Три сотни ярдов, и мы его настигнем!
Но у нас не было этих трех сотен ярдов. До буя оставалось всего двадцать ярдов, и нас разделяло расстояние в один корпус яхты.
— Постарайся, — сказал Скотто, словно бы ни к кому не обращаясь, — сделай это хорошо.
Мы удачно обошли буй правым бортом. Наш нос сравнялся с его кормой.
— Вот так, — сказал я.
Они все уставились на меня. Их взгляды явно выражали разочарование.
— Мы в гонке. Мы все еще в гонке, — сказал я им.
Они согласно кивнули.
— Галс! — сказал я.
Мы ушли из-под кормы, держась справа и стараясь поймать ветер на подветренном участке, но не смогли этого сделать. Я смотрел на Поула, а он бросил взгляд на меня и отвернулся, глядя на линию финиша. Потом он сделал поворот.
И я тут же поймал небольшой порыв бриза. И этого оказалось достаточно, чтобы мы продвинулись вперед. А он находился в таком положении, что не мог использовать этот порыв.
Экипаж зашумел. Но это не был стон боли. Мы прошли в шести дюймах от них, точно выбрав нужный угол, и струи воды проносились, стиснутые бортами наших яхт. Сейчас он начнет отворачивать, подумал я. А я не собирался этого делать. Шум стоял неимоверный. Я просто боялся не выдержать, но все шло к концу.
Я взглянул на Скотто и тут же взял румпель на себя. Скотто моментально ослабил парус, и лодка сразу стала на ровный киль. И тут же сверху раздался металлический звук удара. Мачта накрененной яхты Поула, нависая над нашей палубой, ударилась о нашу мачту.
Я хрипло закричал. Весь мой экипаж понял, что я задумал, и тоже начал кричать. Их крики отдавались у меня в голове, прыгая, как теннисные мячи.
Поул отвернул, но ему пришлось выполнить штрафной поворот. Мы оставили его позади и первыми пересекли линию финиша, где стояла целая флотилия лодок. Ударила пушка.
Я сел на скамью в кокпите и опустил голову на руки.
— Ты сделал это! — радостно закричал Чарли. — Ты сделал это!
Я кивнул. Моя голова была так тяжела! Я боялся, что если перестану поддерживать ее руками, то она упадет на палубу. «Я побил этого подонка, — думал я. — Я все-таки победил его!»
Глава 29
Хонитон торжественно высился на причальной стенке в блейзере и клубном галстуке яхт-клуба «Пэлл-Мэлл», развевающемся под бризом. Он подошел ко мне. Его улыбка была тонка, как бритвенный разрез.
— Мои поздравления, — произнес он. — Я буду рекомендовать вас для участия в Кубке Сенаторов.
Его голос звучал сдавленно, будто он с трудом выдавливал из себя эти слова.
— Я все-таки побил этого подонка, — сказал я, проходя мимо и пробираясь через толпу на причальной стенке. Хелен, думал я. Теперь Хелен должна мне все объяснить.
Мой автомобиль так и стоял под деревьями на том самом месте, где я оставил его двадцать четыре часа назад. Я выехал, минуя сверкающие белые отели, на главную дорогу. Под звуки автомобильных сигналов я вылетел на восточную полосу. И очень быстро оказался у знакомых ворот. Дул горячий, как из плавильной печи, ветер с пылью. Он заставлял покачиваться ветви зонтичных сосен у дороги. Я выскочил из машины на песок и поднялся к входной двери дома Хелен.
Она была открыта и хлопала под ветром. Я прошел прямо в гостиную.
Здесь на полу валялись книги. Кто-то содрал со стен картины с быками и одну из них надел на торшер. Телефонная трубка болталась на проводе. Я открыл ящик под баром, где она хранила альбом с вырезками из газет. Альбома не было.
Ветер был горячий, но меня зазнобило. Я побежал через комнаты, громко выкрикивая ее имя. Повсюду был разбитый фарфор и разорванные картины. На полу кухни полчища муравьев пробирались через рассыпанный сахар.
Наверху все выглядело так, будто здесь дрались дикие звери. В ванной комнате был полный разгром. Шкафчик под ванной был заперт. И это была единственная закрытая дверь во всем доме. Я открыл ее.
На внутренней стороне дверцы виднелись ярко-красные пятна. Сначала я подумал, что это кровь. Но это была не кровь. Это была губная помада цвета пожарной машины. И это были вовсе не пятна, а слова: «Март уезжай Англ Деке спроси Поул».
Я вспомнил ее лицо в машине, там, под деревьями. Она не предавала меня, а предупреждала.
Вихрем пронесся я по остальным комнатам и не увидел ничего, кроме разгрома. Мать Деке умирала в Ширнессе. Но если Деке объявится в Англии, его немедленно арестуют. Поэтому он не рискнет лететь в рейсовом самолете, да еще с Хелен.
Я повесил телефонную трубку на место, снял ее и услышал гудок. Потом набрал номер домашнего телефона Деке. Ответил женский голос с сильным испанским акцентом:
— Сеньора Келльнера нет. Он уехал в отпуск.
Это Деке напал на ее дом и забрал альбом. А сама она стала заложницей, чтобы держать в руках таких людей, как я.
Я вернулся в отель, позвонил Поулу. Он тоже уехал. Придется ловить его в Англии. И я заказал себе место в самолете компании «Иберия» через четыре часа. Потом отправился в Малагу, в больницу.
Генри выглядел очень постаревшим и худым. Он был под капельницей, а рядом стоял баллон с кислородом. Генри сказал:
— Мэри собирается забрать меня домой.
Я хотел бы повидать ее и занять у нее хотя бы малую толику ее непоколебимого спокойствия, но мне так много предстоит испытаний, что едва ли я смогу остаться спокойным. Я сказал, что все идет хорошо, и потрепал его по руке. Мэри в безопасности и за ним есть кому присмотреть. А в этом он сейчас нуждается. Разница между тем Генри, который шесть недель назад покидал «Саут-Крик», и этим была ошеломительной. Я посидел еще немного в этой антисептической тишине, слыша только далекое хлопанье дверей и журчание доносившихся откуда-то женских голосов.
А когда я поднялся, чтобы уходить, он спросил:
— Ты выиграл у Уэлша?
— Да. — Я немного поколебался. — Мы заключили с ним дополнительное пари. Моя доля в нашем деле против его доли. Он больше ее не имеет.
Генри внимательно смотрел на меня. Его голубые глаза казались старыми и пустыми под тяжелыми складками век. И вдруг внезапно они просветлели.
— Дерзкий чертенок, — сказал он. — Ты маленький дерзкий чертенок. Ты не мой сын, но я чертовски хотел бы иметь такого сына.
Я покинул его и спустя некоторое время окунулся в кипящий котел аэропорта Малаги.
* * *
Было семь часов, когда я выбрался из аэропорта Хитроу. В самолете я все обдумал, и мне удалось даже часок поспать. Прохладный воздух Англии освежил меня и прояснил голову.
Я арендовал машину у стойки компании «Герц» и выехал на дорогу М-3. В окрестностях Бейсингстона я остановился и сделал пару покупок. А потом поехал в зеленую страну в окрестностях Винчестера.
Вечер был по-весеннему мягким. На светлых полях зеленели всходы пшеницы, и в низком солнце блестела молодая листва на склонах холмов. Шины взятого напрокат автомобиля зашуршали по гравию подъездной дороги. Было 19.30, когда я свернул в высокие кирпичные ворота Филби-Грендж, резиденции Поула Уэлша.
Кипарисовая аллея вела к зданию, построенному в тридцатые годы в излюбленном стиле биржевых маклеров, которым хоть раз довелось увидеть Хэмптон-Корт. У дома был деревянный фронтон, белые, как сахар, трубы и множество слуховых окон. Отец Поула купил эту усадьбу, чтобы соответствовать тому кругу, в который старался войти.
«БМВ» Поула стоял на дорожке у входа. Капот был еще теплый. В доме — тишина, если не считать далекого плеска воды. Я быстро вошел внутрь. Шум воды усилился.
Здесь, в Грендже, были два плавательных бассейна — один в доме, другой снаружи. Шум шел от внутреннего бассейна, который располагался в большой оранжерее с зеленой черепицей и экзотическими растениями.
Поул только что смыл с себя дорожную пыль. Он был голый и вытирался, сидя на краю бассейна. И так резко оглянулся, услышав мои шаги, что его кудрявые черные волосы разлетелись в стороны.
— Кто впустил вас сюда?
— Я только что приехал, — ответил я, продолжая идти прямо на него по краю бассейна.
Он обернул полотенце вокруг пояса и спросил:
— Что вам нужно?
— Поговорить.
Я видел его лицо крупным планом. В уголке рта дергался мускул. Я медленно надвигался на него. Он решил не сдаваться и сделал ошибку. Подойдя вплотную, я отвел руку назад и изо всех сил ударил его в солнечное сплетение.
Он издал отвратительный звук и сложился пополам. Тогда я ударил его коленом в лицо. Он попятился. Там, под пальмой, стояли тяжелые металлические садовые кресла. Я схватил одно из них и подсунул ему сзади под колени. Он шлепнулся на него. Полотенце упало. Я быстро вытащил мотоциклетную противоугонную цепочку с замками, которую специально купил сегодня, обернул вокруг его талии, пропустил под подлокотники кресла и запер замки. Он все еще хватал воздух ртом.
Я сказал:
— Поул!
Он уже достаточно очухался, чтобы взглянуть на меня.
— Отпусти меня!
— Поул, я хочу знать кое-что о Деке.
— Я знаю о Деке столько же, сколько ты.
Я вытащил из кармана еще одну вещь, которую тоже купил утром. Его глаза безотрывно следили за моей рукой.
— Все о Деке! — твердо повторил я.
— А зачем?
Он все смотрел на то, что я держал в руке. Это были садовые ножницы — секатор.
— Отрежу тебе кое-что. Сначала пальцы рук. Потом — ног. А потом и еще кое-что, что торчит. Все о Деке. С самого начала.
Он вспотел и со страхом смотрел мне в глаза. Его лицо пожелтело.
— Ты что, сошел с ума? Я объяснил:
— Я обнаружил Генри Макферлейна полуживым в сарае у Деке. Он сказал мне, что это ты устроил все эти нападения в «Саут-Крике». Я хочу знать об этом все.
Он посмотрел на секатор, а потом снова мне в лицо и лихорадочно заговорил:
— Это Джеймс. Я встретил его в Испании. И Джеймс сказал, что у него есть один тип, который занимается торговлей прибрежными участками. Он сказал, что я и мое имя могут оказаться полезными и я могу сделать на этом кое-какие деньги. Все поначалу было довольно респектабельно. Сам Хонитон был с ними. Ну, я и пошел к ним.
Его била дрожь, и он сказал:
— Я замерз.
— Продолжай!
— Мы сделали несколько дел. Вполне честных. Потом он попросил меня подыскать что-нибудь и Англии. Я сразу же подумал о «Саут-Крике» и сказал им об этом, ему и Джеймсу. Я понимал, что Генри никогда не продаст землю. Деке только рассмеялся и заявил, что здесь нет проблем. И потом началось это, в «Саут-Крике». Ты знаешь.
Он помолчал и облизал губы.
— А что Рейстрик? — спросил я.
— Да ничего. Пустое место. Мальчик на побегушках.
— Он там... что-то делал в «Саут-Крике»?
— Не знаю. Они мне не говорили. Это правда. Я же был в Австралии. Ты ведь тоже был там.
Я кивнул и сказал:
— Да. Припоминаю. Весьма живо. А почему тогда ты приобрел документ на право владения?
Он сидел голый, пристегнутый цепью к креслу. Ясно, как должен был чувствовать себя этот обычно уверенный в себе человек.
— Вложение денег, вот и все. Когда Макферлейн продаст землю, часть будет принадлежать мне.
— И ты всячески поддерживал их?
— Вполне.
— А как ты думаешь, что Деке сделал бы потом?
Он пожал плечами.
— Можешь говорить что угодно.
— Но ты же знаешь его, потому что работал на него. Это же ты устроил похищение сейфа, когда тебя попросили об этом.
— Нет, не я, — сказал Поул. Его глаза расширились, и он яростно закрутил головой.
— Это ты отвязал понтон на нашей пристани?
Он отрицал и это:
— Я был в гостях в тот вечер. В Норфолке. Можете проверить. Он уже почти хныкал.
— Ей-богу, — сказал он. — Честно.
Я поиграл секатором. Он неотрывно следил за моими руками, водя глазами справа налево и наоборот.
— Так кто же тогда дал тебе сейф?
— Рейстрик. Была телеграмма от Деке. Он потребовал, чтобы его доставили.
Я внимательно смотрел на него.
— Ты знал, что за груз был на «Альдебаране»?
— Вообще никакого не было.
— Нет, был, — отрезал я и рассказал все, что знал о драгоценных камнях.
— Ты шутишь, — фыркнул он.
— Если хочешь знать, кто шутит, пойди и посмотри мой личный сейф в Банко-де-Бильбао в Марбелле. А где сейчас Деке? На пути в Англию?
Поул явно удивился, но несомненно он знал об этом.
— Да, — продолжал я. — Мне кажется, у вас с этим Деке было немало интересных разговоров. Я хочу знать, каким путем он приезжает сюда. Где и когда.
— Разве он сообщил бы мне?
— Да, — настаивал я. — Никогда, — снова фыркнул Поул.
Я зашел ему за спину, чтобы он не мог меня видеть. Протянув руку, коснулся секатором его правого уха. Голова Поула резко дернулась.
— Ты не сделаешь этого!
А я думал о той надписи губной помадой на шкафчике в ванной комнате. У меня пульсировало в голове. Быстро, чтобы не раздумать, я разжал и снова сжал руку, держащую секатор. Он завопил от боли и шока. Кровь брызнула из мочки его уха.
— Ради Бога, Мартин! — взмолился он.
— Двадцать пять лет! Он сядет на двадцать пять лет. Он не сможет угрожать тебе.
Он покачал головой. Из его горла вырвалось сдавленное рыдание.
— Я начну с суставов пальцев. Это проще всего. Легкое движение, и кости рук разваливаются на части. Там только хрящи. Разделаем как пирог.
Я помолчал. Царила полная тишина. Он пытался отдышаться.
— Будет очень больно, даже если я только начну.
— Ты не сделаешь этого!
Я схватился за спинку кресла и повалил его на бок. Поул с шумом грохнулся на пол. Голова его с треском ударилась о плитки пола. Я быстро присел рядом с ним, схватил его левую руку, которая оказалась наверху, и загнал кисть этой руки в железный угол между подлокотником и спинкой кресла. Он сжал кулак. А я воткнул острие секатора в кожу под суставом. И начал медленно сжимать лезвия.
Он завопил. Это был крик не боли, а страха, прямо женский вопль. Я приостановился. Пошла кровь. Ножницы уже пронзили кожу. Я старался не смотреть на это.
— Ты, мерзкий подонок, — прорыдал он.
— Это ты подонок. Еще когда мы были детьми, ты обманывал и врал, чтобы добиться своего и получить все, что тебе нужно. Ты уже тогда был подонком. Ну ладно, что же все-таки Деке?
Я снова сжал ножницы. Он завопил. Я почувствовал, как хрустнули хрящи. Мне стало не по себе, но я вспомнил о Хелен, которую похитили из разгромленного дома. Я не мог удержаться и был просто вне себя.
— Говори, — нажимал я. — Говори же.
И он торопливо заговорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30