.— Вот, отведайте-ка лучше это, — сказал Ландгрэйв, протянув фон Эсторффу его наполненный бокал. — Если вы напьётесь, может быть, я смогу вас обыграть.— Если только вмешается само Провидение, — рассмеялся генерал. — Ведь вам не удалось ни разу сделать этого на протяжении двадцати пяти лет! Однако ваш ход.— Конь берет слона, — сказал Ландгрэйв. — И все же мне претит передавать свои дела в руки евреям, фон Эсторфф, и вы зря уговариваете меня. Хотя я всегда прислушивался к разумным советам. Если то, что я слышу, устраивает меня и может принести доход, я никогда не оставлю такого человека без внимания.— Ну, подобные речи можно слышать от кого угодно, — отвечал генерал, — я же хочу обратить ваше внимание на то, что он отличный эксперт в нумизматике, вашем излюбленном увлечении! Конь берет пешку на эф-семь.— Черт! И зачем вы пошли сюда? — раздражённо воскликнул Ландгрэйв, покосившись на вошедшего в комнату слугу. — Что тебе надо? — рявкнул он. — Ты что, не видишь, что мы заняты?!— Тысяча извинений, сэр. Но у дверей стоит еврей, который уверяет, что его привезли, чтобы увидеться с вами. И хотя я объяснил ему, что уже поздно и к тому же вы заняты, он настаивает…— Да, да. Пусть войдёт.— Как вам будет угодно, сэр. — Слуга поклонился и исчез за дверью. Спустя несколько секунд он появился снова и щёлкнул каблуками. — Мейер Амшель, еврей! — провозгласил он, почтительно поклонился и вышел.Ландгрэйв сосредоточенно уставился на доску. Вся его фигура выражала глубокую задумчивость, а глаза перебегали с одной фигуры на другую. Он не сразу понял, кто закрывает свет, бросая тень на стол. Подняв глаза, увидел, что над доской склонился вошедший человек, внимательно изучая положение дел на поле.— Как бишь зовут этого малого? — спросил, обращаясь в пространство, Ландгрэйв.— Мейер Амшель, — напомнил генерал.— Прошу простить меня, сэр — поправил его Мейер Амшель, — но я веду дела под именем Рэд-Шильд Красный щит (англ.)

.— Ах да, я и забыл, — подхватил генерал. — Он взял себе это имя, согласно цвету военного щита, который висит над его заведением на Юденгассе.— Это что вы имеете в виду герб? — осведомился Ландгрэйв, приподнимая брось. — Это что же такое, фон Эсторфф? Ну ладно, Рот-шильд, «рыцарственный» еврей, сядь куда-нибудь, покуда мы с генералом не закончим партию, — ты загораживаешь мне свет.— Простите, сэр, но я предпочёл бы стоять, если вам это не помешает.— Вот, видите, что получается, фон Эсторфф, — сердито покачал головой Ландгрэйв. — Сначала евреи присваивают себе гербы, потом начинают «предпочитать». Послушайте-ка, герр с гербом, у тебя нет никаких прав на воинский щит, поскольку ты не рыцарь, и никаких прав в это время находиться за пределами гетто. Сядь сию же минуту, не то я отдам тебя под стражу за нарушение распорядка!— Простите меня, сэр, — но сейчас ваш ход! — сказал Ротшильд.— Что? — удивился совершенно сбитый с толку Ландгрэйв.— Да, Мейер, — вмешался генерал с весёлым блеском в глазах, — сейчас должен ходить Ландгрэйв — ведь он играет чёрными.— В этом случае, Ландгрэйв, — произнёс Мейер Амшель, — позвольте вам указать, что вы можете выиграть в одиннадцать ходов!— Что? — взревел разъярённый Ландгрэйв. — Да как ты смеешь учить меня играть?..— Вильям, Вильям, — со смехом увещевал его генерал, удерживая на месте, — давайте лучше посмотрим, что он задумал. С одной стороны — я заинтригован, а с другой — ну что нам мешает сыграть новую партию, если он не прав?— Фон Эсторфф, вы что, совсем рехнулись? Представляете, если весь Франкфурт начнёт шептаться о том, что у меня завелась привычка играть в шахматы с евреями?! Меня и так кое-кто не желает принимать за серьёзного игрока!— Но вы и не собираемся играть в шахматы с ним, мы только милостиво выслушаем его советы. Собственно говоря, ведь для того вы его сюда и доставили? Какая разница — выслушать его советы по поводу денег или по поводу шахмат?— Если вы хотите доказать мне, что евреи способны что-то понимать в такой тонкой игре, как шахматы, фон Эсторфф, то почему бы вам не привести сюда мою борзую — пусть бы полаяла нам по-латыни?! — Но, заметив, как помрачнело лицо его старинного друга, Ландгрэйв добавил:— Я прекрасно знаю, какое у вас великодушное сердце. Только имейте в виду, герр с гербом, что по этой игре я буду судить о вашей дееспособности и в остальных областях.В течение всей этой перепалки Мейер Амшель хранил абсолютную невозмутимость, словно был куском обоев, покрывавшим стены. Заложив руки за спину, он спокойно все выслушивал.— Вам нужно будет просто сделать рокировку, — сказал он.— Да побойся ты Бога, малый! Это же откроет ему мою королеву! И она достанется его кавалерии!— Королевы неоднократно попадали в руки кавалерии, в былые времена, Вильям, — сказал генерал, искренне развлекаясь, — и мало кто из них после этого выжил.Ландгрэйв, качая головой и что-то бурча себе под нос, все же сделал рокировку. Генерал фон Эсторфф наблюдал за его действиями с самодовольной улыбкой, как учитель, чьи ученики выполняют давно известные ему упражнения.— А теперь, Мейер, — сказал он, — какого хода ты ожидал бы от меня?— На самом деле это не имеет значения, — отвечал тот, — так как Ландгрэйв уже выиграл партию.Лицо Ландгрэйва исказила гримаса отвращения. Сделав большой глоток коньяку, он отвернулся от доски.Немного поколебавшись, генерал, не спуская глаз с профиля Ландгрэйва, протянул руку и взял конём его королеву.— Боже мой! Боже мой! Он взял мою королеву! — вскричал Ландгрэйв, его лицо покраснело и покрылось испариной, он изо всей силы вцепился в край стола.— Будьте благоразумны, сэр, — невозмутимо напомнил ему Мейер, — ведь судьба королевы не решает партию. Вы, надеюсь, понимаете, что именно король достоин вашего величайшего и неусыпного внимания!Ландгрэйв побледнел, дыхание его стало хриплым и учащённым, а руки, сжимавшие столешницу, задрожали. Встревоженный фон Эсторфф потянулся к столику в углу, налил стакан воды и подал его своему другу, а сам обратился к Мейеру:— Вы уверены, что нам стоит?..— Абсолютно. Давайте продолжим. Ландгрэйв оттолкнул стакан с водой: вместо неё он залпом осушил бокал с коньяком.— Чем же сей великий мастер шахматной игры предложит мне пожертвовать на сей раз, — прорычал он, — чтобы окончательно выиграть партию?— Ничем, — невозмутимо отвечал Мейер. — Теперь вы можете объявить шах королю.Глаза обоих игроков расширились от удивления, когда они внимательно присмотрелись к расположению фигур на поле.— Ага! — вскричал наконец Ландгрэйв, передвигая слона. — Шах! — рявкнул он, откинувшись на спинку стула и блаженно улыбаясь.— Будьте благоразумны, — заметил невозмутимо Мейер, — ведь шах — ещё не мат, хотя не вызывает сомнений то, что, невзирая на любые контрудары противника, ваша позиция остаётся выигрышной. Законы, по которым движутся шахматные фигуры, столь же прекрасны, как и те, по которым движутся вселенные, — но они столь же и опасны.По мере того, как игроки, пользуясь советами Мейера, продолжали переставлять свои фигуры, Ландгрэйв все больше расслаблялся. В конце концов и сам генерал откинулся на стул с одобрительной улыбкой на лице, хотя для него партия оказалась безнадёжно проигранной.— Мой дорогой Ред-Шильд, — обратился он к Мейеру, — я впервые получил наслаждение, играя в шахматы, и впервые игра для меня оказалась столь блестящей.Признаюсь, что, хотя сам я играю каждый день, вы с лёгкостью дадите мне десять очков вперёд. И мне доставило ещё большее удовольствие, если бы по окончании игры вы произвели её полный анализ, чтобы я увидел упущенные возможности и в будущем смог избежать ошибок.Итак, Мейер Амшель надолго оставался у шахматной доски, объясняя игрокам различные последовательности ходов — он называл их комбинациями, — так что оба игрока под конец уяснили все возможные нюансы сыгранной партии.И только когда солнце поднялось и позолотило воды Майна, троица поднялась из-за доски, чтобы отправиться спать. Ландгрэйв задержался на лестнице, положив свою руку на плечо маленького мастера игры в шахматы.— Ротшильд, — сказал он, — если вы манипулируете деньгами с таким же искусством, как это проделываете с маленькими фигурками из слоновой кости, я предполагаю, что вы сумеете сделать меня очень богатым человеком.— Но вы и так уже богатый человек, — возразил ему Мейер Амшель.— Лишь по стечению обстоятельств. Но вы рождены для богатства совсем иного рода, мир сможет восторгаться им лишь сотню лет спустя. Хоть я и не гений, но достаточно проницателен, чтобы распознать кого-то более сведущего, чем я, и использовать такого человека в своих интересах.— С такими рекомендациями, сэр, — отвечал Мейер Амшель, — миру, пожалуй, не придётся ждать сотню лет. ЗВОН МОНЕТ Деньги — проза жизни, о которой не принято говорить в светском обществе, но в итоге своего закономерного обращения они могут преподнести результаты столь же прекрасные, как розы. Ральф Уолдо Эмерсон
Понедельник, 30 ноября Ровно в восемь часов утра Тор вошёл в двери нью-йоркской Публичной библиотеки и спросил у служительницы, как попасть в отдел бизнеса. Дама объяснила и проводила его со вздохом искреннего сожаления, наблюдая, как тот поднимается по широким мраморным ступеням. Ещё бы, в их библиотеке подобные посетители — большая редкость.В то утро Тор прекрасно выглядел в строгом деловом костюме-тройке из чёрного итальянского габардина. Бледно-серый галстук в едва различимую тонкую полоску украшала золотая булавка, идеально сочетавшаяся с выглядывавшими из-под обшлагов золотыми запонками. Пока он шёл к отделу бизнеса, многие обратили на него внимание. Оказавшись на месте, он выяснил, где находились подшивки нужных ему экономических изданий.Зайдя за стеллажи, Тор снял тяжёлую подшивку с полки и быстро пролистал последние выпуски журнала. Наконец он нашёл то, что было ему нужно.Быстро оглянувшись и заслонив подшивку, он быстро извлёк из кармана острый, как бритва, нож и отрезал страницу. Аккуратно сложив, отправил её в карман вместе с ножом. Затем вернул подшивку на место поблагодарил служительницу и покинул помещение.
Менее чем через час Тор входил в брокерскую контору Луи Страуба на Мэйден-Лэйн. Через стеклянную дверь ему была видна комната, в которой брокеры сидели в обнимку со своими телефонами: их галстуки были распущены, а пиджаки наброшены на спинки стульев. Секретари и клерки сновали от стола к столу, принимая телефонограммы. В помещении стоял страшный гвалт.У самой двери за столом сидела девушка, которая умудрялась жевать резинку, красить ногти лаком и разговаривать по телефону. Ей пришлось оторваться от своих занятий и поинтересоваться у Тора, может ли она быть чем-нибудь ему полезна.— Я бы хотел открыть новый счёт всего лишь, — отвечал он с кривой улыбкой.Она покраснела, попросила собеседника подождать и нажала кнопку интеркома.— Мистер Людвиг, — сказала она в микрофон, и её голос перекрыл гул, убивший в помещении. — Новый счёт на первый стол. Пожалуйста, позаботьтесь.— Подождите минуту, — попросила она Тора и продолжила беседу по телефону.Фирма Луи Страуба ворочала несметными количествами ценных бумаг для тех, кто не нуждался в помощи при планировании своих пакетов ценных бумаг или вложений в недвижимость. А сам он был крупнейшим брокером.Пять лет назад молодой человек разглядел созревшую в Соединённых Штатах необходимость в брокерской фирме, которая торговала бы акциями и векселями так, как торгуют товарами в супермаркете, где клиенты могли выбрать, что им самим придётся по вкусу, а брокеру достаточно было сделать звонок, чтобы совершить продажу. Клиентам не предлагали выпить кофе да и вообще не удостаивали их особым вниманием. У Луи Страуба все происходило так быстро и без заминок, что брокер потом сам не смог бы вспомнить лица недавнего клиента. Именно поэтому Тор пришёл сюда.Мистер Людвиг, щуплый лысеющий человечек, вошёл в комнату и пожал протянутую Тором руку, даже не взглянув ему в лицо.— Вы хотите открыть счёт, мистер…— Дантес. Эдмон Дантес, — представился Тор. — Да. Фактически я открою его и тут же закрою. Я бы хотел купить несколько облигаций в качестве рождественского подарка для своих племянниц и уже составил список того, что мне нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47