Ледяной ветер летел с нагорий, пронизанный то холодным солнцем, то колючим снегом...
В начале 1942 года этим бакинским юношам было по восемнадцать-девятнадцать лет. Они пришли в Шаумяновскпй райвоенкомат Баку с просьбой отправить их на фронт. Было тогда их не пятеро, а значительно больше. Послали их в Сухумское военное пехотное училище. Многие знали друг друга с детства. И им казалось тогда, что никакие военные невзгоды не разлучат их.
Виктор Тарусов и Сергей Ширшиков с первого по седьмой класс учились в одной школе, сидели за одной партой.
Это были настоящие неразлучные друзья. Виктор – высокий, крепкий юноша, а Сергей – щупленький, маленького роста, совсем ребенок, никак не походивший на солдата. И не случайно отец Сергея, провожая друзей в военное училище, беспокоился о сыне и давал наказ его другу Виктору:
– Присматривай, Виктор, за сыном, не давай его в обиду.
И в училище, и в походах они всегда были вместе. Спали под одной шинелью, ели из одного котелка, вместе писали письма в родной Баку.
В Сухуми бакинцы чувствовали себя, как дома. Их было много, и все они в поте лица изучали военное искусство, готовились к предстоящим боям.
Быстро бежали дни. Незаметно подошли экзамены. Но сдавать их пришлось не в аудиториях училища, а на ледяном поле Марухского перевала.
Когда нависла угроза прорыва нашей обороны на Марухском перевале, курсанты Сухумского военного училища спешным маршем ушли в горы на помощь 810-му стрелковому полку.
– На перевале нас встретил командир полка майор Смирнов и комиссар полка старший политрук Васильев,– вспоминает Худовердиев. – Нас распределили по ротам и объяснили боевую задачу. Здесь мы разлучились со своими товарищами-бакинцамп. Дарюшин, Тарусов, Туровский были направлены в третий батальон на Наурскнй перевал, а мы с Ширшиковым в пулеметный расчет первого батальона.
Хорошо помню командира взвода лейтенанта Решетникова. Он и сейчас стоит у меня перед глазами: стройный, выше среднего роста, с круглым лицом и голубыми глазами. Ротой нашей командовал старший лейтенант Федоров, а замполитом был “щирый” украинец старший лейтенант Архип Ефимович Коноваленко. Помню и нашего старшину Сергея Яралова. Перед ротой поставили задачу: овладеть господствующей высотой, которую захватили гитлеровцы. Наш пулеметный расчет и днем и ночью поддерживал роту огнем. Видимо, не по душе пришелся немцам наш пулемет, так как они обрушивали на нас шквалы минометного огня. Вокруг огневой точки все разворотило взрывами мин, но расчет, искусно укрытый каменным дотом, который мы соорудили своими руками, остался цел.
Худовердиева дополняет Сергей Ширшиков:
– Все же однажды немцы накрыли меня минами прямо у входа в землянку. Хорошо что я вовремя упал за камень. Отделался тогда легким ранением руки и контузией. Из левого уха пошла кровь, и я сейчас ничего им не слышу.
Особенно одолевали нас бураны и морозы. Очень много было снега. А огневые позиции приходилось менять часто, так как немцы быстро засекали наш пулемет. Обидно мне, что, выстояв все время обороны перевала, я окончательно обморозил ноги, когда немцев начали гнать. Мне тогда пришлось лежать в госпитале.
В первых боях мы потеряли наших курсантов-бакинцев Нагиева, Никогосова, моего близкого друга Сергея Телунца. Я и сейчас, как святыню, храню его фото, – с грустью сказал Сергей Ширшиков и как бы в подтверждение сказанного вытащил из кармана пожелтевшую от времени фотографию друга детства. Буквально через несколько дней после нашей беседы Сергей Ширшиков был потрясен... Неожиданно он встретил в Баку своего друга Сергея Телунца, который, оказывается, чудом остался жив. Оба Сергея бесконечно рады, познакомили друг друга со своими семьями и после двадцатилетнего перерыва дружба их стала еще крепче. “Воскресший” Сергей Телунец сделал существенную поправку в надписи на обратной стороне фотографии.
Виктору Тарусову больше всего запомнились первые бои. Роте, в которой служил он и его друзья-бакинцы, предстояло штурмовать высоту, откуда немцы нещадно поливали огнем. Но прежде всего нужно тщательно разведать.
Командир роты решил послать в разведку добровольцев. Их оказалось более тридцати, в том числе Тарусов и его земляки. Но курсантов училища в разведку не пустили. Когда они наседали на командира роты, тот раздраженно сказал:
– Обождите, вы еще пороху не нюхали.
– Правду сказать,– говорит Тарусов,– мы, курсанты, чувствовали себя тогда очень обиженными. Это выражение “не нюхали пороху”, мы приняли как оскорбление. Нам хотелось побыстрее быть обстрелянными.
Разведка ушла, а рота стояла наготове, ждала сигнала – зеленой ракеты. Но сигнала так и не дождались. Вернулись лишь двое разведчиков, остальные погибли. И еще два раза ходила разведка, обходя высоту слева, и все безрезультатно. Фашистские снайперы, засады, труднодоступные скалы не давали возможности выполнить задачу. Тогда командование решило взять высоту штурмом, обойдя ее справа. Там была неприступная, почти .отвесная каменная стена, и враг не мог ожидать, что наши воины осмелятся пойти на такой риск. Началась тщательная подготовка. Шинели сменили на телогрейки, каждый боец получил запасные диски к автоматам, гранаты, плащ-палатки.
Когда в горы спустилась ночь и утихла перестрелка, начался подъем на высоту. Вернее сказать, отряд не поднимался, а карабкался по скалистому обрывистому склону хребта. Шли цепочкой медленно и бесшумно с двухметровым интервалом друг от друга. Чем выше поднимались, тем тяжелее становилось, коченело все тело, мороз и ветер жег лицо, у многих на руках не было ногтей, и каждое движение руки отзывалось в сердце мучительной болью.
Но несмотря на все это, отряд почти достиг цели, незамеченным подошел к противнику на расстояние тридцати-сорока метров. И здесь совершенно неожиданно случилась беда. Один боец оступился и полетел в пропасть вместе с камнем, за который он пытался удержаться, сбив на пути несколько бойцов, замыкавших цепь отряда. В один миг загудела каменная и ледяная лавина, откликаясь стократным эхом.
Немцы на высоте всполошились, открыли мощный огонь.
В воздухе повисли осветительные ракеты. Весь отряд был у немцев как на ладони. Из этой страшной обстановки выход оставался только один – стремительная атака.
– Гранаты к бою! – раздалась команда. На немецкие позиции полетели гранаты, наши бойцы открыли ураганный огонь из автоматов. Завязалась схватка. Фашисты не выдержали стремительного натиска, бежали с высоты. После непродолжительной передышки еще несколько раз эдельвейсовцы бросались в контратаки, но безуспешно.
Важные позиции были закреплены новыми бойцами, пришедшими в отряд.
– Когда мы обжились на этой высоте, – рассказывает Тарусов, – я заметил на скале вырубленную в камне фамилию альпиниста, который достиг этой высоты в мирное время. В душе каждого из нас, курсантов, была двойная радость: и чувство выполненного долга, и то, что теперь никто не посмеет нас упрекать, что не “нюхали пороху”. Первый экзамен боевой выучки, который не успели сдать в училище, выдержали здесь, при штурме важной высоты.
И Тарусов прав. Это был только первый экзамен. Тяжелые испытания предстояли впереди. С 15 сентября началась метель.
Снежный покров достигал трех метров. Спрятаться от стужи было негде. Бойцы сооружали из камней укрытия, а крышей служила плащ-палатка, вместо матраца был лед. Кончилось продовольствие. Питались только крошками сухарей, которых выдавали по одной пилотке на неделю. Одежда покрылась льдом. А мороз все крепчал. Застывали пулеметы, а вместе с нами и люди.
– Спасение нам пришло с неба,– рассказывает Тарусов,– не от бога, конечно. Недели через две улучшилась погода, над нами появились краснозвездные самолеты, которые сбросили продукты, боеприпасы, теплую одежду, валенки. И жизнь стала веселей. Когда нас сменило другое подразделение, меня с обмороженными ногами направили в медсанбат, а затем самолетом эвакуировали в город Тбилиси в госпиталь.
Кое-что вспомнил и Владимир Туровский, который участвовал в этой операции. Он вначале был ранен в руку, но продолжал сражаться. Когда кончились свои гранаты, воспользовался гранатами врага. Но вскоре осколком мины ему оторвало левую ногу. И просто чудом он выжил. Друзья-бакинцы вынесли его в бессознательном состоянии.
Обмороженным был доставлен в госпиталь и Александр Дарюшин. Он рассказал о своих сверстниках-бакинцах, которым не пришлось возвратиться домой. Особенно тепло оп отзывался о Рубене Баласаняне.
– Это был смелый и отчаянный юноша, – вспоминает Дарюшин. – Всегда рвался туда, где особенно опасно. Никогда не забуду последний эпизод из жизни Рубена. Немецкие снайперы, засевшие в удобном месте, буквально не давали нам поднять голову. Баласанян вызвался уничтожить самого опасного из них. Командир предостерегал:
– Смотри, идешь на верную смерть, тебя снимут. Но Рубен, как всегда, отшучивался:
– Ничего, товарищ командир, думаю моя граната снимет их раньше.
Баласанян быстро подполз вплотную к снайперу, приподнялся и... со всей силой бросил гранату, Но в это мгновение его сразила снайперская пуля.
И еще одна встреча с бывшим разведчиком 808-го полка Керимом Гамзатовичем Шуаевым, который все время живет рядом с нами, в городе Ставрополе и мы ничего о нем не знали, пока не дали его адрес другие участники боев. Прибыл он на Марухский перевал в сентябре в составе курсантов Сухумского училища, которое по тревоге было поднято и стремительным маршем брошено на помощь бойцам 810-го и 808-го полков. Курсант Керим Шуаев был определен командиром взвода разведки. Взвод одели и вооружили несколько лучше других. Почти все были коммунисты и комсомольцы, которые пошли в разведку добровольно.
С бойцами он познакомился быстро. Рассказал о себе и попросил каждого в отдельности тоже сказать, откуда родом и кем был до войны. Он узнал, что во взводе собрались люди разных национальностей: русские, украинцы, татары, дагестанцы, грузины, армяне.
– Одним словом,– вспоминает Керим Гамзатович,– были ребята, на которых можно положиться.
Помощником командира взвода был сержант Зыков Василий Степанович, участник гражданской войны. Родом он был из Пятихаток. Это был умный и волевой человек, сразу же завоевавший авторитет среди бойцов взвода. Порой они обращались к нему, как сыновья к отцу. Много раз он выручал и Керима и многих других из сложнейших положений: ведь у него военного опыта было значительно больше, чем у этих молодых ребят.
Вдвоем с Керимом они разъяснили бойцам задачу, рассказали, как вести себя в горах в различных ситуациях и как хранить здесь патроны и оружие. Спустя четыре дня вступили в первый бой у ворот Марухского перевала. Перед этим во всех подразделениях были проведены партийные и комсомольские собрания, на которых единогласно принято решение: “По примеру защитников Сталинграда, бросивших лозунг “За Волгой нет земли”, защитники Марухского перевала говорят: “Нет земли в сторону Черного моря!”
Первый бой был тем более сложным, что противник занимал высоты, господствовавшие над подходами к ним. И все-таки наши бойцы дали понять фашистам, что дальше они не пройдут...
Среди многих боевых эпизодов, о которых рассказал нам Керим Шуаев, представляет интерес один случай в разведке. Это было в октябре. Шуаева вызвали в штаб полка.
– Сколько вам лет, Шуаев? – спросил командир полка майор Телия.
– Двадцать третий, товарищ майор!
– А борода у вас солидная. Бриться все же надо.
– Наши старики дагестанцы говорят, что если в горах часто бриться – кожа может полопаться.
Майор улыбнулся, а затем принял серьезный вид и подробно объяснил задачу, как достать “языка”.
Разведчики, когда Шуаев рассказал им о задании, задумались: они бывали в разведках и боях, но за “языками” ходить еще не приходилось.
– Та як же мы его достанем? – искренне проговорил солдат Симоненко.
– Як хочешь,– поддразнил друга Мухиддинов.– Головой думать надо.
Днем разведчики начали тщательно изучать позиции противника, осмотрели все котлованы и скалы, где могли укрываться гитлеровцы по ночам. Кроме того, ожидали подходящей погоды. Снова позвонили из штаба полка, поторопили. Тогда решили погоды не ждать, хотя по ночам светила луна и оставаться незамеченными было чрезвычайно трудно. Шуаев хотел оставить вместо себя Зыкова, но тот сказал категорически, что поддет в разведку тоже, Шуаев и сам понимал, какую помощь может оказать в разведке такой опытный воин, как сержант Зыков.
Шаг за шагом, кое-где переползая по-пластунски, разведчики обошли опасную, обстреливаемую противником высотку и углубились в расположение противника. Вскоре они осторожно подходили к котловану, из которого слышался приглушенный разговор. Заглянув туда, они увидели шестерых вражеских солдат, мирно закусывающих, чем послал им бог и снабженцы. Шуаев сделал знак рукой, И разведчики бесшумно окружили котлован. Стрелять нельзя, потому что вокруг были враги, и, подняв шум, самим можно было угодить в плен. К Шуаеву подошел Зыков и тоже знаками показал: “Помоги раздеться”. Шуаев расстегнул ремни на шинели и взял автомат. Зыков снял шинель и телогрейку. Потом надел шинель, а телогрейку застегнул на пуговицы и начал набивать ее снегом. Вскоре из телогрейки получилось нечто вроде катка. Потом он тихонько столкнул телогрейку в котлован.
Пушистые снежные сугробы, едва державшиеся на крутых скалах, в один миг оказались внизу, подняв над котлованом мерцающий под луной столб медленно оседающей пыли. Такие обвалы не редкость в горах. Поэтому немцы не испугались, а даже обрадовались развлечению и весело захохотали. Разведчики дружно ринулись вниз, в снежную завесу, и, так как заранее распределили роли, через мгновение все было кончено: четверо были мертвы; двое связаны. Большую услугу разведчикам оказали финки. Нападение было настолько неожиданным и стремительным, что фашисты не успели произвести ни одного выстрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66