А если результат будет положительным, найдешь меня возле машины. Еще будут какие-нибудь вопросы?
Поднялся мужчина. На нем болтались остатки строгого черного костюма. Он был примерно одних лет с Роуз, очень худой и давно небритый.
— Судя по тому, что я услышал, — произнес он, — эти ваши «Патриоты» просто банда психов с оружием в руках.
Послышался недовольный гул, люди зашевелились. Роуз высоко подняла руку.
— Пожалуйста, тише. Каждый имеет право высказаться.
— Ну, — снова заговорил мужчина, — так что вы мне можете ответить на этот вопрос?
— Я отвечу, что мы, «Патриоты», верим в идеалы Америки, в Конституцию, законное правительство, свободу и справедливость. И мы считаем, что свободные люди должны нести ответственность за свою свободу и должны иметь право выбора…
— Но вы же носитесь вокруг с оружием в руках! Да вы посмотрите на себя — женщина в таком виде. Это же просто какое-то дешевое кино про войнушку.
— Стоп, — сквозь зубы произнесла Роуз. — Вы задали вопрос и теперь позвольте мне на него ответить. И это никакое не кино, а самая настоящая война. Оружие может быть таким же инструментом, как и многие другие предметы. Если вы берете ложку и с ее помощью едите свой суп, она остается ложкой. Если вы ею выколете кому-нибудь глаз, она останется ложкой, но выполнит уже функцию оружия.
Так и с винтовкой — вы можете с ее помощью защищать себя, свой дом, свою свободу, а можете и убивать ни в чем не повинных людей. Но ведь это вы пользуетесь этими предметами, а не наоборот.
Вы человек, и у вас есть право выбора, вы решаете, как использовать винтовку, ложку, машину, а они ведь не могут выбирать, в чьих руках окажутся. Неодушевленные предметы не могут быть ни хорошими, ни плохими, а вот человек — да.
Роуз чувствовала, как кровь приливает к голове, щеки покраснели, сердце билось чаще.
— Право выбора есть только у людей, — повторила она. — И в этом заключается весь смысл жизни. Никто не может указывать мне, что я должна говорить, думать, делать, разве что мои действия будут ущемлять права других людей.
Если я первая прибегну к насилию, — я виновна. Но если кто-то попытается применить насилие ко мне, я отвечу ему тем же, чтобы защитить себя, свою семью, страну, свободу — я имею право обратиться к насильственным методам, чтобы помешать ему это сделать.
— Я не знаю, — переведя дыхание, продолжала Роуз Шеперд, — за что вас посадили в этот концлагерь, но мне известно, что многие были незаконно арестованы якобы за нелегальное ношение или хранение оружия. Они подкупили какого-то негодяя-законодателя, и тот ввел в кодекс соответствующую статью. Да что же это такое?
Нет, так не пойдет. Я должна иметь право купить танк, или выращивать кактусы в спальне, или развешивать по стенам мои фотографии вверх ногами, или принимать ванну из кетчупа, или… да все что угодно, пока это не мешает другим. Почему же какой-то чертов лицемер должен указывать мне, что делать? Кто может мешать нам вести такую жизнь, которая нам нравится?
Почему вас могли схватить, привезти сюда, заточить в бараках, не дав даже поговорить с адвокатом, не предъявив никаких конкретных правомочных обвинений.
Почему, я спрашиваю?
Они держали вас тут под прицелом. А все потому, что у них было оружие, а у вас нет. Они прибегли к насилию, а вы нет. Мы освободили вас, потому что вас тут держали незаконно. Мы тоже захватили пленных, разоружили их. Сейчас их допрашивают, а потом отпустят, потому что держать нам их негде, а убивать мы не хотим.
Мы верим в права человека, а они нет. Вот, наверное, поэтому я и одета сейчас в военную форму, а не в розовое платье с кружевами. Я не могу идти на бал, потому что сейчас бал в стране правят они. И приглашают только тех, кого хотят, таких же негодяев, как и сами.
Ну что ж, а я и такие, как я организуем свою собственную вечеринку. И если это кому-то не нравится — это его проблемы, а не мои. Потому что я плачу за музыку и буду отстаивать свои права, и вот тут им просто не повезло. И…
Роуз умолкла.
Мужчины и женщины, сидевшие в фургоне, начали подниматься на ноги; некоторые из них аплодировали, другие выкрикивали какие-то приветствия, кто-то засвистел.
Еще никогда в жизни Роуз Шеперд не чувствовала такого смущения.
Глава шестая
В течение последних десяти или пятнадцати минут поезд явно тормозил и вот, наконец, остановился. Лейтенант Вуд — насколько это позволяла обстановка и тяжелый, пропитанный зловонием воздух — попытался расслабить мышцы ног, живота и спины. Сейчас это было жизненно важно, это и еще хоть один глоток воздуха, который можно было вытянуть из щели между прутьями решетки на окне.
— Боевая готовность, Вуд, — глухо сказал откуда-то из темноты подполковник Янг.
— Слушаюсь, сэр.
Сквозь решетку он мог видеть охранников; все они были в камуфляжной форме президентских «Ударных отрядов», все держали в руках М-16. Кроме офицера. У этого — насколько можно было заметить — имелась «Беретта», девятка. И расхаживал он с видом старого вояки, героя войны. Вуд невесело усмехнулся себе под нос.
Бернеби Вуд стоял посреди вагона, возле спасительного окна, через которое шел воздух. Вокруг воняло все сильней и сильней; было слышно, как уже открывают двери некоторых вагонов.
Прошло несколько минут. Дверь их вагона все еще оставалась закрытой. Что ж, снаружи, видимо, уже образовалась очередь.
— Эй, посмотрите-ка сюда! — крикнул вдруг молодой лейтенант-летчик и поманил Вуда рукой.
Тот пересек вагон, переступая через тела тех офицеров, которые уже не могли двигаться, и направился к лейтенанту. Интересно, что же такое он там увидел?
Да, зрелище действительно было достойно внимания. Вид женщин наполнил сердце радостью, но тут же радость эта сменилась горечью. Они ведь тут не на пикнике у речки.
Около тридцати женщин — некоторые в форменных блузках, юбках и кителях, остальные в солдатских робах — стояли возле одного из вагонов. Тут тоже присутствовали представительницы всех родов войск и выглядели они не менее измученными, грязными и истощенными, чем их соседи — мужчины из других вагонов.
Послышался лязг, дверь поползла в сторону, и все увидели стоявших снаружи солдат из «Ударных отрядов» и офицера с «Береттой» в руке. У него были нашивки капитана.
— Выходить! — приказал он, грозно размахивая пистолетом. — Быстро, а то смоем сейчас всех к чертовой матери вместе с дерьмом!
Вуд заметил, что неподалеку стоит пожарная машина и несколько человек тянут от нее брезентовые шланги. Заметил он и три гидранта возле запасного пути.
— Эй, шевелитесь, джентльмены! — крикнул какой-то сержант. — Поднимайте задницы и вылезайте. Или вы хотите, чтобы вас окатили холодненькой водичкой? Ну выбирайте.
Вуд посмотрел на подполковника Янга. Тот уже распоряжался.
— Помогите вынести больных и раненых. Все выходим из вагона. Держитесь достойно. Пусть эти женщины видят, что мы — все еще офицеры американской армии.
— Да, сэр… Ясно, сэр… — послышались возгласы.
Люди начали подниматься с пола — даже те, кто уже сутки, казалось, не имел сил пошевелиться. С трудом, с гримасой боли на лице, но все же они вставали на ноги. Лишь троим пришлось помочь это сделать.
Янг взглянул на Вуда.
— Вы готовы, лейтенант?
— Да, сэр.
— Что ж, по-моему, вам следует бежать мимо этих гидрантов и дальше вон за ту насыпь. Видит Бог, как я хотел бы знать, что находится по другую ее сторону.
— Я так и планировал, сэр. Когда я приведу помощь, я скажу вам, что было по ту сторону насыпи, сэр.
Морской пехотинец протянул руку. Вуд пожал ее.
— Удачи, лейтенант. Вы сделаете это, я уверен. У меня есть такое предчувствие.
И он повернулся к офицерам, которые стояли вокруг.
— Он уходит. Передайте остальным.
Вуд двинулся к выходу, по пути поддержал плечом одного из ослабевших, лейтенанта-моряка. Платформы не было, поэтому из вагона приходилось выпрыгивать.
По сигналу подполковника Янга офицеры бросятся на охранников, а он, Бернеби Вуд, побежит.
Он знал, что кому-то из офицеров придется умереть.
Возможно, лучше было бы атаковать охрану сейчас, прыгая с высоты вагона, но подполковник Янг решил иначе.
Вуд осторожно помог спуститься моряку, потом слез сам. Он старался выглядеть более слабым, чем был на самом деле, волочил ноги. Однако не следовало переигрывать, чтобы, не дай Бог, не подвернуть ненароком щиколотку и не сорвать все дело.
— Побыстрее, лейтенант, — поторопил его сержант из «Ударных отрядов» с М-16 в руке.
— Пошел в задницу, — огрызнулся Вуд, чувствуя, как от свежего воздуха у него кружится голова.
Сержант замахнулся прикладом винтовки, но тут же между ними вклинились несколько офицеров, тоже выбравшиеся из вагона. Вуд подхватил под руку моряка и повел его дальше.
Это было какое-то захолустье. Под ногами чавкала грязь и похрустывал гравий. Вуд увидел множество грузовиков, которые стояли неподалеку. А в двухстах ярдах от поезда тянулась невысокая пологая насыпь. Вуд многое отдал бы сейчас, чтобы узнать, что за ней находится.
Он начал глубоко и ровно дышать, наполняя кровь кислородом. А глаза его перемещались с охранников, разматывающих шланги, на женщин, группа которых стояла через два вагона от него.
— Эй, морячка! — крикнул вдруг молодой морской пехотинец из группы подполковника Янга.
Одна из женщин — в морской форме — обернулась и приветливо махнула рукой.
— Выпьешь со мной, крошка?
— Я, между прочим, старше по званию, — рассмеялась женщина. — Так что будь повежливее, салага.
— Слушаюсь, мэм!
Несколько человек в обеих группах засмеялись.
Капитан с «Береттой» закипел от возмущения.
— А ну закрыть рты! — рявкнул он. — А то сейчас проверим, как вам понравится холодный душ.
Смех резко оборвался.
Первый шланг уже был прикреплен к гидранту, с двумя остальными еще возились. И вот мощная струя воды ударила в дверной проем одного из вагонов. Полетели брызги.
«Конечно, — подумал Вуд, — вода смоет нечистоты, но ведь дерево вагона пропитается влагой и заключенным придется еще хуже, чем было раньше. Кого этот наглец-капитан хочет надуть? А может, ему просто уже наплевать на то, что будет с нами?»
Совсем не исключено, что эта президентская банда хочет, чтобы все они — мужчины и женщины из целого поезда (а может, и других подобных поездов) — быстро и без шума скончались «естественным образом». Действительно, так будет гораздо проще, чем потом объяснять, откуда в телах дырки от пуль. Да, «ударники» умеют перенимать опыт.
В училище, в «Уэст Пойнте», Вуд изучал в том числе и историю и хорошо запомнил раздел о трагедии в Катыни. Во время второй мировой там были расстреляны несколько тысяч польских офицеров — цвет армии.
И нацисты, и русские всячески отрицали свою причастность к этому зверскому преступлению, перекладывая ответственность друг на друга. Однако окончательное расследование установило, что, хотя поляки были убиты из немецкого оружия, руки их были связаны советскими веревками.
А оружие это было взято из тех поставок, которые Гитлер делал Сталину еще до того, как Германия напала на своего прежнего союзника.
Катынский расстрел наглядно показал, что Сталин уже тогда готовился к послевоенному переделу Польши.
Возможно, люди из «Ударных отрядов», а то и сам диктатор, тоже изучали историю и теперь собирались провести аналогичную операцию, чтобы не посрамить своих учителей — большевиков.
Бернеби Вуд перехватил взгляд подполковника Янга. Тот слегка кивнул, так, чтобы больше никто этого не заметил.
Вуд расправил плечи, осторожно повел ногами, разминая мышцы, напряг и расслабил пресс, глубоко вдохнул свежий воздух. Головокружение уже почти прошло.
Его взгляд, вроде бы равнодушно — впрочем, он был плохим актером — скользнул по невысокому холмику, на который ему предстояло взобраться, прежде чем заговорят автоматы в руках охранников. Только в этом случае у него будет какой-то шанс на успех.
Внезапно раздался громкий крик, автоматная очередь, потом еще крики. Вуд повернулся и посмотрел на группу женщин за два вагона от него. Он увидел, что женщины-офицеры виснут на руках у охранников, мешая тем стрелять, а молодая девушка с прекрасными рыжими волосами, в форменной юбке и блузке, босиком, с туфлями в руках, что есть сил мчится к холму.
— Иду! — заорал Вуд и тоже рванулся вперед, по пути ударом локтя сломав нос подвернувшемуся солдату.
Выстрелы… Грохот… Крики…
Вуд мчался к холму, девушка немного его опережала. Для представительницы слабого пола она бежала очень быстро.
— Ну дает, — прохрипел Вуд, судорожно глотая воздух.
Похоже было, что далеко не каждый мужчина за ней угонится.
Очередь взбила землю у самых ног лейтенанта. Он продолжал бежать.
Еще выстрелы… Но оглядываться не было времени.
И Вуд усилием воли вытеснил из головы мысли об автоматах, о возможной погоне, о своих коллегах, которые сейчас умирали, чтобы он мог спастись. Он просто весь сосредоточился на фигуре этой рыжей девчонки в летной форме, которая с туфлями в руках бежала к спасительному холму.
Вуд забыл обо всем. Для него сейчас в мире существовала только эта сумасшедшая гонка.
Его ноздри раздулись, губы сжались, мышцы шеи расслабились, а пресс напрягся.
Он бежал.
Рыжая девчонка была очень быстрой.
Интересно, за сколько она пробегает стометровку?
Девушка была уже у подножия возвышенности. Пули ударили в насыпь рядом с ней. Она метнулась влево, но скорость не снизила.
— Беги! Беги наверх, — услышал Вуд свой голос.
Девушка упала.
— Вставай, летяга! Ну поднимай задницу!
Она поднялась и снова полезла наверх. Пули крошили землю вокруг. Грохот автоматов все нарастал. Вуд уже был рядом с девушкой. Он прыгал из стороны в сторону, мешая противнику прицелиться.
— Стоять! — орали сзади.
— Не двигаться!
— Руки вверх, а то умрете!
Снова выстрелы. Вуд продолжал движение. Внезапно сильный удар подбросил его левую ногу, бедро словно обожгло огнем. Вуд вскрикнул и упал. Девушка была уже на гребне холма. Услышав крик, она повернула голову и посмотрела на лейтенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17