– вскрытия. Подумать только: он ел всякие острые вещи, миноги, например, которых терпеть не мог, и… курил!– Но, тетя, под водку да в хорошей компании…– Вот именно под водку! Ведь он пил только коньяк. И потом, никогда не курил. Но это не самое главное. Главное, что там они обнаружили, – тетка сморщилась, словно откусила от лимона, – нет, ты подумай, – вдруг взорвалась она, – у него в желудке… Бр-р!– Бр-р? – он растерянно улыбнулся.– Да-да, бр-р! – торжествующе подтвердила она. – Этого он не смог бы проглотить ни за какие деньги!– Но что? – спросил Глеб, видя, что тетю понесло; он боялся, как бы это не закончилось сердечным приступом.– Нет, не могу… Одним словом, гадость! Не хочу даже думать об этом! Нет-нет, он даже пьяным не смог бы это проглотить! Они сказали, что у него чрезвычайно высокая концентрация алкоголя в организме.– А что ж тут удивительного? После окончания конгресса наверняка был банкет, – заметил Глеб. – У мужиков, тетя, всякое бывает. Тем более, когда подберется компания!– Да-а, – Нина Павловна с грустью посмотрела на стену, где висел портрет сына. – Думаю, этот банкет его и доконал.– Все может быть…
3 Бармин встретил этого человека в одной из рюмочных Буферной зоны Объекта, где было много водки, не так много дыма и совсем не попадались косые.Доступ сюда имели только специалисты Промзоны. Высшее руководство Объекта предпочитало забегаловкам Буферной зоны бары Жемчужины с бассейном, обрамленным пальмами в кадках. Жемчужиной называли небольшую центральную часть Объекта, отгороженную от остальных зданий бетонным забором с колючей проволокой под напряжением и накрытую огромным куполом из стали и стекла. К Жемчужине примыкали здания Лабораторного корпуса, Аналитического центра, а также строения не вполне понятного назначения.Поначалу это был просто бассейн. Поскольку в Промзоне находилась небольшая ТЭЦ – проблем с теплом и водой у жителей Объекта не было. Но скоро бассейн, как морская раковина, оброс барами и даже искусственными лужайками, которые взяли под общую крышу. Здесь местное начальство грело кости, а их разленившиеся женщины принимали солнечные ванны и перемывали друг другу косточки…У Бармина был пропуск только в Буферную зону и немного денег, которые он получил от Березы – начальника дружины Поселка, находящегося в ста пятидесяти километрах от Объекта. Бармин привез сюда Березу ради каких-то неотложных дел. Перед тем как сгинуть среди кадок с пальмами, начальник дружины сказал Бармину, что будет только на следующий день.В довольно грязной рюмочной, где распоряжались мрачный человек с лицом мизантропа и его помощники, косолапо исполнявшие функции официантов, Бармин присел за столик, за которым «отдыхали» трое.Двое были уже изрядно пьяны.– А ведь косые опять побег готовят! – говорил один, с обвислыми украинскими усами, своему раскисшему от выпитого товарищу. – Неделю назад двух собак отловили. Я думал, съели. У них такой деликатес не залеживается. А вчера зашел в каптерку – дай, думаю, проверю, чем это так воняет? Открываю дверь, а собачки эти ободранные над печкой висят. Сушатся или коптятся…– Ну и что? – округлил глаза товарищ.– А то, что если сразу не съели да еще сушат, значит, драпать собрались. Может, уже сегодня! Хорошо, не моя смена. Мы ведь для них – не люди! Я стараюсь со своими косыми не ссориться и дел никаких не иметь. Это они днем тебе улыбаются, а ночью – вжикнут по горлу и айда! – вислоусый радостно хохотнул.– Эх ма! У косых это запросто! – подтвердил его товарищ, держась руками за край стола, чтобы не упасть. – И чего только их набрали сюда?– Дешевая рабсила. Тебе сколько платят, а сколько им? Вот так-то! Ты за десятерых косых получаешь!– Так я – специалист, а они – мусор! – Товарищ вислоухого радостно икнул и, отхлебнув из своего измазанного селедочным жиром стакана, спросил: – Слушай, а тех косых, что месяц назад драпанули, поймали?– А ты как думал! – вислоусый как-то особенно гордо выпятил нижнюю губу. – У наших ведь тут все, даже вертаки! Вот ты, дура, убежишь от вертака?– Ну, и что с ними сделали? Отвезли на Материк?– Зачем? – удивился вислоусый.– Как зачем? Судить гадов…– Судить? Дура! Кто же их дальше Пионерского отправит? Там тебе и прокуратура, и суд. Там тебя по полной программе, братишка, укатают. Там такие специалисты, лучше с ними век не встречаться! – Вислоусый вдруг покосился на Бармина и его молчаливого соседа, во время всего разговора глядевшего себе в стакан.Опомнившись, он схватил своего товарища под локоть и повлек к выходу. Товарищ попытался уцепиться за стакан, в котором еще оставался «коктейль» – местное пойло из кислого пива и водки, – но вислоусый, бросая тревожные взгляды на Бармина и его соседа, выволок товарища из рюмочной, по дороге что-то шипя ему на ухо.– Испугался дядя, – пробубнил Бармин.– И чего только не наболтают, когда во хмелю! – сосед вопросительно смотрел на Бармина, явно приглашая его к беседе.Уже изрядно подзаправившийся Бармин, налив себе еще, сделал большой глоток и нехотя поддержал беседу.– Почему болтают?! Я вот, например, за последний год ни разу не видел, чтобы косой в самолет садился. Да и у нас в Поселке я их что-то не видел. Если косых и увозят куда-то с Объекта, то куда же, если не на Пионерский?– К океану… Там причалы, пароходы.– Э, нет! – усмехнулся Бармин. – Эта дорожка только в одну сторону – сюда! Обратно не получается!– Только для косых не получается… или для всех? Скажи, а ты можешь улететь на Материк?– Меня нет в списках. Но половина Поселка летает!– Значит, улететь можно?– Полететь можно, а улететь нельзя!– Это как?– А так. Только туда и обратно! Такие теперь самолеты. – Бармин в упор посмотрел на собеседника.– Но он хоть посадку в Москве делает?– А кто его знает? – Бармину стало скучно. – Народ с барахлом возвращается. Наверное, делает…Он тяжело откачнулся от стола и, потеряв равновесие, инстинктивно схватил соседа за рукав куртки.– Подожди, Гена, – тихо сказал сосед, развернувшись к Бармину. – Ведь ты – Гена?Бармин вздрогнул и, нахмурив лоб, стал вглядываться в незнакомого человека.– Я – водила! – сказал он. – Но когда-то меня действительно звали Геннадием. Мы знакомы? – все еще держась за рукав соседа, он вопросительно смотрел ему в глаза.– Да.– Врешь. Я тебя не знаю. Ты не из Поселка. Значит, местный. Кто тебе сказал, как меня зовут? – Бармин приблизил свое лицо к мужчине, недовольно глядя на играющую на его губах улыбку.– Ты.– Где и когда?– В Питере. Пятнадцать лет назад. Ты был таксистом, а я пассажиром.– Двенадцать лет назад, – уточнил удивленный Бармин. – Так ты, выходит, тоже питерский?Бармин все еще не верил в искренность соседа. Он опасался провокации. Сначала пьяные работяги, которые распускают язык, потом этот мужик…– Питерский. Я потому тебя запомнил, что случай был особый. Нас еще тогда инспектор ГАИ остановил, и мы с друзьями до утра у гаишников твои права выцарапывали. Ну, вспомнил?Лицо Бармина просветлело. Он улыбнулся.– Знаешь, – начал он задумчиво, – мне до сих пор казалось, что прошлой жизни у меня не было. А теперь вижу, была. Та жизнь…– Гена, я – не провокатор. Веришь мне?– Пытаюсь.– В общем, у меня нет выхода. Поэтому я вынужден тебе открыться. Ведь ты из Поселка? А здесь я никому не могу доверять. Ты, конечно, мог бы заработать на мне… Впрочем, извини, если обидел. Слушай внимательно и ничему не удивляйся. Это надо сделать завтра. Завтра или никогда!
4 Сон густой горячей волной то наползал на сознание, погружая его в неразбериху кошмара, то вновь откатывался, и тогда дремлющий охранник ощущал приближающиеся шаги. Борьба со сном была составной частью его ночной службы.Вдруг шаги стали отдаваться в мозгу страдальца, и охранник, проклиная судьбу, мучительно пробудился.Приоткрыв глаза, он увидел в дверном проеме чей-то тонкий силуэт, который тотчас пропал. Шаги звучали все отчетливей, все определенней, но в предрассветном полумраке идущий прямо на охранника человек был неразличим.Все еще борясь с липкой трясиной сна, охранник вслушивался. Он не шевелился, боясь окончательно прогнать тягучий, как патока, дурман. Однако шаги приближались, и потому волнение росло: кто-то стремительно шел на него. Рука невольно потянулась к кобуре. Только ощутив в ладони холодную рукоятку револьвера, охранник успокоился, готовый в любую минуту вскочить и наставить дуло на врага.– Открывайте дверь! Быстрее! Мне душно! Душно! – сказал «враг» высоким, чуть истеричным женским голосом и засмеялся.Перед охранником, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стояла красивая молодая женщина со стриженой головой, одетая во все черное. Большие глаза ее лихорадочно блестели в полумраке.– Но, Вероника Николаевна, нам запрещено… – начал было вытянувшийся перед женщиной охранник, все еще сжимающий в правой руке револьвер.– Вам запрещено! А мне нет! Мне вообще нельзя запретить! Вам это известно? – она опять громко засмеялась, запрокидывая свою красивую голову и обнажая крупный жемчуг зубов.– Да, но Илья Борисович лично… – Охранник замолчал.Он не имел права пропускать эту женщину, но и не смел задерживать ее.Вероника Николаевна, кажется, прочитала чужие мысли и, презрительно взглянув на револьвер, который охранник так и не удосужился вернуть в кобуру, двинулась к двери.Избегая столкновения, не сулившего ему ничего хорошего, парень попятился к стене, поспешно пряча оружие. Вероника Николаевна лязгнула задвижкой и вышла на холодный стоячий воздух.Синеватый, как снятое молоко, туман тут же объял ее хрупкое тело; волна озноба прошлась по спине. Не обращая внимания на холод, женщина решительно двинулась к серым двухэтажным строениям.Охранник растерянно встал в дверях и крикнул ей вслед:– Но вы сейчас вернетесь? Мне ведь не велено… Я рискую!– Не беспокойся, мальчик. Ты тут ни при чем! – ответила, не оборачиваясь, женщина.Охранник стоял в дверях до тех пор, пока она не скрылась в туманном сумраке, стоял, невольно любуясь хрупкой фигурой Черной Пантеры.– Опять нажралась! – пробубнил охранник. – А мне теперь отдуваться! Шары залила и на охоту! Какая девка! С такой прожить недельку, а там и помирать не страшно!Охранник еще немного погрезил, представляя себя в спальне наедине с Вероникой Николаевной, и пошел к телефону – сообщать дежурному об инциденте.Конечно, выпускать ее он не имел права. Но попробуй ей запрети! Попробуй тронь эту пантеру! Блюм потом такое устроит, что даже страшно подумать…Женщина стремительно шла по пустынным улочками, срезая углы и не обходя глубоких грязных луж. Она знала, куда идет. Со стороны могло показаться, что Вероника Николаевна совсем не чувствует предрассветные холод и сырость. Глаза ее горели, и она без остановки шевелила губами: что-то говорила, в чем-то убеждала кого-то невидимого, нервно посмеиваясь.Ночные патрули, еще издали завидев знакомый силуэт, останавливались и долгими взглядами провожали ее, не решаясь тронуться с места. В этот момент они желали только одного – чтобы женщина как можно скорее покинула их сектор, избавив их от необходимости пасти ее до конца смены.Вероника Николаевна без задержки миновала все контрольно-пропускные пункты Буферной зоны, которые уже были предупреждены дежурным, и теперь шла Промзоной, направляясь к шахте на окраине Объекта.За ней на приличном расстоянии следовали двое парней в камуфляжной форме, не отставая, но и не приближаясь ближе чем на пятьдесят метров. Это расстояние однажды определила сама Черная Пантера, грозя каждому слишком заботливому соглядатаю, рискнувшему подойти к ней на прогулках чуть ближе, крупными неприятностями. Она действительно могла сделать так, чтобы простодушный парень, проявивший излишнее рвение, мгновенно потерял свое хлебное место в Буферной зоне Объекта и отправился в Промзону пасти непредсказуемых косых. Как между молотом и наковальней, находясь между капризами взбалмошной красавицы и гневным взглядом Блюма, соглядатаи верили угрозам Вероники Николаевны и никогда не сокращали дистанции.Миновав напоминавшие лагерные бараки бетонные корпуса общежитий для косых, женщина выбралась на гравий дороги и через десять минут подошла к высокому холму, сложенному из отвалов пустой породы. Обогнув холм, она оглянулась и вдруг побежала, по-девчоночьи резво петляя между проржавевшими машинами, пустыми бочками и отслужившими срок чугунными вагонетками без колес, во множестве черневшими повсюду.Соглядатаи слишком поздно поняли, что Вероника Николаевна решила от них сбежать. Когда они, зло матерясь, обогнули отвалы, ее уже нигде не было.Минут пятнадцать они рыскали среди нагромождения давно умерших механизмов, влезая в кабины гусеничных тягачей без траков и «Уралов» с разбитыми стеклами.Искали, но так и не нашли.– Надо сообщить Блюму, – сказал один из соглядатаев другому.– Ты что! – воскликнул его товарищ с рацией в руке. – Да он тебе башку открутит! Лучше сообщим дежурному. Пусть мозгует! Но была б моя воля, – он зло сплюнул себе под ноги, – я бы эту сучку на прогулку в наручниках водил: один браслет ей, другой мне!– За такую службу, – ухмыльнулся первый, – Ильюшка тебя кастрирует! Ладно, давай связывайся с дежурным.– Ну, тогда б я ее грохнул и сказал, что так и было! Сколько она мне уже крови попортила! – покачал головой второй и включил рацию.Дежурный приказал взять под контроль спуск под землю, который находился под крышей дощатого сарайчика, на дверях которого висел замок. Работы в шахте после сегодняшней аварии были временно приостановлены. Эта шахта совсем недавно вновь ожила. Надеясь зацепить новое рудное тело, существование которого подтверждала геофизика, руководство Объекта направило в нее несколько бригад проходчиков и технику. И даже обвал кровли не мог теперь помешать горнодобытчикам взять дополнительные килограммы «продукта»…– Самое главное, – кричал дежурный, – чтобы она в шахту не сиганула! А так, я думаю, с ней ничего не случится. Побегает, попрыгает и придет в себя. На холоде кайф из нее быстро выветрится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65