Вы ведь тоже из шоферов будете?
— Четверть века крутил баранку.
— И имели во много раз больше, чем сидя в этом стеклянном колпаке?
— Конечно. Кто из нас не халтурил. Ведь в «скорую» можно и холодильник загрузить и мебелишку на дачу отвезти. Машина вместительная. А тут один оклад и прогрессивка.
— Вот я и подумала, что смогу предложить вам неплохую халтуру. Вы же можете взять любую свободную машину и уехать на ней, скажем, часа на три с небольшим. Я права?
— В принципе, это возможно. Любую не могу, но ту, которая вышла из ремонта и еще не поставлена на линию, вполне могу. — На «скорой помощи» с красным крестом?
— А разве вы видите здесь другие машины? Я не очень хорошо вас понимаю, девушка. Чего вы собственно хотите?
— Меня зовут Инга. А хочу я накрыть своего муженька с бабой в постели.
Только дело в том, что она живет в доме, где сидит охрана и меня туда не пропустят. А «скорой» все двери открыты. Надеюсь, у вас найдется соответствующая униформа и чемодан с крестом?
— Конечно, найдется. Старые списанные чемоданы врачи шоферам отдают. Для инструментов удобен. А спецовок у нас полно. Шоферы тоже обязаны их носить. Свой склад есть.
— Ну что, Петр Семеныч, устроим маскарад?
— Устроить можно. Только это же денег стоить будет.
— Сколько?
— Даже не знаю… Трудно сказать. Машина, а значит путевка, одежда, чемодан, время…
— Хватит. Слушайте мое предложение. Если откажетесь, то я уйду, а вы жалеть будете. Сто долларов в час?
Начальник колонны хмыкнул.
— Какой же дурак откажется. За три часа — три сотни. Хорошие деньги.
— Тогда будьте начеку. Это может случиться завтра, послезавтра, в среду, одним словом, в ближайшие дни. Скорее всего, в вечернее время.
— Хорошо. Я сегодня же все заготовлю. Скажите мне свой размерчик.
— Сорок шестой, но рост побольше. Сами видите — не коротышка.
Мужчина смутился. Конечно, баба что надо, но где ему с его рылом да в калашный ряд.
— Значит, заметано, Петр Семеныч?
— Готов выехать по первому же зову.
***
Как всегда к полудню Наталья Кирилловна отправилась на рынок за своим вторым завтраком. Двести граммов творога и сто пятьдесят сметаны. Поход на рынок был для нее не только необходимостью, но и единственной возможностью прогуляться на свежем воздухе. Целыми днями ей приходилось сидеть дома, убирать огромную квартиру и готовить к восьми вечера ужин для мужа. Он на ней и женился-то из-за ее кулинарных способностей, как она считала. Наташе исполнилось пятьдесят пять, а мужу — пятьдесят один. Еще молодой, а она в пенсионном возрасте. К тому же, очень полная и болезненная. Женщины в ее возрасте козочками скачут, а она три ступеньки на крыльце подъезда с трудом преодолевала. Любит ли ее Платон? Наверное, любит, но не как жену, а как мать, без которой невозможно обойтись. Для удовольствия у него другие женщины есть.
Правда, она не могла с уверенностью этого утверждать. Платон слишком загружен работой. Ему времени не хватит на все вместе. Если только секретарша не обслуживала его в кабинете. Бог с ним. Муж он хороший, внимательный, заботливый, вот она и старалась. Жили и ни в чем себе не отказывали. Последние два месяца стало тяжелее. Платон без всяких причин уволил домработницу.
Запретил звать подруг в квартиру и сам никого не приводил, а на лестничной клетке выставил охрану. Она и не пыталась возражать и даже не задавала вопросов. Если Платоша что-то делает, значит, так надо.
Поздоровавшись со своим продавцом, она сделала обычный заказ и, расплатившись, направилась к выходу.
И у самых дверей ее чуть было не сбила молодая женщина. Она, конечно, не виновата, порог скользкий, заледенелый, вот та и поскользнулась. Хорошо еще ее не завалила, а только сумку из рук выбила. Уже если бы Наташа грохнулась, то ее с земли краном поднимать пришлось бы.
— Ой, извините, пожалуйста! — сказала потерпевшая, собирая разбросанные продукты обратно в сумку. — Я такая неуклюжая.
— Ну что вы, милочка. Вы же не виноваты. Дворников винить надо. Даже соли не насыпали. Люди ходят и шеи себе ломают. Безобразие.
Девушка поднялась и подала Наташе сумку.
— Немного пакеты испачкалась, но все же продукты завернуты и не пострадали.
— Пустяки. Вы-то не ушиблись?
— Ерунда. Колготки жалко.
Девушка улыбнулась и скрылась в толпе.
Наталья Кирилловна неторопливо пошла домой. Она не знала, что встреча эта была не случайной. Та самая девушка за двадцать минут до ее появления на рынке купила у того же продавца двести граммов творога и ввела шприцем в творожную массу раствор с лекарством определенной дозировки. А когда поднимала с земли Наташины продукты, то пакеты подменила. Вот и вся несложная схема.
Усевшись в свою машину, Тая сделала два телефонных звонка. Сначала Дмитрию.
— У меня все готово, — отчитался молодой человек.
— К шести часам будь на месте.
— Все понял. Реагирую на звонок 03.
— Действуй.
Следующий звонок раздался в будке начальника колонны.
— Инга беспокоит.
— Рад слышать.
— К восемнадцати ноль-ноль у дома номер один на Большой Полянке.
— Понял.
***
После ужина Платон Пелевин, как всегда, улегся на диване и уткнулся в телевизор.
В этот момент его жене стало плохо. Она с трудом дошла до кровати и повалилась на нее. Платон испугался не на шутку. Наташа побелела, губы посинели.
— Что с тобой, дорогая?
— Не знаю. Задыхаюсь. Грудь горит. Плохо. Ох как плохо.
Пелевин схватил телефонную трубку, едва не уронив аппарат на пол. Набрав 03, он ждал.
Сигнал высветился на сканере Дмитрия, и он тут же переключил тумблер связи на приемное устройство своей заказчицы.
Машина «скорой помощи» стояла в соседнем дворе с выключенным фарами. Шофер сидел на месте, а девушка прогуливалась метрах в десяти. Раздался звонок. Тая включила аппарат и ответила:
— "Скорая помощь" слушает.
— Жене плохо. Побелела, жжение в груди, похоже на инфаркт.
— Адрес.
— Большая Полянка, дом двадцать четыре, шестой подъезд, пятый этаж, квартира семьдесят один.
— Код есть?
— Позвоните в звонок, консьержка откроет, я ее предупрежу.
— Фамилия больной?
— Пелевина.
— Возраст?
— Пятьдесят пять.
— Ждите, высылаю машину.
Тая переоделась в униформу врачей «скорой», подошла к машине и села на переднее сиденье.
— Мой агент сообщил, что голубки уже пришли. — Она глянула на часы. — Зная ненасытность своего мужика, уверена, что он завалит ее в койку минут через пятнадцать. К этому времени мы должны подъехать к дому прямо к пятому подъезду.
— Сделаем в лучшем виде.
— Я там буду минут через пятнадцать.
— Но мне чем дольше, тем лучше.
— А потом отвезите меня на Киевский вокзал.
— Без проблем.
Через пятнадцать минут консьержка в облике мужчины с резиновой дубинкой у пояса открыла дверь доктору, увидев машину в мониторе. Он сам вызвал врачу лифт и даже нажал на кнопку шестого этажа.
Видимо, консьерж позвонил в квартиру и предупредил, двери кабины открылись одновременно с дверями квартиры, на пороге которой появился растерянный хозяин в домашних тапочках с перекошенным лицом. Рядом у лестницы стояли двое молодцов в черных плащах.
Тая пересекла площадку и оказалась на пороге. Один из охранников последовал за ней. Она резко оглянулась.
— Посторонним в верхней одежде в квартиру не заходить! — В ее голосе звучал металл. Пелевин замахал руками.
— Не до вас сейчас, ребята, не до вас!
Телохранитель был вынужден остаться на месте. Закрылась железная дверь, за ней внутренняя из мореного дуба. За такой стеной и пушечного выстрела никто не услышит.
Девушка сняла форменную куртку, повесила на крючок и осталась в белом халате. Взяв свой чемодан, она прошла за хозяином в спальню.
— Вы подождите меня в соседней комнате. Я вас позову, когда потребуется.
Пелевин подчинился.
— А могу я закурить?
— Только так, чтобы дым сюда не шел.
Сейчас Таисия делала свойственную ей работу, исполняя долг врача. Она вколола больной нейтрализатор, сердечное лекарство и снотворное. Женщина стала дышать ровнее и вскоре уснула.
Тая тихо проскользнула в гостиную. Пелевин стоял у окна и курил.
— Успокойтесь. С вашей женой все будет хорошо. Я вколола ей прекрасные препараты, и она уснула. К утру опять будет на ногах.
— Это не инфаркт, доктор?
— Нет. Я думаю, что вы ее перегружаете работой. Не забывайте, она носит на своем сердце лишних килограммов сорок.
Пелевин трясущимися руками достал бумажник из пиджака, который висел на спинке стула, вытянул из него сто долларов.
— Вот, пожалуйста, возьмите.
— Положите на стол и принесите с кухни стакан воды.
Он выполнял приказы, не задавая вопросов. Бумажник остался лежать на столе. Пухлый тяжелый и блестящий. Стакан с водой был доставлен в считанные секунды.
— Сядьте. Я дам вам хороших капель, иначе вас тоже сердце подведет. Нервишки шалят?
— Да, знаете ли, большие перегрузки. Вы правы, я сам работаю, как лошадь и людей заставляю пахать.
Он сел в кресло и принял протянутый ему стакан с лекарством.
— Пейте до дна. Это очень успокаивает.
Он выпил. На столе лежал раскрытый чемодан с красным крестом и его бумажник.
— Ну, что вы ощущаете?
— Во рту вяжет, будто неспелую хурму съел.
— Все правильно. Сейчас язык вообще ворочаться перестанет, в ногах тяжесть появится, руку поднять сил не будет и шевелиться не захочется. Отличное зелье растительного происхождения. Меня его одна бабка-шаманка научила варить. А главное, что в крови не остается никаких следов. То же самое, что петрушку съесть или сельдерей. Оно безвредно, но с человеком можно делать, что угодно. В старину этим зельем поили людей перед тем, как отрезать им конечности.
Доктор подошла к своему чемодану, достала из него револьвер, вернулась назад и остановилась в метре от беспомощного человека, чувства которого можно было читать только по глазам. В них стоял ужас.
— Я знала, что убью вас без помех, как и остальных. От моей пули невозможно загородиться ни стенами, ни охраной.
Раздался выстрел. На рубашке Пелевина появилась кровь. Ужас в глазах застыл, как на фотопленке, раз и навсегда.
Через три минуты доктор вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь.
Охранники испытывающими взглядами смотрели на женщину, словно ждали указаний.
— Ну что, так и будем стоять? Вызовите лифт.
Лифт вызвали.
— И вот что, молодые люди. Женщину транспортировать нельзя. Я сделала все, что могла. К утру надеюсь, ей станет лучше. А нет, так вызовите участкового врача. Ее муж тоже очень переволновался. Я оставила ему успокоительное и снотворное. Сделайте так, чтобы семью никто не беспокоил. Здоровьем не шутят.
Кабина остановилась на этаже, и даме открыли решетчатую дверцу.
Перед уходом Тая взяла из бумажника семьсот долларов. Четыреста — как компенсация аванса, данного Дмитрию, и триста — для шофера. В конце концов, почему она должна оплачивать их смерть? Пусть покойники сами о себе заботятся.
Через час она вышла из машины у Киевского вокзала и выбросила визитку Дмитрия. Хватит с него и аванса. В то же время по адресу Пелевина выехала оперативная бригада райотдела. Ее вызвал заместитель директора банка. Дело в том, что в девять тридцать вечера он ежедневно звонил шефу и докладывал последнюю обстановку на мировых биржах. Впервые за три года шеф не ответил ни по одному из своих телефонов. Случай небывалый и ничего другого заместитель придумать не смог, как позвонить в милицию.
8.
Марецкий расхаживал по огромной гостиной квартиры Пелевина и размахивал руками. Никто из его бригады не работал. Врач, криминалист, капитан Сухоруков, кинологи с собакой, охранники убитого, консьерж, все стояли вдоль стены, словно в строю перед маршалом и, потупя голову, молчали. Разглагольствовал один Марецкий.
— Уму непостижимо! Человека охраняли, как президента. Муха в квартиру не могла залететь, а убийца спокойно вошел, сделал свое черное дело и под аплодисменты публики удалился восвояси. Привет, мальчики, пишите письма!
Человек вызывает «скорую помощь» жене, приезжает убийца, помогает больной, а здорового убивает! Кто мне скажет, как эта стерва могла предвидеть, что Пелевиной станет плохо? Откуда она знала, что Пелевин позвонит в службу «скорой помощи»? Как она сумела перехватить этот звонок? В «скорой» сказали, что заявки на этот адрес не поступали. Где она взяла медицинский фургон и одежду врача?
Кто мне ответит на эти и еще сотню других вопросов?
Ответов не последовало.
Марецкий сел на стул посреди комнаты и уставился на труп с простреленной грудью.
— Ведь он же испугался ее до смерти, почему не кричал, не сопротивлялся, не звал на помощь?
— Деньги он ей предлагал, — посмел подать голос Сухоруков. — Бумажник на столе лежит битком набитый стодолларовыми бумажками. Очевидно, она отказалась.
— Дьяволица! Ну что она прицепилась к этим мужикам, где они ей дорогу перешли? Ладно бы убивала, как все, так нет. Ей надо это делать с форсом. Мол, не пугайте, ребята, я его убила, а не безмозглый киллер. А ваше собачье дело меня искать! Где? Уже весь город стоит на бровях!
— А может, она за городом живет? — предположил осмелевший охранник.
— А ты заткнись, ротозей! С тебя еще спросится! Каждый вокзал, каждая электричка фильтруется.
— Надо установить личность последней жертвы, той, что есть на общей фотографии, где они шашлыки жарят. По идее остались двое. Но только одного мы знает в лицо, — тихо продолжал Сухоруков, стоя в дверях. — Если мы его найдем, то сможем устроить засаду и поймать ее в капкан. По ее замыслу выстрел должен производиться в упор и в сердце. Мы сможем предотвратить убийство.
— Не морочь мне голову, Сухоруков! Ну давай покажем его фотографию по «ящику» и дадим клич: «Эй, парень, отзовись, тебя убить хотят!» Только он этого клича не услышит, а она его увидит и станет еще изворотливее. Ты понятия не имеешь, кто он, а убийца уже чай с ним пьет, сжимая револьвер в кармане.
— Другого выхода нет.
— Другой головы нет. Той, что умнее. Трудно признаваться в собственной беспомощности. Одна баба целый город вокруг пальца крутит. Столицу, а не Бердичев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42