— Он ко мне прошлый… это… воскресенье приезжал. Поохотился чуток, порыбачил. Не так, как ты — удочкой весь день тренькать. Поставил ловушек, как они там… называются… Ну, не это… неважно… Волчья расплодилось — спасу нет. В деревню заходят, за порог не выйдешь!
— Стоп! — закричал Александр Антонович.
— Ты чего, перепил? — уставилась на него Тамарка.
— Слушай, шла бы ты домой! — прикрикнул на нее Александр Антонович. — Напилась уже совсем!
— Я суп не доела! — возмутилась Тамарка.
— Давай-давай, забирай свой суп, водку забирай и топай отсюда! — проректор чуть ли не силой поднял женщину со стула, сунул ей в руки тарелку с супом, бутылку водки, помог одеться, проводил до двери.
На крыльце Тамарка оступилась и упала, пролив борщ в сугроб, но водку держала крепко и ни капли не пролила. — А, иттить твою мать! — выругалась Тамарка, поднимаясь. Она запустила пустую тарелку в воздух и, пошатываясь, пошла по улице в противоположную от дома сторону.
— Собирайся, быстро поехали! — закричал на Игонину Александр Антонович. Он стал бегать по комнате, складывая вещи. — Как же я раньше не догадался? Ловушки! Они делают ловушки!
— Саша, что случилось, ты мне можешь толком объяснить? Как бешеный какой-то!
— Я тебе ничего объяснить не могу, и не собираюсь! Мне просто срочно надо в город!
— Мы же на два дня приехали! Да и дороги нет! Ты сам говорил: так редко вместе бываем! — Ольга Геннадьевна была готова расплакаться.
— Точно — тракторист! — Александр Антонович выбежал из дома, как был, в рубашке и рыболовных шароварах. Через пять минут рядом с домом уже урчал трактор…
Александр Антонович щедро расплатился с трактористом, сел в машину, тронулся с места. Ольга Геннадьевна сидела, отвернувшись от него, кусала губы. Александр Антонович положил руку на ее коленку, ласково погладил. Игонина скинула его руку.
— Оленька, ты же знаешь, для мужика самое главное — дело. Ты же сама — мужик!
— Я не мужик! Я простая русская баба, которой, кроме детей и кухни ничего больше в жизни не надо.
— Не ври. Я тебя очень люблю и очень хотел бы остаться еще на день, но… это очень важно. Это военный заказ, то которого зависит, извини за громкие слова, обороноспособность страны. Мы ведь изначально — вуз военный, в старые времена к нам вообще не просто было попасть, такую анкету писали, ой-ей-ей! Это сейчас разболтались донельзя.
— Все равно сегодня воскресенье! Я уезжала в Воронеж до понедельника. Что я дома скажу?
— Ну, придумай что-нибудь. У подруги переночуй. Раньше ты делала вид, что у нее ночевала, а сегодня — наоборот, натурально. Ух ты, про рыбку-то совсем забыли! — Александр Антонович развернул машину и помчал ее в сторону Тучковского рынка.
— Какая же ты скотина! — произнесла Игонина отчетливо. — Какие же вы все скотины!
— Ну-ну, не обобщай! — Александр Антонович выбрался из машины. Его не было минуты три. Он вернулся с большим полиэтиленовым мешком, полным мороженой рыбы. — Тебе, Оля, надо? Возьми пару рыбок!
— Нет, я не на рыбалку ездила, а на конференцию. Пойду научной литературы прикуплю, — Ольга Геннадьевна открыла дверцу и выбралась из машины.
— Оля, не дури! — крикнул Александр Антонович.
— А я и не дурю — поеду на электричке! — Игонина зашагала в сторону вокзала.
Александр Антонович догнал ее, схватил за плечи, развернул к себе.
— Зачем идиотничать! Я отвезу тебя, куда захочешь!
— Убери руки! — прикрикнула на него Игонина.
— Ну ладно. Знаешь, Калерий хочет тебя сделать проректором по международным связям. Я поддержу — все поддержат. Согласна?
— Согласна, — зло сказала Ольга Геннадьевна. — Не купишь! Я все равно поеду на электричке! — она развернулась и пошла быстрым шагом.
— Вот за это глупое упрямство я тебя и люблю! — крикнул Александр Антонович ей вслед. Он сел в машину, развернул ее и погнал в сторону Москвы.
Александр Антонович сидел на просторной ректорской кухне. Калерий Самсонович ужинал. На ужин у него была форель с оливками и литром хорошего бочкового пива. Было предложено и проректору, но он отказался. Калерий подцепил вилкой оливку, отправил ее в рот. Прожевал, зажмурился от удовольствия.
— То, что ты говоришь, ерунда на постном масле! Для того, чтобы создать ловушку такого типа, нужны высокие технологии, которые могут быть смоделированы только в условиях промышленного производства. Кустарным способом можно только ложки строгать.
— Ты прямо как из учебника шпаришь! — усмехнулся Александр Антонович. — А если, все-таки, смогут? Что мы тогда будем делать? Себе секир башка будем делать!
Калерий Самсонович отпил пиво из бокала, причмокнул сладострастно.
— У-у-ух! Вкус специфицийский! Дурак — не пьешь!
— Во-первых, уже пил, а, во вторых, — за рулем.
— Ну вот представь себе, приду я к нашим замечательным друзьям из ГБ и скажу им: “Ребята, по некоторым сведениям из неофициальных источников у нас произошла серьезная утечка”. Они мне секир башка не сделают? Хе, в два счета, моргнуть не успеешь. А если никакой утечки не было, и это всего лишь контроль со стороны органов? Э, скажут, подставился! Никто тебя о таких вещах вслух говорить не просил. Получается патовая ситуация, дорогой вы мой заместитель.
— М-да, это пожалуй, верно, — кивнул Александр Антонович. — И что же нам тогда делать?
— Что-что? Прижать хвост и не бухтеть. Авось наши замечательные друзья не подкачают.
— Слушай, а у тебя еще пиво есть? — неожиданно спросил проректор.
— Для милого дружка всегда лишняя кружечка найдется, — подмигнул Калерий.
— Может, действительно, устроить пивной путч? Попросить твою Таньку мою рыбку пожарить, да и… Я ведь до завтра на рыбалке.
— Да ради бога! Хоть всю жизнь живи! — хохотнул ректор, хлопнув своего заместителя по плечу.
Митя пылесосил ковер в гостиной, Настя протирала влажной тряпкой мамины цветы. В других комнатах царил пока полный хаос. Сегодня была суббота — день генеральной уборки. Вот уже три месяца, как Митя не появлялся дома, не виделся с дочкой, не играл с ней, не мыл, не укладывал спать, не пел колыбельные песни. Если на Вику он позволял себе злиться, вспоминая ее неуступчивость, высокомерие и нежелание понять собственного мужа, то Дашка тут была не при чем. Он безумно по ней скучал и даже видел сны, в которых возил повзрослевшую дочь у себя на плечах. С Настей он на темы о своей семьи не разговаривал — табу! Договорились сразу: живут вместе, занимаются любовью, ведут хозяйство, ездят отдыхать, не обременяя себя никакими бесполезными разговорами о разводах, свадьбах, детях и прочих семейных атрибутах. Если оба почувствуют, что это им надо, как воздух птицам, вода рыбам и земля червякам, тогда и разговор будет, а до этого — ни-ни!
Из-за шума пылесоса Митя не услышал телефонного звонка.
— Эй, Митя, тебя какая-то баба к телефону! — перекрывая рев, прокричала Настя.
Митя выключил пылесос, взял трубку.
— Дмитрий Алексеевич? — голос у Игониной был слишком официальный.
— Да, — Митя слегка оторопел — быстро его“вычислили”! А ведь никому, кроме Рашида!…
Крошка сама разъяснила ситуацию:
— Извините, что беспокою вас. Дело в том, что наше дело не терпит отлагательств. Я позвонила вам домой, а ваша жена Вика сообщила, что вы там больше не живете. Вот я и подумала…
— А какое дело? — Митя наморщил лоб, припоминая свои с Крошкой дела. До сдачи первой главы диссера было еще, по крайней мере, полгода.
— Грант, — коротко сказала Игонина.
— Ах, грант! — Митя почувствовал, как начал заранее радостно волноваться. Сказал специально упавшим тоном: — Ну что, наверное, ничего не вышло?
— Как раз наоборот, Дмитрий, вышло все слишком хорошо. Вы должны бросить все свои дела и немедленно приехать ко мне домой. Вам ясно?
— Яснее ясного. Адрес я помню, мы же вас перевозили! — опередил он вопрос Крошки. — Сейчас выезжаю! — он подкинул трубку вверх, поймал ее, запрыгал по комнате, вертясь и кривляясь. — Опля!
Вошла Настя с цветочным горшком в руке.
— Ну что, окончательно крышу снесло? — спросила она, глядя на него насмешливо.
— Выиграл, выиграл! — закричал Митя, подхватил ее на руки, закружил по комнате.
— Что выиграл-то? Стиральную машину в лотерею, или тебе позвонили, сказали, что твой телефон выиграл бесплатную путевку вокруг света? Только надо подойти завтра в…цатый павильон на ВДНХ и получить ее вместе с пейджером. Меня уже один раз так накалывали.
— Хрена-с два! Научный грант, понимаешь ли! — рассмеялся Митя.
— Классно. А много?
— Не знаю, — пожал плечами Митя. — Может, долларов пятьсот, может, тыща. Да ладно, сколько бы ни было: поедем летом в загранку! Тем летом не получилось… — Митя осекся, вспомнив, что Насте лучше не напоминать о прошлом лете.
— Да ладно, это твои деньги. Я тут ни при чем. Распоряжайся, как хочешь.
— Вот я и распоряжусь: поедем, куда захотим, — Митя побежал одеваться.
Крошка Цахес встретила его при параде, официально пожала руку и передала конверт, совсем такой же, как в прошлый раз. В письме значилось, что тема диссертации Дмитрия Залесова признана гуманитарным фондом весьма перспективной. Для того, чтобы аспирант Залесов мог успешно завершить свое научное исследование в области русского языка, президент фонда выделяет ему единовременный грант в размере пяти тысяч долларов США. Деньги могут быть потрачены, по усмотрению аспиранта, на приобретение компьютера и другой оргтехники, на покупку научной литературы, на стажировку в одном из международных центров славистики и прочее, прочее, прочее. Президент фонда надеется, что полученные деньги помогут развитию гуманитарных наук в стране. Деньги можно получить в Москве по адресу…
Митя подумал, что ошибся, и еще раз всмотрелся в цифру. Черным по белому было написано “5.000 $”. Он шумно сглотнул слюну.
— Что скажешь, Дмитрий? — спросила Игонина, не приглашая его пройти в комнату.
— Черт возьми, даже не верится! — пробормотал Митя. — Я думал — сотен пять — семь.
— Сотен пять ты и сам себе заработаешь. Люди тебе помогают написать диссертацию. Ты понимаешь, какая ответственность на тебя возложена? Престиж нашей науки на международной арене. Теперь ты не можешь окончить аспирантуру без предоставления. Кирпич должен быть на моем столе через год, максимум полтора.
Пока Крошка произносила свою тираду, Митя соображал, что можно сделать на пять тысяч. Можно съездить в кругосветный круиз с пейджером без наколок, можно купить хорошую машину, шикарную мебель, маленькую яхту или катер, халупу на берегу Черного моря, платиновые зубы, кольцо с бриллиантом в два карата, навороченный профессиональный музыкальный центр, очень большой телевизор с видеомагнитофоном, вагон барахла в “Секонд хэнде”, чтоб хватило на всю жизнь, а можно вообще ни черта не покупать, а просто просрать все деньги на жратву и развлечения. Почему-то в Митиной голове не мелькнула мысль об оргтехнике, научной литературе или стажировке. Зачем ему оргтехника, когда он в любой момент может воспользоваться кафедральным компьютером и принтером? Зачем ему литература, когда в городе полно библиотек, в которых всегда можно культурно поспать, покурить и потусоваться?
— Ну что, больше ты мне ничего не хочешь сказать?
Митя пожал плечами.
— Ничего. А когда деньги-то можно получить?
— Там все написано.
— В Новодевичьем монастыре? — удивился Митя. — Ну беда! Монашки баксы раздают!
— Залесов, ваши шутки неуместны. Поезжайте за деньгами, я жду вас сегодня на кафедре в три для разговора по диссертации. Если что-то изменится, и вы не сможете сегодня получить деньги, обязательно мне позвоните. Надеюсь, вы помните наш уговор о том, чтобы ни слова…
— Помню-помню, дорогая Ольга Геннадьевна! — радостно перебил Митя, открывая дверь. Он вспомнил о Насте. Нет, Настя свой человек, с кафедрой не общается, будет помалкивать ради заграничной поездки.
— Какая все-таки наглость! — произнесла Ольга Геннадьевна, когда дверь за Митей захлопнулась.
Митя прошел сквозь ворота Новодевичьего монастыря, поражаясь толщине монастырских стен. Обратился к служительнице — старушке в платочке.
— Извините, где мне можно найти старшего научного сотрудника музея Новодевичьего монастыря Кудрину Илону Аристарховну?
— Илону Аристарх-хеовну? — переспросила старушка, слегка заикаясь. — Вот-т, сюда на крылечко поднимет-тесь и спросит-те.
После получасовых поисков Илоны Аристарховны он, наконец-то, оказался в одной из монастырских башень. Поднялся по узкой каменной лестнице наверх, потянул за кольцо тяжелую, обитую железом дверь. Очутился в небольшой мрачной комнатке с узким окном-бойницей. Из-за стола поднялась миловидная женщина средних лет, одетая по моде семидесятых.
— Вам кого, молодой человек? — спросила она.
— Вас, наверное, — отозвался Митя. — Вы Илона Аристарховна?
— Да, верно, — кивнула женщина. — Вы присаживайтесь.
Митя опустился на краешек старинного стула с высокой резной спинкой. “Ни хрена себе — монашки здесь сидели!”— подумал он с восторгом, доставая из кармана письмо. — Я Дмитрий Залесов, — на всякий случай он достал и аспирантское удостоверение.
— Дмитрий, я вам верю! Не надо никаких удостоверений! Как бы вы меня нашли, если б не письмо фонда? Очень приятно познакомиться, — она церемонно пожала его руку. — Скажу честно, ваша тема произвела в кругах славистов маленький фурор. Вам прочат очень большое научное будущее, поэтому свое вознаграждение вы полностью заслужили, — Илона Аристарховна полезла в ящик стола и вынула из него незапечатанный конверт. — Это ваше, — сказала она просто и безразлично, будто в конверте было затрапезное письмишко от американского бойскаута, желающего переписываться с русским другом. Митя полез было в конверт, но потом подумал, что будет совсем неприлично пересчитывать на глазах у Кудриной деньги, сунул его в карман пиджака.
— Пожалуйста, пересчитайте, — смутилась Илона Аристарховна.
— Зачем же? Я вам верю. Спасибо вам большое, — расплылся Митя в улыбке. — Расписываться нигде не надо?
— Нет, не надо. Это вам спасибо, Дмитрий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37