Мысли его были заняты девушкой, лежавшей на кровати Эллвуда. Да, гладких рыбок он выуживает! Он представил, что леска натягивается — и из воды показывается девушка. В брызгах волн она кажется бледной, зеленая вода сосульками стекает у нее с плеч, он подцепляет ее багром и вытаскивает на берег. В глазницах у нее самоцветы, а лоно набито жемчужинами.
* * *
Кэри узнал о смерти Лори вскоре после того, как ее не стало. Никто не заметил, что она пропала — ведь она находилась в собственном доме. Муж был в отъезде — отправился в Штаты по делам, связанным с американскими ВВС, и вернулся через неделю.
Близился рассвет. Он поставил машину около телефонной будки и отыскал едва заметную дорожку, которая шла через лес, параллельно задним фасадам домов военнослужащих. Какая-то птица залилась было трелью, но тут же смолкла, не найдя поддержки.
Сначала ему попалась ее одежда — там, где она скинула ее, — в этом было что-то зловещее и непристойное; у блузки отлетели пуговицы, тонкое, как паутина, нижнее белье зацепилось за низкорослый кустарник. Потом он увидел таблетки, рассыпанные по листьям, словно семена ядовитых цветов. А уже потом — саму Лори, не сразу, потому что ему сказали, что она умерла, но не сказали, как и где.
Она висела на дереве, в двух шагах от него, с головой, наклоненной вперед на выгнутой шее, словно в недоумении разглядывала что-то, лежавшее внизу. Руки свисали вдоль тела, прямо, как водопроводные трубы. Казалось, всей своей тяжестью она устремилась к земле.
Кэри приподнял голову. Она висела совсем невысоко — ее колени находились на уровне его глаз.
Он подумал: «Как будто таблеток оказалось недостаточно! Как будто ей хотелось испытать по меньшей мере две смерти, чтобы избавиться от гложущего ее страха и страдания».
Лес постепенно просыпался. Запели птицы в листве. Но вокруг Лори все оставалось безмолвным и недвижимым. Свет в том месте, где она висела, из серого становился белесым. Лори напоминала стройный ствол с листиком лобковых волос и двумя сосками, свисающими, словно диковинные плоды.
Ветром приносило брызги волн, разбивающихся о камни. Леска становилась невидимой, уходя под воду, но сообщала колебания, сотрясавшие по всей длине полое удилище из органического стекла. Держа леску рукой, Кэри чувствовал, как ее тянет колышущееся море.
Он приехал в Лонгрок, не потому что его попросил Эллвуд, не из-за обещанного им вознаграждения. Он приехал, чтобы разгадать тайну, не дававшую ему с давних пор покоя. Он понял это только сейчас и сразу принял за истину. Ему необходимо было раскрыть тайну собственной трусости и утраченной надежды.
* * *
Не прошло и часа, как ветер стих. Кэри сложил удочку, убрал снасти в заплечный рюкзак и двинулся в город, вдыхая запах папоротника, растущего по обе стороны тропинки.
«Я именно тот человек, чья вера мертва, — думал он. — Она умерла сначала в Польше, потом в Венгрии, затем в Восточном Берлине. А теперь и в самом сердце — в России. Во что же я верил? В Отца, Сына и в тот призрак, что бродит по Европе».
Ветер доносил до него запах утесника, резкий, словно запах соляного раствора.
* * *
Он оставил удочку и рюкзак в машине и пошел через город пешком. Сначала он брел бесцельно, но потом понял, куда направляется.
Церковь стояла на одной из окраинных улиц, неподалеку от пристани; простое сооружение из кирпича цвета сливы, с крыльцом и фрамугами из светлого дуба. Из этого же светлого дуба были сделаны скамьи и алтарь. Над алтарем располагалась роза, а под ним триптих, части которого соединялись, покоясь на дубовой опоре. Витражи были выполнены современным мастером — тщательно подобранные кусочки красного и синего стекла для розы, голубые и молочно-белые — для триптиха, изображающего рождение Христа, Христовы муки и Христа во славе.
Солнечные лучи проникали сквозь стекла, и по нефу текла цветная река. Кэри сел поближе к алтарю, и на нем заиграли белые и голубые блики:
— Прости меня, Святой Отец, я согрешил, — произнес он совсем тихо, словно боясь быть услышанным.
В полосах света плясали пылинки. Воздух в церкви был недвижим, будто она затаила дыхание. Кэри вспомнил, как замерло все вокруг Лори в лесу.
— Ты слышишь? Я сказал: прости меня, я согрешил. — Голос Кэри становился все громче в залитом солнечном светом, безмолвном храме.
Он встал, омываемый этим светом, льющимся через витражи, и поднес сложенные рупором ладони ко рту, словно обращаясь к кому-то, очень-очень далекому. Стон страдания, вырвавшийся у него из груди, эхом отозвался на улице.
— Да что же это? Я не слышу тебя. Ты должен заговорить, ах ты ублюдок!
Голубой цвет — цвет любви, белый — цвет откровения.
— Говори же!.. Ты должен заговорить, ах ты, ублюдок, ублюдок, ублюдок!..
Глава 21
— Побудь здесь, — сказал Паскью, — а я вернусь, как только смогу. — Он отдал Софи лист бумаги — последнее письмо Зено. Потом приложил к нему еще что-то. — Вот номер телефона. Через полтора часа позвони. Сообщим друг другу, что у нас все в порядке. И, кто знает, возможно, от этого сукин сын занервничает.
— Если он хочет тебя убить, то почему назначил встречу в ресторане, на виду у всех?
— Раньше времени не звони — он может опоздать, по обыкновению. Не хочу, чтобы он застал меня говорящим по телефону, — это его встревожит.
— Если он занервничает — хорошо. Если мы его встревожим — плохо... Теперь поняла.
— Что тебя злит?
— Я волнуюсь.
— И это тебя злит?
— Да, черт возьми, разве ты сам не видишь? Что же ты ему ответишь?
— Насчет встречи в ресторане?
— Да.
— Знай я, что ему нужно, ответил бы тебе.
— Он убил Ника.
— Да. Наверняка это он.
— И пытался убить тебя.
— Но не получилось. Возможно, поэтому он и хочет поговорить.
— О Лори...
— Похоже, что о ней.
— Не ходи туда. Давай просто... Мы могли бы уехать. Собрать вещи и сегодня же вечером уехать.
Паскью подошел к ней, присел на краешек кровати, словно робкий жених, и нежно поцеловал в губы. Потом сказал:
— Разве ты забыла — я не довел одно дело до конца?
До Дьюэр-стрит доносился несмолкаемый шум океана. Паскью пересек улицу и пошел по тротуару вдоль дамбы. С виду как новичок, не умеющий обеспечить себе полный обзор. На самом же деле отсюда хорошо просматривалась противоположная сторона улицы. Вечером на набережной совсем немного людей, и легко заметить, если кто-то идет за тобой по пятам. Переходя дорогу в обратном направлении, он снова огляделся, но никого не обнаружил поблизости.
«Возможно, именно так повел бы себя Роб Томас, — подумал он. — Я действую, как сыщик!» Он громко рассмеялся своим мыслям и понял, что нервничает.
Луна напоминала лучину, белеющую в небе щепку. Море мягко взрывалось в темноте. По дороге к ресторану он видел мужчину и женщину, прогуливающихся под руку, еще одного мужчину, который, видимо, торопился на встречу; какую-то женщину, рывшуюся у своей машины в сумочке в поисках ключа. Паскью дважды оглядел мужчину, который спешил, но не заметил в нем ничего подозрительного. Как и в посетителях ресторанного бара. Одним из них оказался старик, низко склонившийся над пивом.
На имя Паскью был заказан столик. Единственное, что он позволил себе взять, это шотландское виски. Немного погодя к нему подошел официант с письмом.
* * *
— Ну как? — Софи подняла трубку, прежде чем раздался второй гудок.
— Он до сих пор не появился. Но передал письмо.
— И что в нем?
— В нем говорится... — На миг он смолк, и Софи услышала шелест бумаги. — «У меня пропал аппетит. Приходи в дом номер сорок девять по Дьюэр-стрит. Выпьем. Захвати Софи».
— Это и есть та улица? Отель находится на Дьюэр-стрит?
— Да.
— И ты пойдешь?
— Пойду.
— Послушай. — Она зажала телефонную трубку между плечом и подбородком, с помощью мизинца и указательного пальца то снимая, то надевая на безымянный палец той же руки кольцо с жуком-скарабеем. Ее волнение выдавал также голос — торопливый и прерывистый. — Я думала — вы встретитесь в людном месте. Это ведь его идея, да? Чтобы ты чувствовал себя в безопасности. А теперь какие • у тебя гарантии? И потом, насколько я помню, он предупредил — приходи один. Что же произошло?
— Я все понимаю. И все-таки пойду.
— Хочешь, чтобы и я пошла?
— Этого хочет он. Давай сделаем вид, что нас это устраивает.
— Как это — сделаем вид? И почему ты шепчешь?
— Телефон у самой двери, столики близко, без конца ходят туда-сюда. Я хочу, чтобы он засветился. Понимаешь? Отправляйся по этому адресу. А я к тому времени буду там.
— Сэм...
— Ничего, все будет нормально. Мне ходу минут пятнадцать, не больше. Таким образом, я попаду туда в восемь тридцать. И скажу, что должен позвонить тебе, — так мы с тобой договорились. Если услышишь: «Все хорошо, приходи», — это будет означать: «держись подальше, я в беде». Если же я скажу: «Я в беде», значит, все в порядке.
— А что мне делать, если дело обернется плохо?
— Не приходить.
— Господи, это я понимаю. Но тебе как помочь? — Она сидела в кресле, наклонившись вперед и закрыв глаза, стараясь сосредоточиться. И вдруг ее что-то смутило. Она поняла, что это обман.
«Ничего не предпринимай», — продолжал нашептывать внутренний голос.
— Значит, ты хочешь взять и войти туда? Просто так? Принять его условия, действовать без всякой поддержки, без оружия, не имея понятия о том, что он задумал?
Софи поняла по голосу, что он начинает злиться.
— Ну ладно, довольно, — оборвал он разговор. — Этот ублюдок тыкал в меня ножом.
* * *
В деревнях есть поверье: если увидишь молодой месяц через стекло — это не к добру. Один из официантов вглядывался в то, что происходит на улице через большую, во всю стену витрину. Посетителей было немного, значит, и с чаевыми негусто — в полном соответствии с приметой. Он распахнул дверь и улыбнулся — какая-то весьма привлекательная женщина направилась к ожидающему ее за столиком мужчине.
Софи подсела к Паскью и сказала:
— Я так и думала, что ты здесь.
Он понял — что-то произошло.
— А где же мне еще быть?
— В доме тридцать девять по Дьюэр-стрит. Я только что разговаривала по телефону с Великим Зено: магом, эскейполоджистом и очень неглупым ублюдком.
— Ну-ка, ну-ка...
— Он выдал себя за тебя. И будет снова звонить. Я придумала, как его задержать, но только на время. В нашем распоряжении минуты четыре, чтобы вернуться в отель.
Они добежали за шесть минут. Едва Софи перевела дух, как раздался телефонный звонок. Она подняла трубку. Молчание.
— Сэм? — спросила она, глядя на Паскью.
Снова тишина.
Софи пояснила:
— Я была у себя в комнате. У себя. Думала, ты туда позвонишь. Но звонка не было, и я вернулась обратно. — Она помолчала, стараясь определить, поверили ей или нет.
— Я в беде, — сказал Зено и повесил трубку.
Пока они бегом добирались из ресторана в отель, Софи лишь в общих чертах рассказала Паскью о происшедшем. А теперь дополнила свой рассказ:
— Предполагается, что я отправлюсь туда. Поскольку уверена, что звонил ты. Все в порядке. — Она умолкла, ожидая ответа, но Паскью лишь кивнул. — А записку тебе передал официант?
— Да.
— Ты поинтересовался, кто ее послал?
— Конечно. Ее оставили на стойке бара с надписью: «Передайте, пожалуйста, это мистеру Сэму Паскью».
— И что в ней говорилось?
Он ответил с улыбкой: «Я задерживаюсь. Оставайся на месте», — что я и сделал:
— Значит, он считает, что ты сидишь в ресторане, а я иду к дому сорок девять по Дьюэр-стрит, где он ждет меня. — Она содрогнулась при мысли об этом. — Что будем делать?
Паскью ответил:
— Да, именно так он считает, уверенный, что сюрпризы может преподносить только он, как это было до настоящего момента.
— Ты хочешь пойти туда?
— Нет, не хочу. Но сложившаяся ситуация дает нам преимущество. Нам, а не ему. И это впервые. Пусть думает, что водит нас за нос.
— Когда хотят подстрелить тигра, — сказала Софи, — то неподалеку от дерева привязывают козла. Потом охотник садится с ружьем под деревом и ждет. В конце концов приходит тигр, перегрызает козлу глотку, и вот тогда-то охотник и стреляет в тигра.
— Нет, — сказал Паскью, — Ты права, я пойду один.
Софи направилась к лифту. Войдя в кабину, она нажала на кнопку, держа двери открытыми. Паскью появился в холле, но в лифт заходить не стал.
— Пожалуй, в одиночку я лучше справлюсь с этим делом.
Софи рассмеялась:
— Справишься с чем? Ты так говоришь, словно речь идет об обычной работе. Заходи.
Пока они ехали вниз, Паскью поинтересовался:
— Как же ты догадалась, что это он звонил, а не я?
— Он действовал умно — разговаривал шепотом. Но я слышала, как он отсылал нас в бар, — тогда он тоже шептал. И все-таки у меня не было уверенности. Играл он отлично. Изображал беспокойство, недоумение, злость, и все к месту. Я закрыла глаза и сосредоточилась на его шепоте, все больше убеждаясь в том, что это не ты. И тогда я сказала...
— Что ты сказала?
— Сказала: значит, ты собираешься идти туда без всякой поддержки, безоружным, не зная, что он предпримет? — что-то в этом роде.
— А он никак не отреагировал на слово «безоружным»?
— Совершенно верно.
Паскью достал из кармана ее пистолет.
— Возьми его лучше себе. Некоторое время ты проведешь здесь одна.
Софи покачала головой.
— Ты все не так понял, я — козел. Ты — охотник под деревом.
* * *
Первым сюрпризом, подстерегавшим ее, была лодочная станция. Софи ожидала увидеть дом с крыльцом и кнопкой звонка.
Второй сюрприз — музыка. Мягкая мелодия вальса доносилась до нее сквозь сгущавшуюся синеву сумерек, звуки струнных и духовых инструментов — казалось, на холме неожиданно распахнули дверь танцевального зала.
Она прошла в ворота и начала разыгрывать свою роль.
— Сэм, — позвала она, — Сэм?
Продвигаясь в глубину площадки, она думала: «Надеюсь, ты слышишь меня, Паскью, и хорошо видишь сквозь ветви дерева — потому что уже запахло тигром».
— Сэм?
Это был вальс Штрауса, теперь он звучал чуть громче.
Прямо перед ней, отгороженное перевернутыми судами, находилось пустое пространство, достаточно обширное для танцевальной площадки. Пам-пам-пам...
Музыка звала к танцу.
— Сэм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50