«Сохрани и помилуй его, Господь, он еще такой молоденький… »
Карташов с Одинцом были шокированы увиденным на дороге. Их поразили запахи сгоревшего человеческого мяса и эти запахи напомнили Карташову его поездки в крематорий.
— Какой дьявол свел этих людей в одном месте? — спросил Одинец. — Я иногда думаю, что нами кто-то бестолково дирижирует. Одного толкнет на пехотную мину, другого, как этого парня, в пекло огня.
Карташов ощутил, как шедший навстречу автофургон, обдал их мощной воздушной волной.
— Куда ты гонишь, Серега? — Одинец даже ухватился за баранку. — Если жить надоело, сделай одолжение, отправляйся на тот свет один.
— Туман действует на меня резко отрицательно… И сцены такие, что не хочешь, а втемяшишься в столб… Где тут поблизости можно купить пейджер? — вдруг сменил тему разговора Карташов. — А может, отдать Татарину один из наших мобильников?
— Что-нибудь придумаем, ты ведь все равно к нему сейчас не поедешь.
— Сегодня, когда вернемся, ужрусь в стельку. А если этого не сделаю, убью Брода. Или тебя, оптимиста…
— Тебя, Мцыри, сейчас послать или по факсу? — Одинец сдвинул свои выгоревшие брови.
— Но я должен разрядиться, а самая лучшая разрядка — это стрельба по двуногим гадам…
— Одинец понимал, что его напарник находится на грани психического срыва, а этого ни ему, ни самому Карташову в тот момент не нужно было.
— Давай, Серго Орджоникидзе, не будем так далеко загадывать, мы только что с тобой видели, какие незапланированные вещи происходят в жизни… Сейчас сверни налево и по прямой гони до самой Ткацкой, — в голосе Одинца послышались увещевательные, усмиряющие нотки…
Когда они уже были в клинике Блузмана, к ним вышел Брод и велел ждать. Однако в жданках прошло более трех часов. За это время Одинец выкурил одиннадцать сигарет, а Карташов успел увидеть два сна — он задремал, положив голову на скрещенные на баранке руки. В первом сне все было хорошо: поезд, а он в купе за столиком, уставленном бутылками и разными дорожными закусками. Напротив, откинув голову к стенке и закрыв глаза, как будто сидит Галина Снежко. Она беззвучно шевелит губами, но он наверняка знает, что она читает стихи Есенина. Ему кажется, что это его сестра, но по кольцу на среднем пальце женщины, он понимает, что тут что-то не то…
Во втором сне он увидел почти реальные события 1993 года. Через туннель под Белым домом им надо было попасть в подвальное помещение, чтобы перекрыть отход баркашовцев. С Карташовым было четыре тюменских омоновца и двое бородатых типов, хорошо знающих московские катакомбы.
Они прошли целый лабиринт подземелий с несколькими, разного уровня, переходами, со стальными громоздкими дверями. Половина из них была закрыта с помощью штурвальных запоров, другая, наоборот — настежь, проемы в густой паутине. Когда они вышли на развилку, откуда-то сверху послышались лязгающие звуки и отдаленные голоса. Карташов рукой дал понять, чтобы бойцы заняли позицию по обеим сторонам туннеля, за поворотом. Бородачам он приказал отойти назад. И наконец, в темном далеке туннеля мелькнул и заплясал сначала один, а затем несколько лучей от карманных фонарей. Группа людей приближалась к перекрестку. В отсветах портативных фонарей мелькнул вороненый ствол, камуфляж, круглая белая свастика на рукаве черной униформы, тяжелые шнурованные ботинки десантников.
К Карташову подошел сержант Пантелеев и шепотом сказал, что, дескать, силы неравные и можно здесь остаться навсегда. И так же шепотом, Карташов послал его к такой-то матери, добавив, что если он боится, может уходить. Однако сержант остался, хотя нервы свои не сдержал: подправив ствол автомата, он выстрел, послав веер пуль поверху туннеля. Троекратное эхо оттолкнувшись от бетонных стен, раскатистой волной покатилась по всем закоулкам подземного лабиринта. В ответ понеслись огненные хлысты автоматных очередей и Карташов, крикнув «Ложись!», упал на сочащееся влагой дно. Он больно ушибся локтем о бетонку, однако автомат удержал в руках.
Когда первые сумасшедшие звуки стихли и наступила тишина, с той стороны крикнули: « Кто бы вы ни были, освободите дорогу по-хорошему! Кто у вас за старшего?»
— Я, старший лейтенант МВД, тюменский ОМОН, а кто вы?
— Мы — будущее Росси, дубина! Уведи своих людей и с нас — бутылка… — раздался смех и среди деланно-веселых перекатов голосов Карташов уловил очень знакомые нотки.
— Эй, Слон, — крикнул Карташов, — может, объяснишь, с кем под ручку и куда гонишь?
Смех умолк. И в тишине прозвучал отчетливый ломающийся от волнения баритончик Бандо.
— Идем ставить растяжки, чтобы такие, как ты верноподданные сукины дети, не мешали нам отдыхать… Твоему режиму хана…
— Вообще-то я рад тебя приветствовать, Слон! Это говорит о том, что боженька существует… Иди сюда, поговорим по душам, и, может, вспомнишь, кто такой Иуда…
По каменному желобу что-то покатилось в их сторону. По звуку, по ситуации было ясно — это катится гексогеновое яичко по имени РГ. Она стальной мышкой продрябала мимо них и, прокатившись еще несколько метров, сверкнула и разродилась бурей. Карташов лежал лицом вниз, закрыв голову обеими руками. Взрывная волна прошла поверху, как следует погладив его по лопаткам. Не слыша собственного голоса, он крикнул: «Бьем, сволочей, на поражение!» и первым начал стрелять. Лежащий рядом сержант, размахнулся и бросил вперед гранату, то же самое сделал еще один омоновец. В колодцах, где много бетона, пазух и нет выхода для возмущающейся взрывной силы, даже чих кажется громом. Взрыв двух гранат походил на землетрясение.
Раздались стоны, и неукротимая, тяжелая матерщина. Значит, кого-то достало до последнего нутра.
— Эй, Слон, вы что — там заснули? — крикнул Карташов. — Может, еще ложечку манной кашки дать?
Длинные очереди, одна за другой, просквозили в туннеле и снова — тишина.
— Вот так всегда, — неизвестно кому сказал сержант Пантелеев. — насрут и — в кусты…
…Карташов почувствовал, как кто-то толкает его в бок. Открыл глаза, огляделся — славу Богу, не туннель, рядом Одинец. Что-то говорит. С трудом врубился.
— Мцыри, ты же во сне плакал, может тебя отвезти в дурдом, пока ты совсем не чокнулся?
Закурил. Остаток сна еще дымился в далеких глубинах уходящего подсознания.
— Видел во сне Бандо. Устроили с ним легкую перестрелку, почти как в жизни…
Вышедшего из клиники Брода сопровождал Николай. В руках у него был небольшой ящичек, очень похожий на портативный холодильник.
— Осторожно, — предупредил Брод, — подложи, Никола, под контейнер что-нибудь помягче, а главное, чтобы он по кузову не елозил. — И к Одинцу: — Саня, это то, что нужно срочно… повторяю, срочно отвезти в Воронки и отдать Музафарову. Он предупрежден… Будет ждать. Не забыл, куда ехать?
— Только отдать и все?
— Нет, не все. Он вам передаст пакет… но и это еще не все. — Брод раздумывал — видимо, не совсем был уверен, в том, что хотел сказать. Но решился.
— После того как отдадите это, — кивок в сторону салона, — постарайтесь проследить его дальнейший путь. Я понял так, что протез сегодня же будет доставлен в одно интересное место, о чем я и хочу знать…
— Мцыри приснился Бандо, значит все будет хорошо, — улыбнулся Одинец и вставил в рот сигарету. — Гоним, Серый, я страшно хочу яичницы с луком и со шпиком…
Брод:
— Мцыри, ты езжай поаккуратней, не нарушай правил и… — снова Брод замялся. — Словом, делайте что хотите, но груз доставьте. А Никола вас подстрахует… он будет позади дымить…
До Воронков добирались с происшествиями: в районе Новоникольского их «шевроле» остановили на милицейском посту и попросили предъявить документы. Более того, подошедший молодой, мордастый, сержант потребовал открыть для досмотра двери салона. Одинец, выставив из кабины ногу, стал препираться с блюстителем порядка. Карташов же, сжав до боли в ладонях баранку, начал про себя вести счет. Это его всегда успокаивало. Их выручил ехавший позади Николай. Очевидно, увидев затормозку, он врубил пятую скорость и, бешено сигналя, направился в сторону КПП. Он пронесся мимо с такой скоростью, что милиционер, стоявший возле «шевроле», едва не был сбит с ног воздушной волной. Сержант запоздало взмахнул жезлом, но увидев удаляющийся задок «девятки», кинулся к милицейскому лендроверу. А второй, мордастый мент, потеряв интерес к ним, махнул рукой — мол, убирайтесь и без вас тут хлопот хватает..
Одинец захлопнул дверцу и взглянул на Карташова — тот истуканисто смотрел вперед и лишь молотящие щеки желваки выдавали его волнение.
— Могли загреметь, — сказал Одинец. — Сегодня Никола был на высоте, приедем домой я ему поставлю бутылку…
— Еще не вечер, — у Карташова было муторно на душе — и погода не та, и частые посты гаишников, и ощущение чего-то противоестественного в его положении. А главное — сознание, что позади, в салоне, стоит голубенький, безобидный на вид контейнер, в котором… Впрочем, о конкретике он старался не думать. — Хочешь анекдот?
— Валяй! Только короткий… Я длинные анекдоты не понимаю…
— Короткий не знаю… Живут в одной коммунальной квартире профессор и студент-пьяница. И каждый раз, возвращаясь ночью домой, студент с грохотом снимает сапоги и будит профессора. И каждый раз этот профессор умоляет студента не шуметь по ночам. Как-то студент пришел заполночь и, скинув один сапог, заебенил им в стенку, но, вспомнив про несчастного соседа, не снимая второй сапог, упал на кровать и заснул мертвым сном. Через час раздается истошный вопль профессора: «Вы когда-нибудь снимите второй сапог?»
— Анекдот, прямо скажем, на троечку с минусом… — Одинец выбросил в форточку сигарету. — Пьяный милиционер не может открыть кильку в томате: «Откройте! Милиция!» Как? Острее?
— Что-то тебя все время тянет на тему милиции, уж случайно, ты из ее славных рядов?
Им позвонил Николай и сказал, что ждет их на повороте на Мертвом поле, где раскинулись владения Музафарова.
— Ушел от ментов? — спросил его Одинец. — С меня, Никола, бутылка, но поскольку ты не пьешь, я тебе куплю килограмм леденцов…
Возле дома Музафарова их уже ждали. К ним подошел тот же человек, который недавно был в Ангелово и вел переговоры с Бродом.
— Где контейнер? — спросил он и взялся за ручку двери «шевроле», но его остановил Одинец:
— По-моему, мы в твою тачку не лезем, верно? — Саня отодвинул дверь и залез в салон. Оттуда протянул синий ящичек с широким пластмассовым ремнем-ручкой. — Бери, но мне велено передать это в руки самого хозяина.
— Я здесь, — послышался мягкий голос Музафарова, вышедшего из калитки. — Боря, возьми контейнер и отнеси его в джип, — обратился Музафаров к своему подчиненному.
Сам подошел к «шевроле»:
— Кто из вас тут главный, — быстрый взгляд черных глаз-бусинок просветил гостей.
— Мы все тут начальники, — набирая шутливый тон, ответил Одинец. — А какие проблемы?
— Брод велел вручить вам пакет, — Музафаров из-за спины достал большой желтый конверт. — Эту посылку нельзя ни терять, ни оставлять в чужих руках… — Медленным шагом он подошел к машине и положил пакет на сиденье «шевроле»… Передайте своему шефу мою благодарность и, если потребуется моя помощь, он может на нее рассчитывать…
Музафаров развернулся и пошел в сторону ворот. Карташову бросился в глаза узенький, кавказский ремень, перетягивающий его объемную, выходящую из краев фигуру.
Все остальное они сделали, как велел Брод. Отъехав от усадьбы Музафарова, припарковались возле развилки, которую при всем желании нельзя миновать, выезжая с Мертвого поля. Машина Николая заняла позицию у рощицы, возле дорожного указателя, на котором белая стрела указывала направление — «Химки».
И действительно, со стороны Воронков показался бежевый джип, в сопровождении двух иномарок: впереди шла серебристая «ауди А3», замыкал кортеж вишневый «ровер 400, хэтчбек»… Чтобы не мозолить глаза преследуемым, Карташов с Одинцом пересели в «девятку», а Николая посадили за руль «шевроле». Договорились, что на всякий случай он будет плестись позади, не приближаясь менее чем на пятьсот метров.
Кортеж Музафарова между тем, миновав Рублево, через развязку на МКАД, съехал на проселочную дорогу и устремился в сторону Екатериновки. И там, возле довольно многолюдного универмага, джип остановился, а сопровождавшие его «ауди» и «ровер» заняли выгодные позиции на подъездах к главной улице. Карташов припарковался за афишной тумбой, неподалеку от табачной лавки.
Ждать пришлось недолго. Из-за поворота, минуя семиэтажный дом, показалась «скорая помощь» и подъехала вплотную к джипу. Карташов с Одинцом вышли из машины и выбрали подходящий обзор зрения. Они видели, как их контейнер быстро и незаметно для постороннего взгляда перекочевал из джипа в «скорую помощь»… И та не ожидая ни минуту, стронулась и, набирая скорость, скрылась за домами.
— Видишь, Мцыри как можно легко лохануться! Если ты ее упустишь, Брод сдерет с нас три шкуры.
«Скорую» они нагнали на Рублевском шоссе. К их удивлению, ее уже сопровождали две другие «скорые помощи», неизвестно откуда здесь появившиеся. Миновали Осеннюю улицу, проехали улицу академика Павлова и как-то неожиданно свернули на дорогу, на которой стоял указатель «Центральная клиническая больница».
— Не сворачивай, — сказал Одинец, — нет смысла, нас все равно туда не пустят.
«Скорые» на полном ходу подкатили к шлагбауму, который без промедления взлетел вверх, и все три санитарные машины втянулись на территорию главной больницы страны.
— Вот это номер, чтобы я не помер, — прокомментировал такой исход Одинец. — Какому-то высокому чину будут вставлять почку солдата. Что ж, это не самый худший выбор… А то могли бы от бандита… Представляешь, Мцыри?!
— Брод захочет узнать, с кем это связано. Наверняка захочет…
— Вряд ли, но это не проблема. Ты думаешь, тут нет лазеек, через которые местные повара таскают шабашку? Если надо, найдем и узнаем, это даже мне интересно.
После того как они вернулись в Ангелово и вручили Броду пакет, который им передал Музафаров, Вениамин на глазах преобразился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40