У него было время предупредить людей, которые за ним стоят.
- Никто не знал, куда мы едем, никто не следил за нами! Это мистика, чертовщина какая-то!- скривившись, будто куснул тухлое яйцо, выкрикнул Амин.
- Спокойно!- зарычал Кондра, хлопнув кулаком по столу.- Нервы у тебя в последнее время совсем паршивые стали, Амин. Как у бабы-неврастенички. Думать надо.
- О чем думать? Если он жив, ехал за нами, он видел "Вольво", он знает, где мы стояли, о чем договаривались! А ес-ли у него еще и дружки такие всемогущие невидимки, они расска-жут об этом Серому. А Серый - псих, у него длинные руки, и он не простит ликвидацию четырех своих бойцов. Я уж не говорю о ментах! Если они начнут копать точно под нас - закопают.
- Вот я и талдычу тебе: думать надо! Квочкину об этом го-ворить не будем. Устроит истерику еще похуже твоей. Серый, Се-рый! Тоже мне, гангстер, мать его!.. Что у него за люди, если вчетвером не могли одного безоружного хлюпика замочить? А ты куда смотрел, с кем договаривался? С бомжами, да?!
Лицо Кондры побагровело, мутные капли пота катились по щекам. Он сам не мог понять, что случилось в Карпухино, и орал на Амина только потому, что это немного успокаивало собствен-ные нервы. Тоже издерганные до предела.
- Ядран - профессионал. Но если в кустах снайперы сидели, что он мог сделать?
- А кто замочил Лобана с компанией? Снайперы или Ядран? Кто сунул рыжую суку в багажник и поехал обратно? Ядран! Тогда почему журналиста не кончили? Ты можешь мне объяснить это?!
Амин, напротив, побледнел, скрестил руки на груди, втянул голову в плечи, исподлобья глядя на Кондру широко раскрытыми глазами. Казалось, они еще больше отдалились от переносицы, уползали с лица к ушам. Что тут можно было объяснить? Понятно, почему Ядран взял чужую машину - его "девятку" вывели из строя. Понятно, почему Ядрана кончили - ошибка вышла. А все остальное - полный мрак.
- Ян Сигизмундович, нужно забрать Валентину и кончать со всем этим делом. Сейчас поеду, заберу и поразговариваю с ры-жей. Скажет, не скажет хана ей.
- Не скажет. Она сидела под замком, ни хрена не видела, не знает, что там творилось. Когда я сказал, что Чекмарева за-мочили - поверила. Завтра поедешь. А сейчас возьми спеца по замкам, и гони на квартиру Чекмарева. Там он, нет, был после Карпухино, нет, все проверь. Что-то найдешь - бегом назад, бу-дем думать, не найдешь - позвони и езжай домой. Я уже приказал оперативной службе проверить все больницы, морги, пункты "Ско-рой помощи". Подожду, что они выяснят...- он покрутил головой, раздраженно хмыкнул.- Это ж надо такое: троих бойцов с "пушка-ми" уложили, а безоружный хлюпик ушел!
Амин хотел было напомнить, что он предлагал спустить жур-налиста под лед, если бы сразу это сделали, никаких проблем теперь бы не было. Но промолчал. Он уже не раз об этом напоми-нал, да все бестолку.
У дома, где жил Чекмарев, ничего подозрительного обнару-жить не удалось. В подъезде, на лестнице и лестничных площад-ках было тихо, никаких следов охраны или наружного наблюдения. В квартире все осталось таким же, как и позавчера, когда Амин последний раз был здесь. В ванной на зеркале сохранилась над-пись губной помадой, на кухне, в раковине мойки лежали три та-релки с засохшими остатками еды. Они и позавчера лежали там. Амин обошел всю квартиру, пока ни убедился - вчера вечером и сегодня здесь никого не было.
Да может он, все-таки сдох в Карпухино? Может странная "Нива" увезла в Москву его труп? И свидетелей расстрела "Воль-во" нет? Один Чекмарев знал, кто ждет Ядрана и где именно. А если знал, да не успел рассказать?
Все может быть, надо подождать, что скажут оперативники Кондре, может, найдут суку. Только вот вопрос: зачем было вез-ти в Москву труп Чекмарева, рисковать? Проще было оставить его в деревне. Значит, жив? Тогда как он мог позволить увезти ры-жую? Она ж ему о любви на зеркале написала, да и он из-за нее в Карпухино поехал. И после этого спокойно смотрел, как ее за-совывают в багажник "Вольво"?
Голова шла кругом от всех этих вопросов. Амин велел спецу по замкам аккуратно запереть дверь, а потом из машины позвонил Кондре, доложил о результатах проверки. И получил приказ возв-ращаться домой, в офисе он пока не нужен,
Домой? А какого хрена он там делать будет? Валентины все равно нет, сидит, дура, в бетонном погребе. И ужин приготовить некому, а самому неохота. Это ж надо было - согласиться на роль шлюхи за три тысячи! А если бы дали больше, десять - сог-ласилась бы стать настоящей шлюхой?
Чем больше он думал об этом, тем более убеждался, что - да, согласилась бы. Деньги застят ум бабы. И от этого совсем хреново стало на душе. Чем она там занимается сейчас? Болтает с рыжей шлюхой? Та расскажет ей, такое расскажет - у Валентины глаза на лоб полезут! О разных курортах, о модном шмотье "от кутюр-мудюр", о шикарных кабаках... Троцкий не жалел для нее денег, понятное дело. Чем еще импотент удержит бабу? Но о том, что он был импотентом, рыжая, конечно же не скажет, сука! Да это же такая бомба!.. У Валентины потом совсем крыша поедет.
Убил, убил бы рыжую стерву! Завтра она свое получит, завтра. Если Кондра начнет тянуть волынку - ни хрена подобно-го! Пусть лучше забирает эти паскудные три тысячи.
Все равно Валентина ни хрена не узнает про документы, зря Кондра надеется. Политиком себя мнит, идеи Квочкина о том, что работать нужно крайне аккуратно и даже элегантно, но со стоп-роцентной надежностью, воплощает в жизнь. Идиоты! Где они во-обще видели стопроцентную надежность?
Сидит Валентина в бетонном подвале... о чем хоть думает, дура? Неужели - о красивой жизни? А там еще Мельник, мужик злой и наглый. Выведет ее "по надобности", да и захочет ис-пользовать... по своей надобности. Она и не пикнет. И мужу по-том ни хрена не скажет, знает, что он ее придушит, хоть и не виновата будет. Интересно, Мельник понимает это? А там же по-мимо Мельника еще два придурка. Подопьют, и решат "хором" по-развлечься с двумя бабами. Полные хозяева на даче, кто им по-мешает! Ну, дела-а!..
Амин выехал на Ленинградский проспект, погнал свой "Сит-роен" к Центру, с трудом преодолевая яростное желание врезать-ся в задницу какому-нибудь "Жигуленку" или сбить тетку, пере-бегающую улицу. Он точно знал, что сейчас домой не поедет, что бы там Кондра ни приказывал. Но, если не домой, то куда? Ответ нашелся довольно-таки скоро. На правой стороне Ленинградского проспекта Амин увидел жиденькую неоновую вывеску "Колумбия. Стриптиз-бар" и свернул к тротуару. Стриптиз там, конечно, не скоро начнется, но выпить, расслабиться, можно. А заодно и телку подцепить, если попадется приличная. Не все же время о своей дуре несусветной думать?
37
В разное время водка по-разному действует на одного и то-го же человека. Можно выпить сто граммов, посмотреть телевизор и уснуть глубоким, здоровым сном до утра, а можно выпить бу-тылку, пролежать часа три с закрытыми глазами и лишь после этого забыться на несколько часов в коротком, тревожном сне, наполненном нескончаемыми кошмарами. И проснуться в семь утра, и снова лежать с закрытыми глазами, слушая, как храпит в дру-гой комнате собутыльник, а потом просыпается, принимает душ, стучит посудой на кухне... Такое случается, если нервы челове-ка напряжены до предела, если мысли вспыхивают в голове одна за другой - и гаснут. Вспыхивают и гаснут, ни одна не загорит-ся надолго, не осветит кошмарный мрак...
Чекмарев не выспался, не отдохнул в эту ночь. Все утро провалялся на диване, борясь с головной болью, на бодрые при-зывы Борисенко подниматься и пить пиво не отзывался. Если бы тот сказал: вставай, поедем за Настей мигом бы вскочил, но Борисенко сразу объяснил, присев на диван:
- Серега, остаешься за хозяина, а я поехал на разведку. Приеду покумекаем, что к чему. И запомни хорошенько: без ме-ня отсюда ни на шаг! Дверь никому не открывать! Я знаю, что ты не спишь. Значит, пивка не хочешь? Ну ладно, отдыхай. Главное
- ни шагу отсюда.
Какой смысл вставать после такого заявления? Никакого. Поэтому Чекмарев поднялся с дивана лишь после полудня, когда Борисенко ушел. Головная боль была не главной причиной дурного самочувствия, но весьма чувствительной, пришлось обыскать кух-ню Борисенко в поисках анальгина или панадола. Нашел пластмас-совую коробку с лекарствами, а в ней быстрорастворимый аспи-рин. Две таблетки зашипели в чашке с холодной водой из-под крана. Выпив аспирин, Чекмарев снова повалился на диван в ком-нате, полежал еще час и встал, теперь уже окончательно.
Настроение было по-прежнему отвратительным до крайности, но голова не болела. Еще б солнышко выглянуло, глядишь, легче б стало. Нет, не выглянет...
Прошел час, два, три. За окном стало смеркаться. в доме напротив засветились окна, вспыхнули фонари на бульваре. Чек-марев долго сидел на диване, вспоминая Настю. Ее легко было вспоминать, стоило лишь произнести вслух или мысленно имя: Настя - и вот она.
Рыжие, растрепанные волосы, огромные зеленые глаза, уз-кие, обтягивающие джинсы, упругие груди под свитером... Откры-вает дверь и со смехом бросается на шею. Он разжимает пальцы, "дипломат" со стуком падает на линолеум в прихожей. Не только гибкие руки обнимают его, ее ноги смыкаются сзади, плотно сжи-мая бедра. А он гладит ее по спине, гладит ноги, упругие, раздвинутые ягодицы, губы находят ее жадные губы, глаза закры-ваются... Но и с закрытыми глазами он находит дорогу в комна-ту, к дивану, на котором продолжается их бесконечный поцелуй. И чем дольше он длится, тем больше становится груда одежды на паласе у дивана...
Любимая женщина всегда вспоминается голой, когда она пол-ностью принадлежала тебе, когда между ней и тобой не было тайн, когда вы были единым целым и, казалось, ничто не может разделить вас - ведь это так прекрасно, дарить истинное нас-лаждение друг-другу! Если, конечно, она принадлежала тебе. А если нет - можно вспоминать о свиданиях под луной, долгих про-гулках и трепетных прикосновениях пальцев.
Чекмарев никогда не гулял с Настей под луной и не читал ей стихи. Эта прекрасная, но все же прелюдия к еще более прек-расному миру наслаждений миновала его. Он сразу попал в рай. Или - ад, но это было так прекрасно! Вот это он и вспоминал, сидя в темной комнате на диване.
Она хотела использовать его для своих целей? И это прек-расно, и спасибо Богу, что ее выбор пал на него. Потому что плата за это была поистине Божественной. Она хотела, чтобы он сочинил роман? И он сочинил его. После страстной встречи, пос-ле ужина, которым она кормила своего мужчину, он садился за письменный стол и четыре-пять часов барабанил пальцами по кла-виатуре компьютера. Профессиональному журналисту несложно превращать свои мысли в слова, а мысли у него били ключом. По-тому что Настя стояла за спиной, подсказывала, советовала, а потом ложилась на диван, укрывшись одеялом до пояса, и ждала, когда он закончит работу. Просто лежала и ждала. И он, погля-дывая на розовые соски ее обнаженных грудей, размахивал рука-ми, стонал и морщился, показывая, как хочется ему поскорее прижаться к ним губами. Но Настя хитро улыбалась и грозила пальчиком, что означало: а вот не получишь, пока не напишешь нужное количество страниц. И ждала его. И это ожидание, это обещание удесятеряло его силы - голова работала ясно, как ни-когда. А найти подходящие слова к умным мыслям, выразить сло-вами красивые образы он всегда умел.
А потом, поставив последнюю точку, он поворачивался к ней и смотрел, смотрел... Нет, усталости не было, тело рвалось к заветному дивану, но сдерживал себя, и это было похоже на старт гонок формулы-1, когда моторы уже ревут, но еще горит красный свет...
И роман получился неплохим. По крайней мере, лучше, чем получается у придурковатых эпигонов Джойса и Борхеса, возом-нивших себя элитой, лучше, чем у "литобъединений" неудачливых следователей и журналистов. Роман получился - на уровне блис-тательного Хуана-Карлоса Онетти!
Теперь нет ни романа, ни Насти...
И Борисенко нет. Где он шляется, черт возьми? Приказал сидеть и ждать, но это уже невозможно! Вечер наступил, темно в комнате, надо что-то делать, а его нет! И выходить из квартиры запретил!
Борисенко вернулся домой около семи. Чекмарев к тому вре-мени потерял уже всякое терпение.
- Что это за дерьмо?!- закричал он, увидев хозяина.- Я тут сижу, я тут... торчу, ничего не делаю, не могу сделать, а тебя все нет и нет!
- Ну так сделай, если можешь,- усмехнулся Борисенко.- Си-дишь-то здесь потому, что не можешь.
- Да?- разозлился Чекмарев.- Значит, ты где-то прогулива-ешься, а я зря сидел тут и ждал... с моря погоды?! Ну ладно, придется самому... Жаль, время уже позднее, все редакции зак-рыты... Ладно, пойду к себе домой, напишу обо всем этом статью и завтра отнесу во все редакции, которые могут напечатать этот материал. Что-нибудь. да получится. По крайней мере, с Настей они будут шепотом разговаривать!
- У тебя дома гости были.
- Да плевать мне на них! Ты сказал, что Квочкин слон, а я
- моська? Ты ошибся, Чапаев! Квочкин тоже моська, только раз-дутая до слона. Ноготком этого "слона" ткни - и он лопнет! Вот я его завтра и лопну, сучонка такого! Я хоть и продажный, а все-таки журналист! Это кое-что, да значит!
- Значит, значит,- кивнул Борисенко.
Он прошел в комнату, достал из ящика стола пистолет, глу-шитель к нему, неторопливо соединил две смертоносные конструк-ции, сунул пистолет за пояс. Чекмарев замер, наблюдая за его действиями.
- Значит, не возражаю,- повторил Борисенко.- А это,- он ткнул пальцем в пистолет,- сейчас значит больше. Давай, оде-вайся, поехали. Я хотел чайку выпить, да теперь уже - хрен с ним. Некогда, времени нет.
- Куда... поехали?
- Выяснять, где они Настю держат.
- Ты знаешь, как это сделать?
- Знаю. Поехали, до Ленинградского проспекта черт знает сколько переться, а если он зашел чтобы махнуть рюмку и про-должить свой путь... во мраке, мы рискуем остаться при своих интересах.
Чекмарев торопливо обул ботинки, надел куртку и с надеж-дой посмотрел на Борисенко.
- Я готов. А что нужно делать?
- Пошли, по дороге объясню.
"Стриптиз-бар" оказался довольно-таки убогим заведением, где в основном резвилась местная сексуально озабоченная шпана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48