Все кончилось, шум замер. К самолету быстро подбегает обслуживающий персонал, в камеры всовываются изогнутые трубки. Секундой позже до меня доходят передаваемые по цепочке слова:
— Огонь погашен! — И снова: — Огонь погашен! Огонь погашен!
* * *
Осборн и Джонни Конлон, представитель фирмы, изготовившей ЖРД, карабкаются к кабине, чтобы посмотреть на показания приборов.
— Как вел себя двигатель?
— Хорошо. По-моему, двигатель хороший.
Они взглянули на хвост самолета.
— В камерах никаких признаков деформации.
Подошел Кардер:
— Вот он какой, а? Послезавтра полет — готовьтесь.
Инженеры и зрители все еще находились под впечатлением опробования. Они покачивали головами, не в состоянии выразить свои чувства даже восклицаниями. Затем все принялись оживленно обсуждать редкостное зрелище.
Увидев, что я стою у кабины, Кардер отделился от группы людей, облепивших хвост самолета, и подошел ко мне.
— Ну, как ваше впечатление от двигателя?
— Чертовски шумит, не так ли?
Кардера, видимо, поразил такой легкомысленный ответ, и все же он был, несомненно, доволен им.
На самом деле жидкостно-реактивный двигатель произвел на меня гораздо более глубокое впечатление. Правда, он напугал меня во время этой первой встречи — я не ожидал такого сильного шума. Удивляясь шуму и фантастической мощности, я потерял, вероятно, не меньше двадцати секунд, а это очень много при опробовании. Но скоро я взлечу на этом самолете, и мне придется иметь дело не только с жидкостно-реактивным двигателем, но и с турбореактивным. В следующий раз все должно пройти удачнее.
Глава XI
Полет «Скайрокета» состоялся в пятницу утром, через день после наземного опробования ЖРД. Прошел месяц со дня моего прибытия на базу. Стояла уже поздняя осень, и по утрам было холодно, но я чувствовал себя неплохо в подбитой мехом морской летной куртке. Вместе с Алом Кардером я сидел в радиоавтомобиле на краю двенадцатикилометрового дна высохшего озера, ожидая очередного вылета Джина Мея. Я видел уже пять полетов на «Скайрокете», но каждый из них производил на меня неизгладимое впечатление. И на этот раз полет «Скайрокета» прошел благополучно.
Джин отодвинул фонарь, снял шлем с кислородной майкой и рукавом противоперегрузочиого костюма вытер потный лоб. Кому-то из обслуживающего персонала он передал тяжелый шлем, быстро окинул взглядом приборы, выпрямился во весь рост и стал спускаться вниз по стремянке.
Аэродинамик Орв Паульсен подал ему руку.
— Чудесная посадка, Джин.
Мей резко ответил:
— Температура за лопатками турбины опять резко возросла… — и быстро зашагал к автомашине, в которой находились Кардер и я. Кардер и Мей тут же обсудили особенности только что закончившегося полета. Кардер был спокоен, а Джин говорил запальчиво и нервно жестикулировал.
Опустошенный и усталый, летчик затем начал выговаривать обслуживающему персоналу:
— После запуска ЖРД на слух работал хорошо… хотя на секунду мне показалось, что камера номер два издавала слишком пронзительный звук. Вы должны вовремя сигнализировать мне о том, как вы оцениваете работу ЖРД по виду и на слух перед взлетом. Вам с земли виднее, чем мне. Мне некогда решать, отрывать ли самолет от земли или прекратить взлет.
Кардер терпеливо ждал, пока Мей распекал механиков.
— Так что быстрее принимайте решения… и не прячьте их!
Наконец Кардер молча завел мотор, и мы двинулись в обратный путь к ангару. Разговор прекратился.
После пятиминутного молчания Кардер заговорил, обернувшись через плечо к утонувшему в мягком сиденье Джину:
— Думаю, что в следующий раз надо будет дать Бриджмэну возможность полетать на «Скайрокете». Ваше мнение?
Я выпрямился.
Мей растянулся поудобнее и закрыл глаза.
— Да, конечно… почему бы и нет?
Решение принято и как буднично, просто! Время пришло.
— В следующую пятницу… Вы не возражаете, Билл? — Кардер повернул голову в мою сторону.
— Конечно, Ал, пятница вполне устраивает меня.
* * *
Пятница. Все ли я хорошо изучил? Предусмотрел ли все возможные неприятности? Мне оставалось семь дней, чтобы с удвоенным вниманием повторить все полученные здесь знания. Нужно держаться поближе к Джину, снова обсудить с ним все его советы, просмотреть все его замечания и проверить, учел ли я их.
Замечания, касавшиеся «Скайрокета», одно за другим проносились у меня в голове. Кардер остановил автомобиль возле ангара. Там нас встречала группа инженеров и техников, с нетерпением ожидавших километры пленки с показаниями манометров и записями осциллографов. Я с нетерпением ждал, когда самолет отбуксируют в ангар. Мне хотелось поскорее забраться в кабину, снова осмотреться, еще раз подержать в руках ручку управления самолетом.
Засуетились работники фотолаборатории. Одно полетное утро превратило лабораторию и летный отдел в центр напряженной деятельности. Фотолаборанты поспешили вынуть пленку из кинокамеры «Скайрокета». Пленка фиксировала показания приборов во время полета. Проявление пленки заняло два — три часа, а во время ее закрепления двери лаборатории стали осаждать нетерпеливые аэродинамики и конструкторы.
— Когда можно будет посмотреть фильм?
Один из техников спросил Кардера, скоро ли самолет будет доставлен в ангар.
— Когда я уезжал, его ставили на трейлер. Скоро он будет здесь, — ответил ведущий инженер.
— Какие-нибудь неприятности с самописцем?
— Джин ничего не сказал.
Через двадцать минут экспериментальный самолет был осторожно заведен в ангар. Нетерпеливые инженеры и механики толпились вокруг самолета, отталкивая друг друга, чтобы забраться в кабину. Я тоже боролся за место в кабине — в конце концов этот самолет принадлежал мне.
Я уже почти забрался в кабину, когда старший механик остановил меня:
— Говорят, в следующий раз полетите вы…
Новости распространяются быстро — этот механик только что вернулся в ангар вместе с самолетом.
— Так мне сказали.
Мак-Немар посматривал на меня с любопытством, но несколько недоверчиво. Хотя обычный порядок был нарушен, он ничего не сказал. До сих пор все шло гладко, а теперь что-то изменялось. Обслуживающий персонал привязан к «Скайрокету», как к живому существу. Их повседневная работа, ремонт «Скайрокета» и уход за ним требовали непосредственного контакта с самолетом, который оживал под их руками. Для них самолет не был простым набором математических уравнений и сочетанием агрегатов, как для инженеров. Механики заботились о самолете с такой же естественной гордостью, как судовая команда о своем судне, испытавшем не один месяц штормовой погоды в открытом море. Мне больше нечего было сказать старшему механику, а он стоял и наблюдал, как я забираюсь в самолет.
* * *
В течение недели я встречался много раз с Мак-Немаром и другими механиками, чтобы повторить с ними высотные характеристики турбореактивного двигателя. Они держались спокойно и охотно повторяли со мной все, что им было известно. Я обращался к ним за советом, и они желали мне удачи.
Затем состоялась генеральная репетиция в кабине. Хотя во время первого полета мне не понадобится все снаряжение, на всякий случай я надел его: надо же убедиться, что оно не помешает мне управлять самолетом. Я был на голову выше Джина Мея и боялся, что мой высокий рост и все необходимое снаряжение ограничат мне свободу движений в кабине.
В противоперегрузочном костюме, меховых сапогах, с большой оранжевой каской на голове и кислородной маской я ухитрился втиснуться в кабину. Стараясь приблизиться к реальным условиям взлета, я закрепил привязные ремни и защелкнул замок. Впервые за все время попросил одного из механиков закрыть фонарь. Между защитным шлемом и фонарем осталось всего несколько сантиметров свободного пространства.
Так вот в каких условиях я буду находиться! Хотя в кабине было тесно, как в гробу, я не боялся этой тесноты и чувствовал себя так, словно сижу в маленькой кабине ресторана или между двумя пассажирами в автомобиле. Через обтекаемый фонарь кабины была отчетливо видна вся пустыня до поднимающихся вдали гор.
Первый полет на «Скайрокете» будет простым: несколько площадок на высоте пять тысяч метров на малых скоростях — 480, 520 и 580 километров в час. В этом полете не будет никаких исследований на больших скоростях. Мне было поручено лететь на минимальной скорости, ознакомиться с управлением самолета и определить эффективность элеронов. Жидкостно-реактивный двигатель не будет запущен — и я должен буду совершить взлет с помощью четырех небольших стартовых ракет.
Когда я в полном снаряжении сидел в кабине, пристально всматриваясь в приборную доску, которую уже отлично изучил, то легко находил ответы на все возникшие вопросы. У меня в голове отчетливо запечатлелся трафарет приборной доски, и я мог быстро с закрытыми глазами найти любую кнопку и любой тумблер. В сотый раз репетировал я действия, которые должен был совершить во время взлета, методично повторяя все включения и выключения через строго рассчитанные промежутки времени, а в заключение последовательно включал стартовые ракеты.
Мне казалось, что я перетренировался. Уж слишком хорошо все я знал и, возможно, сделал упор не на то, что нужно. Вдруг я проглядел действительно необходимые вещи? Все было так, словно, подготовившись к экзаменам, я вошел в экзаменационную комнату и увидел, что на доске написаны вопросы, которыми я пренебрег в процессе подготовки, так как все внимание обратил на другие, — их-то, казалось, профессор обязательно задаст.
Снова повторяю последовательность действий в случае пожара. О'кэй! А теперь порядок уборки и выпуска шасси. Я так устал, что не видел уже никакого смысла в этих занятиях. Мне хотелось вырулить самолет на взлетную полосу. Слишком много подготовки, слишком много разговоров, слишком много занятий. Надо же наконец действовать. Мне не терпелось немедленно вылететь на «Скайрокете». Последние дни ожидания всегда самые мучительные. Если этот самолет слишком труден для меня, то пора в этом убедиться. А если это не так, пора — действовать. Я был уверен, что если удача будет сопутствовать мне, то я в первом же полете сумею справиться с самолетом. Но оставалось еще четыре дня. Пятница!
Настала среда. До полета остался только один день. Джин в последний раз говорил о возможных неполадках, давал советы. Особенно много Джин рассказывал о новом явлении, с которым я встречусь на «Скайрокете», — о покачивании на малых скоростях.
— Не забудьте, Билл, о покачивании. Когда скорость самолета снижается до 450 километров в час, он начинает вот так, с крыла на крыло, — Джин покачал головой. — Довольно неприятная штука, но все прекращается, как только выравниваешь самолет на посадке.
Джин уважал самолет и хотел, чтобы я относился к «Скайрокету» с неменьшим уважением:
— Вам придется сделать немало полетов — относитесь же к своей машине с уважением. — Он вспомнил еще об одном: — Идите на посадку с некоторым запасом топлива, чтобы в случае плохого расчета его хватило на второй круг. Рассчитывайте так, чтобы выравнивание приходилось над посадочной полосой — эффективность элеронов становится ничтожной, когда угол атаки самолета приближается к посадочному.
Что касается стартовых ракет — подвешенных к фюзеляжу четырех небольших цилиндров с порохом, которые дают самолету большое ускорение, но в то же время увеличивают лобовое сопротивление в воздухе, — то Джин предупредил меня:
— Кстати, о стартовых ракетах. Ими вам придется воспользоваться при взлете. Если после взлета вам не удастся избавиться от них, пилотировать будет чертовски трудно. В этом случае сделайте большой круг и сразу же идите на посадку.
Мей быстрым движением, как птица, вскинул голову, вспоминая, что еще сказать мне, но не вспомнил и быстро ушел от меня. Он должен был ехать в Лос-Анжелос и собирался вернуться не раньше пятницы. Не успел он уйти далеко, как ему в голову пришло последнее предостережение:
— Держитесь ближе к озеру, не болтайтесь по всем окрестностям. В случае вынужденной — это капризный самолет. Если произойдет что-нибудь непонятное, немедленно сообщите об этом по радио. Я буду у радиостанции и подскажу вам, что делать. Но думаю, все пройдет удачно, только будьте осторожны.
Итак, будь осторожен!
Теперь оставалось только ждать утра пятницы. Снова повторять все выученное было бы бессмысленно и утомительно. Если я до сих пор еще не знаю того, что мне следует знать, одна или две последние ночи, проведенные за книгами, ничего не изменят. Завтра я рано лягу спать, но сегодня вечером надо бы поразвлечься. В кинотеатре базы шел фильм «Миллионы мисс Татлок», я смотрел его уже дважды, а в офицерском баре слишком душно. Что же делать — пришлось направиться в заведение Панчо. Я присоединился к группе инженеров фирмы Дуглас, которые, не зная, куда себя девать, потянулись в сторону этого оазиса авиаторов.
Я лишь в четвертый или пятый раз наведывался к Панчо и, разумеется, не ждал какого-то особого приема, к тому же владелица бара всей душой была предана военным летчикам военно-воздушных сил. В ее баре не висело ни одной картинки из жизни морской авиации, и среди летчиков базы ее фаворитом был Чак Игер. Я не обладал качествами, которые заставили бы эту женщину обратить на меня внимание: бывший офицер-летчик военно-морских сил, летающий на экспериментальном самолете морской авиации — прямом конкуренте военно-воздушных сил и Игера. Панчо до сих пор не обмолвилась со мной ни словом, и я не был уверен, что она вообще знает, чем я занимаюсь на базе.
Когда мы вошли, Панчо, одетая в плотно облегающий ее талию белый свитер и в коричневые дамские брюки, стояла около пианино и, обняв одной рукой осанистого майора, широко улыбалась, наблюдая за энергичными попытками своих посетителей развлечь самих себя. Молодой лейтенант, немилосердно фальшивя, громко наигрывал на пианино одну из песенок Кола Портера. Трое других офицеров тщетно пытались вспомнить слова.
Со своего места у пианино Панчо увидела нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48