— спросила Настя.
— Знаете, если честно, — Рашид приложил руку к груди, — он сегодня вообще ничего не соображал. Только начался банкет, а он уже напился и в таком состоянии до сих пор.
— Проголосовали-то как?
— Единогласно, — махнул рукой Рашид. — Ну ладно, до свидания!
Настя, закрыв за Рашидом дверь, легонько пнула Митю ногой. — Вставай, гад! Весь вечер мне испортил! Я за него волнуюсь, переживаю, а он там с дружками хлещется!
Митя ухватил Настю за ногу, потянул на себя, впиваясь зубами в джинсы.
— Аув! Аув! Съем мою милую! Съем мою хорошую! С сегодняшнего дня будешь с кандидатом наук спать, ты, салага!
Настя не удержалась и упала с визгом. Митя потянулся к ней, чтобы поцеловать.
— Ух и перегарище от тебя! — сморщилась Настя. — Разве можно так напиваться?
— М-можно, — неожиданно сказал Митя. — Сегодня мне все можно, — он навалился на Настю. — Мне Крошка сказала, что я неплохой ученый и с таким заделом могу потянуть на докторскую, — произнес он заплетающимся языком.
— Отвали, кандидат гребаный! Почему не позвонил? — Настя поднялась и отправилась на кухню ставить чайник. — Иди умывайся.
— Завтра позвоню, — сказал Митя, подкладывая под щеку Настин сапог.
Он мгновенно уснул.
Митя открыл глаза и застонал — голова раскалывалась на части. Огляделся. Лежал он в гостиной на диване, укрытый пледом. Без пиджака, но в рубашке и брюках. Он с трудом вспомнил, как вчера добрался до дому. Прислушался к своим ощущениям. Как ему — в новом кандидатском качестве? Хреновато, однако.
— Настя, — позвал Митя слабым голосом. — Настенька!
Насти не было. Он со вздохом подумал, что теперь, после защиты, забот ничуть не убавилось. Надо расшифровывать стенограмму, печатать заключение совета на диссертацию, справку о присуждении, звонить в Саратов, чтобы прислали еще один экземпляр отзыва, собирать прочие бумажки для Высшего аттестационного комитета. Боже мой! Опять канцелярии, подписи, печати! А через месяц в бой: Крошка Цахес, корейцы, Маркуша. Митя даже застонал от того, как трудно ему на белом свете. Нет, дальше так жить нельзя: нужно было спуститься в магазин, взять пару бутылок пива. Он с трудом поднялся, поискал глазами пиджак, в нем должны были быть деньги и кассета со стенограммой — очень нужная вещь. Митя пошарил по карманам, на пол посыпались купюры, слава богу, есть! Но кассета была безнадежно испорчена: вытянувшийся из нее большой кусок пленки весь перепутался, перекрутился, измялся. Митя вдруг вспомнил, как вчера на банкете пытался вставить ее в магнитофон — всем велел слушать его защитное слово, целовался с Крошкой Цахесом взасос, посылал нахрен Маркушу и несколько раз гонял Рашида за водкой. И это все перед профессурой совета! Боже мой, какой позор! Ну, Игонина теперь ему всыплет! Митя выкинул кассету в мусорное ведро. Ничего, по памяти напишет!
Игонина по поводу его поведения не сказала ни слова, попросила только поскорей оформить все бумаги для ВАКа. Как оказалось, Крошка и сама была в сильном подпитии и плохо помнила окончание банкета. Через день Митя окончательно ожил и все пошло своим чередом.
Митя сидел в кабинете Зои Павловны, на компьютере допечатывал справку о присуждении ученой степени кандидата наук. Это была последняя бумажка для ВАКа, все остальное было готово. Крошка уже дала ему нагрузку на следующий месяц: кроме корейцев еще бельгийская стажерка и трое чехов с неплохим знанием языка.
Митя улыбнулся, услышав, как в прихожей щелкнул замок. Настька, Настена! Ох и всыпала она ему тогда за банкет! Милые бранятся — только тешатся. Митя вышел в прихожую ее встретить. На Настене не было лица.
— Привет, ты чего? — спросил он, снимая с нее пальто.
— А ты вор, Митя, — сказала Настя, глядя ему в глаза.
— Почему вор? Что за ерунда? Ты чего, Настен?
— Вот это что? — Настя швырнула в Митю авторефератом его диссертации. Он поднял брошюрку с пола, пролистал.
— Автореферат.
— Ну да, главное, что все твое, собственное! А я-то ничего понять не могу: почему он мне ни реферат, ни диссертацию не дает читать. Говорит, все равно ничего не поймешь!
— Настя, ты о чем? — удивленно спросил Митя.
— Да все о том же, Митя, ты вор! Все это из неопубликованных маминых статей! Из последней монографии! Я вчера полезла в стол, искала мамину записную книжку, а там ее статьи из коробок, записки. Я еще удивилась, думаю, чего они тут лежат? Ты меня за дуру держишь, что ли? Думаешь, если я литературовед, не смогу разобраться в твоей долбаной лингвистике? При жизни у мамы все время воровали, и теперь продолжаете?
— Настя, что ты несешь? Я все сам писал, честное слово. Конечно, ссылался на мамины статьи. Все работы пишутся с цитатами, ничего тут зазорного нет. Я тебе удивляюсь: как ты можешь судить, не прочитав диссертации?
— Эх, Митя-Митя! В том-то и дело, была я сегодня в университетской библиотеке и внимательно прочитала твой опус. Безо всякой задней мысли читала. Думала, защитился мой мужик, может, что интересное написал. Поговорю с ним о науке. А это интересное я все в маминых записках видела. Говнюк ты!
— Не смей называть меня говнюком, ты, литературоведка сраная! Как ты можешь вообще судить о моей работе! Знаешь, какие у меня хорошие отзывы на диссертацию!
— Конечно, хорошие, Митя, мама дерьма не писала. Недаром ее так ценили.
— Мне все это очень оскорбительно! — Митя ринулся в комнату, открыл шкаф, вытащил сумку, стал скидывать в нее вещи.
— А если я в ВАК письмо напишу, Митя? — спросила Настя, появляясь в дверях. — Расскажу, как ты у мамы украл…
— Что? В ВАК? Ах ты скотина! Да как ты смеешь! Да я тебя!… — Митя сжал кулаки, собираясь ринуться на Настю. Вовремя опомнился.
— Ну ладно, взял! Ты бы у меня спросил! Я — мамина наследница! Может, я бы и дала! Мне не жалко, пускай люди пользуются! Но ты ведь специально у меня поселился, чтобы диссертацию написать! Я-то дура, думала, любовь, от жены увести хотела, подружку позвонить подговорила! А ты!
Митя не хотел ее бить, она первой его ударила, съездила ладонью по лицу, оставив следы от ногтей, Он попытался схватить ее за руки, она стала колошматить его по голове. Он не удержался, сдал ее сдачи. Она взвизгнула и пнула его в пах. Он взвыл, озверевая, принялся лупить ее почем зря: по груди, по животу, куда придется. — Я тебе напишу в ВАК! Я тебе так напишу, сука! Только попробуй, я тебя сделаю! Ты еще не знаешь, кто я такой, скотина! Жить забоишься!
— Помогите! Помогите! Мамочки, убивают! — истошно закричала Настя, закрывая голову руками. Эти крики его охладили, и он остановился. Настя рыдала, лежа на полу. — Пожалуйста, не бей меня, мне больно! Я не буду никуда писать! Пожалуйста, Митенька, не надо! Больно мне!
Он, тяжело дыша, присел над ней на корточки. У Насти был разбит нос. Кровью испачканы грудь и руки.
— Настя, ты сумасшедшая! Никогда так больше не делай! Пойдем, умоемся! — он подхватил ее на руки, понес в ванную. Раздел, поставил под душ. Настя всхлипывала, ее трясло. Ее красивое тело возбудило его. Он разделся сам, залез в ванну, Стал ее ласкать.
— Не надо! Не надо! — всхлипывала Настя, но он ее уже не слышал…
Потом он вытер ее махровой простыней и уложил в постель. Кровь перестала, и он смазал ее нос бактерицидной мазью.
— Митя, уйди, пожалуйста, — попросила Настя, отворачиваясь к стене. — Я тебе все дала, что у меня есть. Уйди.
— Ладно, — сказал он.
Митя зашел в кабинет Зои Павловны, переписал на дискету все нужные документы, потом стер свои файлы из памяти компьютера.
— Настя, пока! Я тебе завтра позвоню, — сказал он на прощание.
Он не стал звонить Насте ни завтра, ни послезавтра, ни через три дня…
Женитьба Залесова
И опять было жаркое лето, и опять “пеньки”, и опять выматывающая, но денежная работа в приемной комиссии. О Насте он старался не вспоминать. Ему было стыдно за свое поведение, и он мысленно уже раз двести попросил у нее прощение на разный лад, брал телефонную трубку, набирал номер, но поговорить так и не решался. Его документы лежали в ВАКе, сейчас, летом, нечего было и думать, что их рассмотрят. Надо было ждать до осени, когда все вернуться из отпусков. Зато с Викой, кажется, все стало проще. После развода она, действительно, почувствовав себя свободной женщиной, слегка оттаяла, и позволяла ему задерживаться допоздна. Он играл с Дашкой, гулял, кормил, укладывал спать. Однажды Вика попросила его переночевать с ребенком — она, по ее словам, с большой и шумной компанией уезжала за город на два дня. Митя, конечно, ничего теперь не мог ей сказать: кто он для нее такой, и кто она для него такая — мать его дочери? Но потом, когда она уехала, всю ночь не спал, ходил из угла в угол, мучая себя жестокой ревностью, и когда Вика вернулась, конечно, не сдержался — устроил скандал. За что и был отлучен от ребенка на неделю.
Митя опаздывал. Было без пятнадцати девять. Через пятнадцать минут у технологов начиналось сочинение. Митя должен был усадить детей в аудитории, собрать экзаменационные листы, продиктовать темы и написать их на доске, чтобы ровно в девять они начали. С девяти до часу. Он вошел в университет, сунул охраннику под нос пропуск члена приемной комиссии, побежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Он увидел Татьяну. Она поджидала его около расписания экзаменов на втором этаже. На ней было нарядное летнее платье, туфли на высоком каблуке, какие-то невероятные завитушки на висках “Будто на свадьбу собралась!”— подумал Митя.
— Привет, у меня к тебе дело есть, — сказала она чуть слышно. — Серьезное. На сто миллионов.
— Для тебя, Танюха, хоть на двести. Хоть слона с неба, — он взмахнул рукой, будто пытаясь поймать что-то в воздухе, протянул ей раскрытую ладонь. На ладони лежал подтаявший шоколадный слон в золотинке. Конечно, это был Дашкин слон, ничего, еще одного купит. — Как никак, ты моя протеже. Поступаешь?
— Спасибо, — Татьяна взяла слона и улыбнулась. — В общем, мне тут опять отказ пришел.
— Какой отказ? — не понял Митя. — Завалили, гады?
— Да нет, здесь все нормально, — вздохнула Татьяна. — Сегодня последний экзамен сдала — пять баллов.
— Ну вот! — удовлетворенно кивнул Митя. — А что за отказ?
— Дмитрий Алексеевич! — окликнули его. Это был председатель университетской приемной комиссии. — Время-время! Вас уже дети ждут! Возьмите конверт!
— Танюш, извини, посажу детей и загляну к тебе на кафедру. Идет?
Татьяна расстроено кивнула.
Митя зашел в кабинет председателя. Он вынул из сейфа несколько запечатанных конвертов, на каждом стояла университетская печать.
— Выбирайте любой.
Митя выбрал средний. Сунул его в карман и, взяв листы для сочинений, отправился в аудиторию.
Около дверей римской аудитории галдела толпа.
— Тихо! Тихо! — прикрикнул на абитуриентов Митя, пробираясь к дверям. Он открыл дверь и вошел первым. — Друзья мои, послушайте меня внимательно! Сейчас вы войдете в аудиторию с раскрытым на фотографии паспортом и экзаменационным листом. Здесь, рядом с дверью, стоят два стола. На них вы кладете все свои сумки, саквояжи, рюкзаки и чемоданы. В руках у вас остается только ручка, может быть, две ручки, если вдруг одна перестанет писать. Вы садитесь и терпеливо ждете, пока я разложу листы. Я вам расскажу, как оформлять титульный лист, и в течение четырех астрономических часов вас никто не трогает, пишите себе спокойно. Теперь шпаргалки. Сразу выгоняю и все! И можете забирать документы в приемной комиссии. Переговоры с соседями. Выгоняю после второго замечания. Ходьба в туалет — только если очень хочется и в сопровождении преподавателя.
Абитуриенты дружно засмеялись.
— А что вы хотите? В прошлом году поймали одного в туалете! Писал за друга сочинений. Друг ему вынес тему, а он за него работал, сидя на унитазе. Отработался. Друг в этом году на плацу в армии марширует.
— А с девушками вы тоже будете в туалет ходить? — поинтересовалась одна из девиц под всеобщий смех.
Митя взглянул на часы.
— Минут через пятнадцать у меня появится Анна Владиславовна, второй педагог. К ней вы и обращайтесь. Все, поехали, — Митя хлопнул в ладоши.
Абитуриенты вереницей потянулись в аудиторию.
Про Татьяну Митя вспомнил только во втором часу, когда абитуриенты стали сдавать сочинения. Поток попался отвратительный: шумели, галдели, переговаривались, беспрерывно задавали глупые вопросы, отпрашивались в туалет. Двух девиц Митя все-таки выгнал с экзамена. Он специально сел на самый задний ряд, чтобы всех было видно, и, минут через двадцать заметил, как одна девушка передала другой маленький листочек. То ли они забыли о нем, то ли бдительность потеряли?… Девицы обещали пойти жаловаться. “Это ваше право,”— сказал Митя, вкладывая шпаргалку в лист недописанного сочинения. Пусть только попробуют! Потом, когда последний абитуриент вышел из аудитории, нужно было быстро записать первые фразы из блатных сочинений, потом нести на шифровку, потом садиться проверять.
Улучив свободную минуту, Митя зашел на кафедру. Татьяна была на месте.
— Ну, давай, рассказывай. Кого тебе надо протащить? — спросил Митя, доставая из кармана заветный блокнот.
— Никого, — пожала плечами Татьяна. — Чай будешь пить?
— Хорошо бы. Достали сегодня, сил нет! — Татьяна разлила чай по чашкам. Митя с наслаждением отхлебнул напиток. — Говори, не тяни! Мне проверять надо!
— Ладно, — Татьяна отставила чай. — Я в Англию уехать не могу. В третий раз отказали.
— В Англию? — удивился Митя. — Впервые слышу.
— Ага, буду я вам здесь трепать! Вы, филологи, все как сороки — тут же начнете по всем углам трещать.
— Да, против этого не попрешь, — согласился Митя.
— Жених у меня там, — продолжала Татьяна. — Ричард.
— Львиное Сердце, — добавил Митя насмешливо. — Ну?
— Да не ну! Они поэтому и визы не дают, боятся, что я там замуж выскочу и останусь.
— А ты не останешься?
— Не знаю, — Татьяна пожала плечами. — Посмотрим. Ты ведь с женой развелся, я знаю.
Митя кивнул.
— Короче, для того, чтобы уехать, мне надо здесь замуж выйти. Иначе никак. Тогда точно разрешат.
— За меня, что ли? — Митя хитро сощурился.
— Ты не хочешь, да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37