Однако еще до окончания срока из Риги приехала бригада из восьми человек киллеров и двумя автоматными очередями расправилась с руководством фирмы. Кроме президента, были убиты его охранник, шофер и один случайный прохожий. Источник из правоохранительных органов Москвы подчеркнул, что убийство президента Владимира Коржа осуществила банда Ф., которая уже давно находится под колпаком правоохранительных служб Латвии».
Кончив читать, Брод обратился к Одинцу.
— Саня, где накладные?
Одинец мигом подсуетился. Он сбегал за папкой, в которой находились все бумаги, которые они с Карташовым конфисковали в гостинице и в машинах, принадлежащих банде… Вениамин не стал даже заглядывать в накладные — потряс ими перед носом Семака и речитативом проговорил:
— Кто из вас хочет попасть в руки друзей убитого Коржа? Второй вопрос: где другая половина вашей бригады? Саня, давай, сюда остальных! Может, эти лучше будут соображать…
Двое других, тоже в наручниках, были не русские. Один латыш Андрис Крастс, другой азербайджанец Халим Муртазов. Оба рижане. Брод не поленился и еще раз продемонстрировал перед ними накладные на сахар.
— Повторяю вопрос: кто из вас расстрелял президента фирмы «Латвийский сахар»? Единственное, чем вы можете напоследок себе помочь — не считать себя умнее других.
— Хороший хозяин все яйца в одной корзине не держит, — выкрикнул Семак. — И если с нами что-нибудь случится, завтра же вас посадят на шампура мои лю… — Однако он не успел закончить свою спикерскую речь, ибо у Брода случился нервный припадок: быстро приставив пистолет к коленке Семака, он нажал на курок. Раздался сдерживаемый животный вой, Семаков сполз со стула, зажал рану ладонями и начал терзать зубами рукав тельняшки.
Муха, очевидно, поняв, что поезд жизни может отойти в любой момент, по-пионерски отрапортовал:
— Слышь, убери пушку… Предположим, это мы распушили сладкого фраера Коржа.
— Кто конкретно? — на лице Брода лежала синяя тень.
— Я, Крастс и Артур Фикс…
— Воды, — попросил Семак и Брод взглянул на Одинца. Тот вышел из гаража. Вернулся с минералкой в пузатой полиэтиленовой бутылке. Поставил ее рядом с Семаковым.
— Где этот Фикс сейчас? — спросил Брод, на пару сантиметров приблизив пистолет к Мухе.
— Не знаю, — голос у Мухина смялся. — Может, они знают, — кивок в сторону Крастса и азербайджанца.
— Дешевка! — Семак поднял белое, как сахар-рафинад лицо.
— Не надо психовать, — тихо проговорил Муртазов. — Фикс с ребятами живет где-то за Кольцевой, у своего знакомого. Я там не был…
— Я тоже, — торопливо промолвил Крастс.
Брод, спрятав пистолет в кобуру, взял в руки мобильник и демонстративно позвонил в горсправку. Попросил номер телефона фирмы «Латвийский сахар». Через минуту он его получил. Однако звонить туда при всех не стал. Вышел во двор. За ним последовал Одинец. Он крайне удивился, когда Брод по телефону повел речь о пленниках.
— Отдам совершенно бескорыстно, — говорил в трубку Брод, — правда, не всех, а только тех, кто вас интересует… исполнителей… Я не настаиваю, просто позвоню в милицию и тогда вам придется пару лет ходить на Лубянку, потому что это дело связано с международной преступностью… — Выслушав ответ, Брод мирно сказал: — Ладно, договорились, только давайте без сюрпризов…
Увидев Одинца, Брод окликнул его:
— Саня, берите с Карташовым Муху, латыша и отвезите их в парк «Дружбы». Это недалеко от Ховрино. Вдвоем с Мцыри справитесь или дать в помощь Валентина?
— А что будет с остальными?
— Соберем совет и решим — к Блузману их или в лосиноостровский чернозем…
— А может, их всех отдать сахарным деятелям?
— Ты слишком большой гуманист. Если отдадим всех, не будут отомщены Таллер и его люди. Нет, Саня, мы не должны забывать о чести. И судить этих обносков будем сами…
— О»кэй, тебе видней! Только лично я марать руки об эту падаль не собираюсь и, боюсь, Мцыри тоже…
— Ты только никогда ни за кого не расписывайся, идет?
— А я его хорошо изучил. Он был ментом и ментом остался.
— Жизнь диктует свои кодексы, кроме уголовного… Я тоже никогда не думал, что буду заниматься этим дерьмом… Пошли, только зря тратим время.
Уже в гараже Брод сказал Николаю:
— Заклей пасти латышу и Мухе, сейчас они поедут на свиданку.
Но когда их стали сажать в машину, Муха активно начал упираться и даже ухитрился ударить ногой Николая. Тот, едва сдерживая ярость, ответил тычком в челюсть и на миг Мухин потерял сознание. Когда очнулся, кричать уже не мог — на рот ему наклеили ленту, а ноги связали электрошнуром. Крастса тоже упаковали и бросили в кузов «шевроле».
В Ховрино, у Большого Голобинского пруда, их уже ждал «лендровер» и полуторка «газель» с брезентовым верхом. Встречали двое мордоворотов, мало чем по виду отличавшихся от Мухи и латыша. Когда их перенесли в кузов «газели», к Карташову подошел один из тех, кто был в «ровере».
— Братаны, — сказал он, — у меня завтра день рождение и это, — он указал в сторону «газели», — самый классный для меня подарок. Они, суки, прикончили моего шефа, прекрасного мужика и я их сейчас отправлю к нему на рандеву…
Это был кряжистый мужичок, в хорошем прикиде и по лицу никогда не скажешь, что пищевой рацион у него хоть в чем-то неполноценен. Он вытащил портмоне с серебряной монограммой и вылущил две стодоларовые купюры.
— Это вам, орлы, на упокой их души…
— Мы не пьющие, — сказал Карташов и включил зажигание.
— Суки, их не зря убивают, — сказал Одинец. — Но деньги, хоть и пахнут, а взять их надо было…
Когда они развернулись и стали выезжать на шоссе, до них донесся странный звук. Словно кто-то в пустую бочку бил колотушкой — буп, буп, буп…
— Прикончили, — сказал Одинец и нервно стал закуривать. — Стреляли явно из «макарыча» с глушителем…
— Скорее, из «ТТ», у «макарова» другой бой, более низкий… — Карташов открыл форточку, закурил.
— На Кавказе было куда безопаснее, чем здесь, в Москве. Кстати, давай, Мцыри, махнем в Сочи, там скоро открывается очередной кинофестиваль… Заклеим Кидман или… и морально реабилитируемся…
В Ангелово их встретил Валентин с незнакомым парнем. Очевидно, это был новый охранник.
Карташов заметил стоящую возле гаража большую швабру с намотанной тряпкой и змеей разлегшийся резиновый шланг, с помощью которого они обычно моют машины. Он поискал глазами следы крови, но цементный пол был чисто вымыт и благоухал шампунем.
Одинец смотрел туда же. Он вынул пачку сигарет, какое-то время постоял в задумчивости, подождал, когда выйдет из гаража Карташов.
— Ты заметил, какой тут порядок? — спросил Одинец.
Но Карташов, ни слова не говоря, направился в дом. В холле их встретила Галина.
— Где Вениамин? — поинтересовался Одинец.
— Они с Николаем поехали на Ткацкую, там у Блузмана возникли какие-то проблемы… Что вам, мальчики, приготовить на ужин — отбивную или пожарить цыпленка табака?
— Мне безразлично, — Одинца поташнивало.
Карташов вообще не ответил. Он смотрел на женщину и почувствовал, как она под его взглядом засмущалась, лицо ее покрылось румянцем.
— Пойдем, Мцыри, выпьем, — предложил Одинец и они, сняв у лестницы кроссовки, надели тут же стоящие шлепанцы, и бесшумно стали подниматься наверх…
— Через пятнадцать минут спускайтесь ужинать, — крикнула им вслед Галина и, стуча каблучками, направилась на кухню…
Полеты на батуте
После бурных событий, в которых так или иначе участвовал Карташов, наступила рутинная полоса. В первый же свободный день они с Одинцом отправились на Учинское водохранилище, прихватив с собой воды, кое-какой еды и сигареты. Но их ждало разочарование: дверь генераторной, где сидел Сучков, была распахнута и Одинец взял на себя роль эксперта по побегам. Он осмотрел запор и констатировал — металл проржавел и, видимо, не выдержал ударов ногами пленного.
— Тем лучше, — сказал Карташов, — баба с возу, кобыле легче.
— В принципе он нам не нужен. В записной книжке однозначно указаны его координаты и его подпольного водочника… Как его?
— Алиев, президент фирмы «Голубая лагуна»…
Вернувшись с водохранилища, они уселись за нарды и несколько часов провели в развлечениях. Однако вечером к ним поднялся Николай и в довольно жесткой форме отчитал за утреннюю отлучку. Недвусмысленно дал понять, что без его визы отлучаться за пределы Ангелово не рекомендуется.
Утром Карташова позвал Брод и дал, как он выразился, боевое задание. Надо было поездить с Галиной по магазинам — закупить на неделю продуктов и перевезти из Ангелово кое-какие вещи к ней домой. Карташов едва сдержался, чтобы не выдать себя. Его давняя и, казалось бы, несбыточная мечта побыть наедине с этой необыкновенной женщиной, неожиданно приобретала реальные очертания.
Они выехали в город на «ауди». Сначала в салоне царило молчание и только после того, как она сходила в Елисеевский магазин и вернулась оттуда с двумя большими пакетами, разговор возник сам собой.
— Я никогда не любил ходить по магазинам, — поделился своим житейским опытом Карташов. — Хотя две лавки были в нашем доме, на первом этаже.
— А мне нравится, особенно, когда в кошельке есть лишняя копейка.
Они побывали еще в нескольких магазинах и, в том числе, в магазине дубленок, где он помог ей выбрать легкий, светло-коричневый полушубок. Он был оторочен мехом белой ламы, немного притален, с большими деревянными пуговицами.
Галина принесла его в примерочную кабину, где вдвоем было тесно, но волнительно и где, собственно, все и произошло. То есть ничего особенного, просто имел место первый контакт, зажигание, после чего мотор увлеченности стал набирать бешеные обороты.
— Сергей, — обратилась она к нему, — разровняй, пожалуйста, спинку, мне кажется, она немного морщит.
Когда он положил ладони на ее лопатки, его словно ударило током. Даже перед боем не было такой дрожи, какая его охватила в той примерочной кабине.
От Галины исходили непередаваемо волнующие запахи сандала, а ее русые, ухоженные волосы были так близки к нему, что он стал задыхаться от излучаемых ими ионов желания. Она повернулась к нему, и, взяв двумя руками за лацканы куртки, притянула к себе и поцеловала. Карташову стало нехорошо. Он чувствовал, что если сейчас же не выйдет из кабины и не закурит, обязательно изойдет слабостью, потеряет всякий над собой контроль.
Она почувствовала свою власть и это еще больше ее ободрило.
— Чего ты испугался, дурачок? Я же просто так, от хорошего настроения… Подожди меня у касс, сейчас поедем…
Под цвет дубленки она купила рукавицы на белом меху.
В машине Карташов курил и ощущал себя в положении заложника. Хотел и боялся повторения. На перекрестке едва не столкнулся с тяжелым трейлером, но, помня, какое сокровище везет, проявил чудеса высшего пилотажа и в последний момент вывернулся из-под тупого носа «вольво».
Когда они подъехали к ее дому, Карташов вышел и открыл с ее стороны дверцу. Этот холопский жест, видимо, пришелся ей по душе, и она, нагрузив его покупками, повела за собой. Пока ехали в лифте, женщина не спускала с него глаз. И улыбалась. Прижав к себе пакет с дубленкой, она из-за него поглядывала на Сергея.
— Возьми ключи, они у меня в кармане, — попросила она.
Однако карман пальто был маленький, а его рука большая, поэтому он двумя пальцами стал выуживать оттуда связку ключей. И в какой-то момент соприкоснулся с гладкостью ее бедра, с его магнетической бархатистостью.
Карташов витал в розовых облаках, вспоминая какую-то прочитанную в казарме чепуху, какие-то отрывки из наставлений «Камы Сутры»: хозяин должен ежедневно мыться, через день натирать свое тело маслом кокосового ореха, а раз в три дня совершать омовение, пользуясь мылом… Раз в четыре дня мужчина бреет голову и лицо, а раз в пять дней — прочие места… При этом надо освежать рот с помощью листьев бетеля и не забывать про украшения ювелирными изделиями…
При этом он вдруг ощутил под мышкой неуместную тяжесть пистолета.
Мысли, чувства его метались. Его воображение перенеслось в тот вечер, когда он застал ее с Бродом в ванной комнате. И жажда, вместо того чтобы раствориться в терновнике ревности, огненным столбом вознеслась ввысь… Ему только и надо было — скинуть куртку, расстегнуть наплечную портупею, а все остальное завершили ее холеные, с кольцами, пальцы.
Это, конечно, было вознесение: небесный батут, мягкий, пружинистый, на фоне яркого до рези в глазах, голубого свода. Батут бросал их друг к другу, но не убаюкивал, а вонзал, отчего кровь в сосудах превращалась в горячий эль, а сердце — в орган, исполняющий непередаваемо прекрасную тарантеллу…
Когда после вечности батут кончился, Карташов попытался оправдать свое предательство по отношению к Броду тем, что давно не был с женщиной. Но реабилитация не состоялась ввиду неубедительности доводов… Зато Галина сделала это без терзаний: поставив чайник на газ, она уселась к нему на колени и самым восхитительным образом продемонстрировала, что батут в принципе может повторяться без конца…
— Давай куда-нибудь уедем, — сказала она.
— Куда? В шалаш или вступим в какую-нибудь банду?
— А ты и так в банде! Один Таллер чего стоил. А Николай — настоящий бультерьер. Убийца. Хотя с виду тихий. Степенный малый…
— А Саня? — сорвалось у него с языка.
— Не знаю. Темная лошадка. Не удивлюсь, если в одну прекрасную ночь он перережет всем горла и смоется в неизвестном направлении.
Карташов смотрел на парок, поднимающийся над чашкой с кофе, и ощущал навалившуюся на него тупую хандру.
— Я, пожалуй, поеду… Хватится твой Веня, будет на меня точить зуб…
— Сиди, успеешь еще в этот виварий. Хочешь на чистоту?
— Пожалуй, это единственное, что сейчас я хочу. Только без фантазий, ладно?
— Знаешь, что однажды мне сказал Брод? Он на полном серьезе допускает, что ты специально внедрен к нему. Как будто бы тот инцидент на Рижском вокзале был организован ФСБ, а ты подослан, чтобы все разнюхать… речь-то идет о международной торговле человеческими органами. Он не верит, что из тюрьмы можно так легко сбежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40