https://wodolei.ru/catalog/mebel/penaly/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

75 процентов совпало. По всем трем спискам.
Так был собран оркестр. Концертмейстера не было. Я сразу объявил, что мы уже в процессе решим, кто будет первой скрипкой, кто первым альтом, кто первой виолончелью. И действительно, довольно долго придерживались этого правила, потому что я хотел, чтобы, например, пятый скрипач играл с такой же активностью, как играет первый. Но это утопия, есть свои законы — пятый не может так играть, ничего из этого не получится. И тем не менее уметь лидировать он должен. В этом была идея.
Незабываемый первый день. Когда я вошел в зал и встал за пульт, они вдруг все, как один, синхронно встали, ну просто как в армии. Я был потрясен и смог только произнести: «Ну что, мне тогда сесть, что ли?» И вот один из самых ответственных первых концертов в Париже в зале Плейель. Серия называлась «Prestige de la music». Абонемент состоял из шести концертов, и один из них был мой с «Солистами Москвы», запланированный в свое время, естественно, со старым составом. В это время еще шло и судебное разбирательство — за кем остается имя…
Меня поддержал мой ближайший друг Виктор Третьяков. Мы с ним должны были исполнять с молодыми солистами Концертную симфонию Моцарта. Буквально в последние три минуты куда-то исчезли ноты альтовой партии. Ноты, мои ноты исчезли! Я, конечно, знаю наизусть это произведение, но психологически это был шок. Кто-то решил, что это диверсия со стороны прежнего коллектива. Я так не думаю, однако ведь еще на репетиции ноты были, а на концерте их нет… Времени не остается купить или позвонить кому-то, чтобы привезли. Нашли партитуру, но в ней партия альта выписана в другой тональности. Мало того, она очень толстая, а значит, по ней невозможно играть — нет времени переворачивать страницы. Катастрофа! Все говорят, что я был абсолютно зеленого цвета. А Виктор Викторович от ужаса малинового. Он страшно за меня переживал. А можете себе представить, как чувствовал себя каждый из моих юных коллег.
Хотите знать, сколько из того объединенного списка осталось сегодня? Почти все. Несмотря на все сложности и даже драмы. Если кто уходил, то по личным мотивам. Как правило, из-за женщин. Из-за жены, например, которая заявляла: «Не поедешь со мной во Францию — разведемся». А он ее очень любил и выбрал семью. Бывает… Но у него не хватило духу предупредить нас, как принято, хотя бы за два месяца, чтобы мы успели подготовить и ввести замену.
Я вспоминаю первый концерт уже без него. Все ужасно нервничали на сцене…
Потом была еще одна утрата. Хороший парень уезжал в Америку (по тем же причинам) и плакал. И мы вместе с ним рыдали. Не хотел он уходить, никак не хотел. А мы держать его не имели права. И переживали. Что делать — это жизнь. Только не подумайте, что я, как старый моряк, не терплю женщин на борту. Раньше какие-то похожие неписаные правила были. Ни в «Виртуозах Москвы», ни в старом составе «Солистов Москвы», который потом был переименован в «Солистов Монпелье», — нигде не было женщин.
Витя Третьяков говорил мне тогда:
— Почему у тебя нет ни одной женщины в оркестре?
— Так сложилось. Потому что мы их любим и жалеем. Поездки. Чемоданы…
— Тут ты не прав, звук другой. Теплее звук становится в оркестре.
Первой в «Солистах Москвы» появилась изумительная Ниночка Мачарадзе. Моя любимая ученица — ЦМШ, потом консерватория, аспирантура — со мной всю жизнь. Ниночка довольно долго была единственной девушкой в ансамбле. Потом пришли и другие. А сегодня даже первая скрипка, наш лидер, — талантливая скрипачка, очаровательная Елена Ревич. Она с детства одержима музыкой и скрипкой. Ее яркая эмоциональная игра вносит особый колорит в звучании оркестра.
Есть такое выражение: человек рождается для любви. Я могу сказать, что люблю каждого в ансамбле. И при словах — «Солисты Москвы» — передо мной возникает не ансамбль, а лица. Каждое в отдельности и все вместе.
Мы никогда не говорим между собой громких слов о счастье совместного музицирования, просто обсуждаем удачи и неудачи. Но есть внутри нас счастливое ощущение факта рождения совместной творческой идеи и цели. Цель — это любовь. А вдохновение на сцене равно предчувствию любви.
Довольно часто, особенно в последнее время, в связи с 10-летием ансамбля, меня спрашивают: в чем, собственно, секрет «Солистов Москвы», что нового я им дал? Всякий раз я в затруднении. Искренне. Без кокетства. И всякий раз отвечаю примерно так: не надо забывать о самом главном. Эти музыканты — выпускники лучшей школы в мире, Московской консерватории. Все они прекрасно обучены и талантливы. Они мне дали молодость. А я… В общем, думаю, дал им успех. Они поняли, что такое радость творчества, да еще подкрепленная восторгами публики — российской, японской, американской, французской, итальянской. Я иногда слушаю, как они играют без меня, в ансамбле или соло, — и радуюсь…
Словом, мы живы и процветаем. У нас постоянно расширяется репертуар и география наших гастролей. Самое главное — не только появиться наконец там, где не был, в каком-нибудь мировом культурном центре. Главное, чтобы потом тебя умоляли приехать снова.
Из гастрольных впечатлений

Принцесса Диана
Все произошло неожиданно. 1988 год. Я репетировал с оркестром в филармонии, когда за мной приехал мой администратор Игорь Чистяков с фраком и альтом. И сказал, что я должен срочно лететь в Лондон. Я удивился. Оказалось, что мой английский менеджер Ван Валсум решил организовать концерт памяти жертв землетрясения в Армении, которое произошло несколькими днями раньше. Менеджеры Англии объединились в связи с этой акцией, он стал президентом ассоциации, и в один день все было решено. Пригласили Ростроповича и множество интересных музыкантов.
Я играл вторую часть «Концертанте» Моцарта с талантливым китайским скрипачом — Чо Лианг Линем. Концерт транслировали по телевидению и параллельно показывали интервью знаменитых музыкантов масштаба Айзека Стерна и Клаудио Аббадо. Тут же собирались средства от концерта, продажи дисков и пожертвования.
Патронировали концерт принц Чарльз и принцесса Диана. После концерта состоялся прием, народу — уйма! Мы со Славой появились в зале, когда уже шел банкет, и, конечно, хорошо его отметили. Как известно, двоих на бутылку водки мало, и третьим был у нас… принц Чарльз. Слава уже был с ним дружен и даже дал ему несколько уроков на виолончели, а я лично общался первый раз. Принцессы не было. Пили-кутили довольно много. Потом вдруг появился наш посол Замятин. Он очень образованный человек, профессионал, настоящий дипломат. Тогда редко были на этих местах такие люди — больше выдвиженцы по линии партии. А он говорил на многих языках, имел прекрасные манеры. И вот он стоит, и весь дипкорпус — помощники, атташе, их жены. Все стоят рядком, и Замятин вдруг обращается к Славе (а Слава еще был опальным, но уже вроде бы наметился небольшой просвет):
— Мстислав Леопольдович, спасибо, что вы приехали.
На что Слава повернулся к Гале, стоявшей неподалеку, и сказал:
— По-моему, он офигел. Это он приехал, а я играл.
Посол отреагировал феноменально. Просто никак. На лице ничего не отразилось, он продолжал смотреть доброжелательно, а члены дипкорпуса опустили головы.
Тут вдруг кто-то подошел ко мне и шепнул, что сейчас придет принцесса и имей в виду: когда будут тебя ей представлять, не целуй руку — это не положено по этикету. Я удивился: с детства думал, что как раз нужны всякие реверансы, как в сказках перед королями и принцессами.
И тут появился, весь красный, мой менеджер под руку с принцессой Дианой, и минут пять они двигались в моем направлении, останавливаясь и разговаривая с другими артистами. Когда они наконец оказались совсем близко от меня, я совершенно обомлел: у нее была какая-то аура невероятная. Нельзя сказать, что Диана была первой красавицей мира, но то, что это была фантастическая женщина, — безусловно. Она излучала силу и свет. И я, что нечасто со мной бывает, почувствовал себя скованно. Принцесса поздравила меня и поблагодарила за участие в концерте.
Я стою как вкопанный и смотрю на нее. Молча. Пауза. Она видит, что я никак не реагирую, смотрю на нее как остолоп, и добавляет:
— Когда вы играли соло, я особенно сильно почувствовала всю трагедию несчастных пострадавших и их близких, и я плакала, вы тронули мою душу. Большое вам спасибо.
Тут я осмелился и произнес:
— Благодарю, Ваше высочество, Вы очень добры, и коль скоро я удостоился такого исключительного внимания, могу попросить Вас еще об одном исключении?
Она чуть-чуть покраснела и выжидательно посмотрела на меня.
— Разрешите мне поцеловать Вашу руку.
Принцесса отвечает:
— Of course, — и протягивает руку.
Скандал. Все фоторепортеры, все, кто там были, тут же стали щелкать, щелкать, щелкать. Потом я пытался достать эти фотографии, но они, видимо, были уничтожены спецслужбами. Думал, когда-нибудь дети покажут внукам. Жаль, не придется.
Через несколько лет после этой встречи я был назначен президентом конкурса альтистов имени сэра Лайонела Тертиса — это не должность, а своего рода титул, навсегда данный королевской семьей. Я так понимаю, что здесь не обошлось без участия принцессы Дианы. Я бывал в Лондоне несколько раз, оказывался на приемах, где была и она, но не хотел казаться назойливым и сам к ней не подходил. Иногда мы встречались взглядами, и легкий кивок с ее стороны означал, что она меня помнит…

Испания, Канары, Квартет Бородина
Эту историю нужно начать издалека. С Мити Шебалина, моего замечательного друга и альтиста из Квартета Бородина.
Именно с Митей мы отпраздновали мое первое лауреатство после конкурса в Будапеште. Пошли в ресторан Союза композиторов. Денег с собой не было, но у него имелся там «кредит». Мы сидели, праздновали, и всем, кто входил, он говорил:
— Это лучший альтист. В соло лучше, чем я, а в квартете я пока еще лучше.
Мы праздновали по-настоящему. Потом он заставил меня сесть в жутко пьяном виде за руль его вишневого «мерседеса», у которого была сломана коробка передач и ручка застряла на второй скорости. То, что я приехал куда надо, на Малую Зосимовскую, — это просто чудо. Митя буквально на руках втащил меня в дом и бросил в постель. Вот так я отпраздновал первую премию.
Там, в ресторане, я познакомился с очень интересными людьми: композиторами Микаэлом Таривердиевым и Кареном Хачатуряном. Потом Митя пригласил меня на дачу, и я впервые побывал на Николиной Горе.
А потом Митя стал невыездным. Для того чтобы отбить его, у квартета появилась идея — ни в коем случае не останавливать гастрольный ход, ведь, если весь квартет «положат под сукно», «высвобождать» Митю станет еще сложнее. В общем, нужен был кто-то, кто мог бы заменить его. К счастью, у меня было тогда свободное время, и, когда предложили мне, я сказал, что мысль интересная, но надо всем вместе встретиться и все обсудить. И главное — чтоб я услышал об этом от самого Мити.
Когда я пришел в филармонию, было три члена квартета, не было лишь Мити. Они подтвердили, что Митя «за» и сам скажет мне об этом. Я согласился.
— Для меня это большая честь — играть с вами. Но нам придется порепетировать, потому что я эти произведения не играл.
Программа была очень маленькая, но сложная — Пятнадцатый квартет Бетховена и Пятнадцатый квартет Шостаковича. Всего — шесть концертов.
Митя передал мне на Николиной Горе ноты, свою партию. Я его переспросил:
— Митя, ты правда тоже видишь в этом смысл? Ты согласен?
Он ответил — да, но слеза была.
Я-то твердо знал: это лишь эпизод, по многим причинам — и человеческим, и профессиональным, я не собираюсь играть в квартете, даже если это Квартет Бородина. У меня была абсолютно ясная установка — сольная деятельность, и все.
Гастроли на Канарах принесли мне огромную пользу и массу удовольствия, прошли замечательно. А потом был прощальный ужин. Мы сидели в прекрасном ресторане с большими окнами-витринами, с аквариумом, где живет двухметровая черепаха Маша, ей двести лет. Постучишь в окно, она станцует перед тобой. Ресторан был ниже уровня моря. Одно окно выходило прямо в море, другое — в аквариум, и всякие чудища проплывали в пяти сантиметрах. На рояле играл сухой, педантичный, отменно стильный англичанин с бабочкой. Пианист высочайшего класса. Людей много, потрясающая еда. Он играл, а мы пили. В конце концов, когда уже хорошо выпили, Валя Берлинский мне говорит:
— Слушай, он же «Катюшу» играет, он уже понял, что мы русские, а не слабо тебе сыграть?
— Вряд ли я смогу сейчас что-то извлечь из этого инструмента.
— Ну давай, давай!
Я подошел к англичанину и подыграл ему сверху правой рукой. Он интеллигентно так встал и показал мне на стул: мол, хотите — пожалуйста. Я сел, стал наигрывать. Спросил — откуда он? Из Англии. Думаю, надо что-нибудь английское, он же играл «Катюшу» и «Подмосковные вечера». «Битлз» пусть будут, и сыграл «Yesterday». Сорвал аплодисменты публики, поиграл еще минут десять, и тут подходит хозяин, толстый такой дядя, и говорит:
— Беру тебя на работу.
Я отвечаю:
— Не могу. Занят.
— Ты не понял, я беру тебя на работу, ты лучше его играешь.
Тот побледнел. Я говорю:
— Да нет, я не могу, я правда занят. Предложение ваше принять не могу.
— Ты не понимаешь, я тебе буду платить в два раза больше.
Пианист уже совсем побелел. Когда я снова отказался, хозяин говорит ему:
— Ты не имел права давать инструмент другому, и я вычту из твоей зарплаты это время, которое ты не играл.
Тут уж я по-мальчишески выступил:
— Хорошо, но музыка была, и зал был доволен, деньги все равно нужно платить, заплатите их мне, а я отдам их пианисту.
Тот стал совсем сизого цвета, начал что-то кричать, в это время подошла принимающая нас девушка. Оказалось, она была дочерью «электрического короля» на этом острове и сказала что-то типа:
— Мужик, мы завтра электричество тебе выключим.
В общем, он потом извинялся, и все кончилось благополучно.
Играть с «бородинцами» было, конечно, интересно, но оставаться с ними и дальше я не собирался. Ведь я их всего лишь выручил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24


А-П

П-Я