Они направились в ее сторону.
Полицейский указал ей на багажник и большим пальцем вверх. Таю прошиб холодный пот. Багажник не был заперт, но открывать его она не собиралась.
— У меня нет ключей, понимаете, нет! Я очень спешу. Она достала кошелек и потрясла им.
— Готова заплатить штраф. Понимаете?
— Вы русская?
Она обернулась. Трое в штатском стояли возле нее.
— Да, я русская, но гражданка Швеции. Мой муж… Она замолкла.
— Я заместитель консула Российской Федерации в Швеции Ларионов.
— И чем вы можете мне помочь? Я очень спешу.
— В этой стране не принято спешить. Подчиняйтесь ее законам. Дорожный инспектор просит открыть вас багажник.
— У меня нет ключей.
Стоящий рядом с консулом мужчина подошел к багажнику и поднял крышку.
— Что в этих тубах?
— Картины! Мои картины. Я художница.
Контейнеры были вскрыты, холсты развернуты, мужчины переглянулись и кивнули друг другу. Консул продолжил:
— Госпожа Шверник, если вы гражданка Швеции, то вами займется префект полицейского департамента Стокгольма. Он перед вами. Если вы гражданка России, то вопрос о вашей экстрадиции на родину мы решим быстро в соответствии с нашими договоренностями. В деле так же будет принимать участие представитель Интерпола. — Он кивнул на третьего мужчину в штатском. — А пока вы задержаны для предъявления вам обвинений и будете содержаться под стражей.
И второй раз за сегодняшнее утро на ее запястьях защелкнулись наручники.

Глава VII
За двое суток до последних событий
1.
На столе лежали две книги в твердом переплете, со вкусом оформленные и похожие одна на другую, как две сестры-близняшки. Но одна — изданная на русском языке, вторая — на шведском.
Издатель, господин Хансен, улыбался, не скрывая своего удовольствия.
Автору удавалось скрывать свои эмоции, он сидел напротив, и вид его был больше деловым, нежели праздным.
— За пять дней мы успели издать только пробный тираж. Он разлетится вместе с газетами в течение дня. Но я уже готовлю типографские мощности для крупных тиражей. В успехе книги сомневаться не приходится. Сенсационный бестселлер, не иначе.
Сидящая рядом с писателем переводчица старательно переводила слова потирающего руки Хансена.
— Я прошу вас соблюсти наши договоренности, мистер Хансен, — ровным голосом говорил Гортинский. — Мои книги должны выйти в свет не раньше послезавтрашнего дня одновременно с выходом ваших вечерних выпусков газет.
— Я все помню и прекрасно понимаю весь глубокий смысл вашей задумки. Жаль, что я не успел напечатать книг больше. Вы же дали мне последнюю главу буквально на днях.
— Это нормально. Иначе финал книги мог бы разительно отличаться от жизни.
А я добивался стопроцентного попадания в десятку. А с тиражом вы еще наверстаете.
— Но сейчас вы уверены в точности и совпадении всех фактов?
— Есть маленькая помеха, но она устраняема. Сам по себе роман — плод моей фантазии. Я не провидец и не прорицатель. Но нашлись люди, которым попала моя рукопись в руки, и они решили сказку сделать былью. Волею судьбы многое исказилось, и мне пришлось заново переписывать вторую часть романа. От этого он не пострадал, а стал еще лучше.
— Я получил колоссальное удовольствие, прочитав книгу. Марта проявила себя не только как синхронист, но и как литературный переводчик, сохранив вашу самобытную стилистику.
— У меня к вам просьба.
— Готов исполнить ее сию минуту.
— Отправьте с курьером один экземпляр на русском языке господину Герману Швернику. Мне интересно, что скажет прототип моего героя. Не оскорбил ли я его своими надуманными обвинениями?
— Разумеется. Сейчас же дам указания. А вы уверены, что Шверник читает по-русски?
— Он учился в России, и, если сказать честно, то это он мне подал идею сюжета после того, как галерею обокрали. Мы отдыхали с ним в Альпах. Ну, вы же читали книгу.
— Понимаю. Вы сдвинули время. Идею он вам подал после ограбления, а вы перевернули все по-своему и сделали его соучастником. Я не думаю, что он будет в обиде. Это очень тонкий человек с отличным чувством юмора.
Выслушав перевод, Гортинский улыбнулся.
— Конечно. Нам остается только ждать развязки событий. Не думаю, что за двое суток кому-то под силу изменить сюжетный рисунок моего финала. Когда снежная лавина идет с гор, ее невозможно остановить или заставить свернуть в сторону. Мы не властны над стихией, так же как не способны истребить алчность, пущенную на самотек.
— Не сомневаюсь в вашей прозорливости. И позвольте задать вам последний вопрос. Вы же на днях уезжаете, а как быть с гонораром за тираж?
— Марта будет держать с вами связь. Она мой переводчик, жена и литературный агент. Вы можете доверять ей, как мне.
— Это удобная позиция. Вы очень предусмотрительны. Вам надо оставаться в тени, господин Гортинский. Прочитав вашу книгу, полицейские чины заклюют вас вопросами и лишь будут мешать своей назойливостью творческому процессу. Что касается русского тиража, то мы уже сегодня отгружаем его для отправки в Россию, где его с нетерпением ждут мои коллеги.
Милая и вместе с тем деловая беседа закончилась рукопожатием.
Автор взял с собой обе книги со стола, и супруги ушли.
Выйдя на улицу, Марта спросила:
— Говоря о возможной помехе, ты имел в виду того молодого человека, прилетевшего на одном самолете с Таисией?
— Да, он может подпортить мне финал. Это частный детектив из Москвы. Судя по моим наблюдениям, очень настырный.
— И что же делать?
— Не допустить его до последней страницы романа. Я знаю, как это сделать.
— Не сомневаюсь. Послушай, дорогой, я хочу поехать в тот самый гостиничный номер, где мы провели нашу первую брачную ночь. Свечи и шампанское!
— Столь долгое общение научило тебя читать мои русские мысли.
— Не одному же тебе читать чужие мысли и предугадывать события.
***
Начальник департамента полиции принял российского писателя, выйдя из-за стола и пожав ему руку.
Десять лет назад он уже давал ему интервью через ту же переводчицу, но тогда он еще не был главным полицейским Стокгольма.
— Извините за мой неожиданный визит, господин префект, я не задержу надолго ваше внимание. — Гортинский положил на стол две книги, взятые в издательстве. — Это не просто беллетристика, а мое гражданское заявление, которое я вас настоятельно прошу прочесть к завтрашнему утру. У вас есть сутки.
Речь идет о достоянии вашего государства. Особенно обратите внимание на последние страницы, вашими усилиями они могут внести ваше имя в историю.
Слушая перевод, полицейский чиновник продолжал улыбаться, но подумывал о том, что у писателя или у переводчицы крыша поехала. Тем интереснее ему казались лежащие на столе книги, и это его интриговало.
— Позвольте спросить? — осторожно начал полицейский чин. — А зачем мне книга на русском языке?
— Преступник, которого вы арестуете, говорит и читает только по-русски.
Передайте ему этот экземпляр, чтобы он не умер с тоски, сидя за решеткой.
— Вы уверены, что я кого-то арестую?
— Главное, чтобы в этом были уверены вы. Иначе история вам этого не простит. Честь имею кланяться.
Писатель и его переводчица ушли, и создалось впечатление, будто сквозняк пролетел в кабинете и все стихло. Но книги-то остались. Теперь они приобрели свойства магнита, и префект уже не мог отодвинуть их в сторону.
Открыв первую страницу, он уже не отрывался от романа, пока не дочитал последнюю строчку.
Последнюю страницу пришлось перечитывать трижды, после чего префект созвал срочное совещание оперативной службы.
***
Господин Шверник прекрасно говорил по-русски, и ему переводчик не требовался. Марта осталась ждать мужа в машине. Вениамин Гортинский отправился на виллу один. Старым друзьям было о чем поговорить.
Герман Шверник выглядел не лучшим образом, он был похож на сломленного болезнями старика, почти не реагирующего на окружающий мир.
— Вы плохо спали? — спросил писатель.
— Я вообще не спал. Читал вашу книгу, а потом анализировал ее. Вы феноменальны, Вениамин Борисович.
— Она здесь уже была?
— Да, вчера. Вы почти в точности воспроизвели ее монолог в книге. Когда она со мной разговаривала, книга лежала рядом. Я боялся, что она обратит на нее внимание, но ей было не до книг. И когда же ваш шедевр выйдет в свет?
— Завтра. Вместе с вечерними выпусками газет.
— Присаживайтесь.
Гортинский сел в плетеное кресло напротив.
— Вы опередили события, дорогой Вениамин Борисович. Я преклоняюсь перед вашим талантом, но ситуация может измениться в любую секунду.
— Ее в силах изменить только я, дорогой Герман, и никто больше. Если вы намекаете на то, что можете предупредить вашу жену о неизбежном провале, то вы этого не сделаете. Срок давности истек. Сейчас вас не смогут привлечь к ответственности за события, связанные с ограблением. Ваша жена сейчас совершает новое преступление, и я не думаю, что вы хотите стать ее сообщником и оказаться на скамье подсудимых. Вам следует отказаться от нее. Это не ваша жена, а ее сестра — гражданка России. Впрочем, все это вы читали в книге. Вы обманутый пожилой человек, не более того.
— Десять лет назад я вас недооценил. Зря я связался с русскими, Этот народ — загадка. Мне до сих пор о нем ничего не известно. Только сумасшедший мог отказаться от шести миллионов долларов и превратить величайшее преступление всех времен и народов в фарс. В книге, которую прочтут и завтра забудут.
— Книги, господин Шверник, — моя жизнь, которая не соизмеряется с деньгами.
Мы придумали сюжет и воплотили его в жизнь. Ограбление галереи — это был спектакль, необходимый для получения истинных ощущений. Они помогли мне написать спустя четыре года живую книгу. И все через ощущения. Я был разочарован. Мои фантазии оказались куда интереснее фактов. Эти самые факты и обрезали мне крылья. Я уперся в тупик. Сухой достоверности читателю мало. И главное, что в романе не нашлось места женщинам. Моим любимым стервам. А детектив без роковой женщины — как пища без соли. Слишком пресно и занудно.
Выход мог быть один. Нужна героиня. Но живая. Вымышленная мною не подойдет реальным героям, станет инородным телом. И я начал искать подходящую кандидатуру. Их немало прошло через мои руки, но они все не тянули на нужный уровень. Слишком высоко я поднял планку. Я попросил о помощи своих приятелей, специализирующихся на дамочках с неординарными данными. И тут позвонил мне один приятель и сказал: «Приходи завтра в „Дом кино“, кажется, я нашел то, что тебе нужно. Я вас познакомлю, а дальше, как знаешь».
Так мы встретились с Ольгой, вашей будущей женой. Женщина с ледяным сердцем и огненной страстью. Я начал испытывать ее, ставя перед ней задачи, одна сложнее другой. Она щелкала мои ребусы, как белка орехи. Я понял, что наконец-то нашел достойную героиню и стоящего противника. Правда, иногда приходилось ей подыгрывать, когда я понимал, что она попадает в тупиковую ситуацию. Я даже позвал к себе одного из участников ограбления и позволил ему распустить язык. Он очень на меня обиделся, что я его позвал, а через час выставил за дверь. Но я устал ждать. Мне надо было знать, вцепится она в него когтями или нет. И она вцепилась. Поехала к нему в Питер и дала понять, что все знает о музее. Своей фантазии у нее не хватило. Жаль. И она воспользовалась сюжетом моего романа, стала его пугать одним из нас, тем, кто участвовал в деле.
Когда он приехал в Москву, то позвонил мне и доложил обстановку. К тому времени одного из наших уже не стало. Я не мог понять, как Ольге это удается?
Пришлось взять бутылку вина и поехать на дачу, где дрожал от страха адвокат.
Разумеется, засвечивать себя я не стал и следов не оставил. Когда он меня встретил, то я даже велел ему надеть ботинки, а мне дать свои тапочки и только потом зашел в комнату. После десятиминутной беседы, я понял, что он обречен.
Что ж, все в руках судьбы. Все мы ходим под дамокловым мечем. И наступил роковой час, когда он начал рубить головы. Мою любимую героиню сменила более коварная озлобленная тварь. Я хотел было прекратить эксперимент, чтобы меня в очередной раз не обвинили в женоненавистничестве, но не смог заставить себя это сделать. Она была настолько одержима, изобретательна, настойчива, что я отдал ей пальму первенства. Так Таисия стала главной героиней моего романа. Впрочем, получилось совсем не та книга, как она задумывалась, но я ни о чем не жалею.
Она писалась десять лет и теперь выходит в свет с финалом, который наступит тогда, когда книга ляжет на прилавки магазинов. А вы говорите, шесть миллионов.
— Слов нет. Роман удался. Вы отдали своих друзей на волю хищникам, а сами превратились в свободного художника, рисующего этюды с натуры.
— На все воля Божья. Я дважды собирал их и предупреждал об опасности. Но они стали слишком самонадеянны. Тогда я отошел в сторону. Почему-то все сегодня верят, как дети, что добро побеждает зло.
— Это мораль. Она вечна. К ней стремятся. Не в жизни, так хотя бы в книгах.
— Вот-вот. Читатель готов придираться к любым мелочам и с усмешкой махать рукой: «Так не бывает». А глобальной лжи никто не хочет замечать. В жизни побеждает зло, а в книгах добро торжествует над злом. Просто есть ложь, которая греет душу, а есть та, что раздражает. А точнее, даже не раздражает. Просто читатель поднимается над автором на ступень выше, и тот его перестает замечать. Презрение — это из жизни.
— Послушайте, Вениамин Борисович. Еще не поздно. До ее ареста остались сутки, чуть меньше. Умоляю вас, измените финал. Ведь вам ничего не стоит получить картины В свои руки. Предлагаю вам семьдесят процентов от сделки.
Пятнадцать миллионов чистыми, наличными, без налогов. А потом пишите в свое удовольствие. Я жизнь положил на эту идею. Картины не могут вернуться назад.
Этого никто уже не оценит. Время ушло. Сиюминутная сенсация, и вы через короткий промежуток времени вновь останетесь ни с чем.
— Вы правы. Меня почти забыли. И я отдал десять лет на то, чтобы вернуть себе имя. Оно не продается, господин Шверник. Вы просто не понимали, когда со мной знакомились, смысл слова «писатель».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42