https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/protochnye/
Он и не подозревал, как много он потерял в глазах своих спутников, позволив Николасу увенчать себя знаками королевского достоинства.«Генуя близко!.. Завтра мы будем в Генуе!..» Эта новость распаляла воображение детей, уверенных, что с песчаных отмелей Генуи им откроется Иерусалим на противоположном берегу моря. Наконец-то они у цели! Теперь оставалось всего-навсего дождаться, пока море отхлынет от берегов, и они с ликованием ворвутся в Белокаменный Город. Ох, ну и нагонят же они страху на нечестивых турок! Больше всех тараторил, конечно, малыш Тисс, готовый померяться силой с огромным медведем и сразиться врукопашную с десятью сарацинами.Колонна неожиданно застряла. Слева от наезженного тракта угрожающе поднималась каменная башня, на вершине которой толпились лучники. Дорога была перекрыта: ребят поджидали всадники и воины с алебардами — передовые дозоры городской стражи. Не защищенная со стороны моря, Генуя другим своим концом примыкала к предгорьям, в которых находили приют многочисленные шайки бродяг и разбойников, и потому с этой стороны подходы к городу надежно охранялись. Генуя в эти дни слыла богатейшим, могущественнейшим и самым укрепленным из городов Средиземноморья. Никому не удавалось приблизиться к городу незамеченным. Внезапная остановка вызывала ропот недовольства среди охваченных волнением детей.Вместе с Долфом Леонардо протиснулся вперед — дон Ансельм и Николас уже вели переговоры с командиром стражников. Изумленью Долфа не было пределов, когда он услышал, с какой легкостью мрачный монах объяснялся на тосканском наречии!Долф по собственной инициативе уже несколько недель брал у студента уроки итальянского языка и все-таки почти ничего не мог понять. Леонардо пришлось взять на себя обязанности переводчика.— В городе узнали о нашем приближении. Дож Дож — глава правительства Генуи.
не позволил впускать нас в город, крестоносцам разрешают выйти к морю, но только по другой дороге, которая ведет на берег у юго-восточной окраины города.Детям было все равно, какой дорогой идти, лишь бы она привела их к морю, но Ансельм, как видно, разозлился и потерял всякое терпение.— Генуя еще пожалеет об этом!Он наговорил множество всякой всячины, призывая на город и его жителей громы небесные, и вел себя, словно уличный торговец, который норовит всучить покупателям второсортный товар. Стража была неумолима. Детям не будут чинить препятствий, пусть себе идут к морю, но Генуя отказывается принять их.К спорящим приблизился дон Йоханнес, который вдруг удивил всех: он обнял командира стражников и сквозь слезы, струившиеся по щекам, проговорил:— Господь да благословит тебя за это, добрый человек, а я буду каждый день молиться за тебя.Ансельм наградил своего собрата увесистым тумаком, но тот продолжал:— Нам вовсе ни к чему заходить в город, дойти бы только до берега моря — и мы будем счастливы.Долф не понимал причину внезапной встревоженности Йоханнеса, Николас тоже во все глаза таращился на толстого монаха. Что это ему взбрело в голову?Так или иначе, кордон стражи, отрезавший дорогу к городу, означал, что путникам придется делать петлю.Двое всадников, отправившихся с ними в качестве провожатых, указывали путь. И вот в разгар полуденного зноя они увидели внизу море. Справа, окаймленная холмами и отрогами гор, в широкой долине лежала Генуя, нежась в солнечном сиянии. Сверху город напоминал бриллиант, добытый среди скалистых ущелий сказочным великаном. Бриллиант выпал у него из рук, скатился по склонам холмов да так и застрял здесь между горами и кромкой воды. Бесчисленные башенки сверкали под лучами солнца, словно грани бриллианта, а между ними рассыпались блестками крыши домов — целое море крыш! — и над всем этим великолепием вздымался купол собора, половина которого еще была скрыта строительными лесами.Долф вместе с тысячами ребят, застывших на холме, изумленно рассматривал грандиозные укрепления, набережные, гавань и пристани. Перед ними вырос один из богатейших и наиболее влиятельных торговых центров Европы, который в тысяча двести двенадцатом году превосходил своим могуществом и усиливавшуюся Венецию, и древнюю Пизу. Город контрастов: величественные соборы соседствовали здесь с грязными харчевнями, дворцы — с трущобами, свалками, навозными кучами, и все это рядом! В городе множество бездомных собак, бродячих кошек, а сколько роскошных экипажей, драгоценных украшений, и повсюду нечистоты. На улицах Генуи можно было повстречать выходцев из разных стран: датчан и арабов, славян и греков, ирландцев, болгар, сирийцев. Попадались там крестоносцы, отставшие от своего войска, разорившиеся торговцы и зажиточные купцы, толпы попрошаек и бродяг. Средоточие тайн, заговоров, убийств — и одновременно сокровищница произведений искусства, доставленных сюда из всех известных в ту пору частей света. Исполин, купавшийся в роскоши и плодивший бедность. Мощная крепость, ослабленная впоследствии раздорами собственных жителей. Ожившее воплощение богатства и великолепия, однако мраморные ступени соборов были здесь усеяны нищими калеками. Во дворцах кишели крысы и блохи, и вшей было наверняка больше, чем людей. Город, которому суждено решить судьбу семи тысяч маленьких крестоносцев.Позади домов открывалось море. Сверкающее, необозримое, оно блистало в жарких солнечных лучах, так что глазам было больно смотреть. Море терялось за линией горизонта, в синей дали сновали рыбацкие шхуны и гребные лодки, покачивались на волнах плоты, над ними с пронзительными криками кружили чайки, то ныряя в волны, то вновь взлетая над водой. Средиземное море… Во времена Долфа средиземноморское побережье неизменно привлекало туристов из северных стран. В средние века море было грозным врагом человека.Дети застыли в безмолвном восторге. Никто больше не смотрел на огромный город внизу — они не могли оторвать взоров от моря, великолепного, лазурного и устрашающего моря. Пожалуй, никому из них не доводилось еще в своей жизни видеть моря, они не представляли себе, как оно выглядит. Действительность превзошла все ожидания.Дети, открыв рты, воззрились на безграничную водную гладь. Еще немного, они спустятся к берегу, Николас возденет руки — и морская пучина расступится… Правда, теперь, когда они своими глазами увидели море, терявшееся где-то в необозримой дали, неясные сомнения закрались в душу. Неужели безбрежное море и впрямь отступит перед ними?Малыши подумали, что город, раскинувшийся внизу, и есть долгожданный Иерусалим. Они разразились ликующими криками, они рвались поскорее спуститься к берегу, чтобы увидеть, как побегут сарацины. Старшие с трудом сдерживали лихорадочный напор малышни, но и терпению старших наступал предел. Они желали наконец увидеть обещанное им чудо. Подстегиваемые радостным ожиданием, крестоносцы ускорили шаг, устремляясь по склону холма вниз, к берегу моря.Волнами обтекая скалистые уступы, колонна детей спустилась к пустынному побережью. На отмели, затененной кронами сосен, вырос походный лагерь. Некоторые ребята попытались проникнуть в город, но по пути были остановлены стражей и отправлены восвояси. Генуэзцы твердо вознамерились не подпускать близко крестоносцев.Впрочем, те не особенно огорчались. С вожделением всматривались они в морскую даль: там, за горизонтом, ждет их Иерусалим, белоснежное чудо, созданное детской фантазией.— Завтра, — звучно объявил Ансельм, — Николас явит нам чудо. Раскиньте шатер, дети, ему предстоят сутки поста и молитв.И дети, измученные ожиданием, поняли его. Что это за чудо, которое происходит само по себе? Нет уж, чудотворец вначале должен подготовиться. Шатер поставили под тенистой сосной, и Николас молча удалился к себе. Ни один человек не нарушил уединения затворника, даже баронские дети не осмеливались войти к нему. Наблюдая все это, Долф поймал себя на том, что сочувствует бедняге: Николас-то и впрямь рассчитывал на чудо. Конечно, вера горами движет, но Средиземное море ей не осилить.Вера утешает человека и несчастье, но против законов природы она бессильна. Долф знал, что затея Николаса обречена, но ему было горько от этой мысли. Радостное возбуждение, овладевшее детьми, страшило его. Как поведут они себя завтра, когда никакого чуда не произойдет?Дон Йоханнес метался по лагерю, словно курица, которая пристраивается на насест. Долфу бросилось в глаза, что преподобный отец извелся от переживаний. Глаза его были полны слез, он с плачем гладил ребят по голове и приговаривал, обнимая их:— Да сжалится над вами Господь, милые детки…Долф решил, что монах просто-напросто рехнулся.Напрасно Ансельм увещевал своего безутешного собрата:— Успокойся, брат мой, иначе дети могут подумать, что им грозит какая-то опасность.— А то как же… — содрогаясь от рыданий, выдавил Йоханнес.Ансельм перебил его:— Тише… Займи детей работой, мне нужно в город, пока не стемнело.— Нет! Нет! — вскричал Йоханнес, бухаясь коленями прямо на камни и умоляюще протягивая руки к Aнсельму. — Прошу тебя: не делай этого!Ничего не подозревающий Долф проходил мимо, монахи не заметили его, и он, ошарашенный, застыл на месте.Ансельм с раздражением оттолкнул Йоханнеса ногой, да так, что тот едва не упал.— Вставай, дурень, забыл ты, что ли, какое вознаграждение нам обещано?В следующую секунду Ансельм замолчал: он приметил Долфа.— А ты что здесь крутишься? Убирайся отсюда! Какое тебе дело до того, о чем беседуют между собой святые отцы? Позаботься лучше о пище для детей.Долф ничего не ответил, повернулся и зашагал прочь.Мозг его лихорадочно работал. Он понял, что проникнет в тайну Ансельма, если отыщет подход к отцу Йоханнесу, который больше не хочет… Чего же он не хочет? О чем он молил Ансельма? из-за чего он так страдает и почему жалеет ребят? Йоханнесу известны какие-то планы Ансельма в Генуе, и он уговаривает того отказаться от них.Но от чего же все-таки отказаться?«Позаботься лучше о пище для детей». Ансельм прав, это забота Долфа, слова монаха напомнили мальчику о привычных обязанностях. Вскоре, однако, Долф убедился, что ребята в состоянии сами подумать о собственном пропитании. Сотни мальчишек и девчонок, вооружившись неводами и дротиками, зашли на мелководье и оторопели: вода была теплая! После ледяной стужи горных рек, в которых им доводилось ловить рыбу за эти недели пути, южное море встретило их ласковой негой. Они глотали воду, но тут же с отвращением выплевывали — соленая!Как только в этой теплой, соленой воде живет рыба?А рыбы тут было в избытке, и шла она целыми косяками, крупная и мелкая вперемешку — такой они сроду не видывали.Дети взбирались на прибрежные скалы, совершали набеги на небольшие теплые заливчики и бухты; они вылавливали омаров, крабов, собирали моллюски, но но знали, как с ними поступать. Долф учил их чистить и готовить диковинную добычу, он убедил их в том, что маленькие рыбки-сардинки, и почти прозрачные креветки, и даже крошечные каракатицы отменно вкусны, если их приготовить как следует. Дети с энтузиазмом принялись разделывать свой улов, хотя мощные клешни, присоски и выпученные глаза страшной и скользкой морской живности вызывали содрогание.«Сегодня у нас соленый рыбный суп, — порадовался Долф. — Наконец-то можно хорошо поесть».Маленькие ловцы сильно пострадали — крабы и каракатицы хватали детей за голые руки и ноги. В этот вечер Хильде и ее подругам хватало забот с пострадавшими.Человек учится на своем опыте, дети учатся особенно быстро. Они стали осторожнее, сноровистее, отыскали пещеры, кишевшие крабами. Петер охотился за ними в свое удовольствие.Охотники между тем прочесывали лесистые склоны холмов, окружающих город. Дичи здесь было не много, не в пример северным лесам, охота запрещена, как и повсюду, но голод заставлял забывать обо всех запретах. Воды было в достатке, хоть и соленой. В полумиле от лагеря разведчики набрели на горный ключ, кативший свои воды в море.Жители Генуи не проявляли интереса к судьбе детского воинства. Главное — не допустить ребят за городские ворота, а в остальном они вольны поступать как вздумается, иной раз даже браконьерство сходило им с рук.Если же ребята заходили слишком далеко, отряд стражников, скрестив копья, молча преграждал им дальнейший путь. Тогда они решили попытать счастья подальше к югу.Долф ничего не понимал. Генуэзцы не проявляли враждебности, это ясно, но и помощи от них не дождешься. Может быть, жители Генуи не понимают, зачем сюда пришли крестоносцы? И в самом деле, зачем они пришли сюда?«Я-то уж точна не знаю, — раздумывал Долф. — Почему именно Генуя, которая лежит в стороне от пути на Иерусалим?» Он снова вспомнил о странном поведении Йоханнеса и отправился на поиски монаха. Ансельма не было видно, значит, он все-таки отправился в город. Николас молился в своем шатре, отказавшись от еды. Дон Тадеуш, подобрав рясу, вместе с ребятами ловил рыбу. Где же Йоханнес?Долф нашел его неподалеку от лагеря в зарослях кустарника. Бедняга снова стоял на коленях с видом неподдельного отчаяния.Долф присел рядом, взял его за руку:— Дон Йоханнес!— Оставь меня… — срывающимся голосом отвечал монах.Он натянул на голову капюшон, спрятал лицо в ладонях.— Дон Йоханнес, вы больны?— Я боюсь.— Чего же?— Моря…Долфу подумалось, что он разгадал наконец причину тревоги Йоханнеса: завтра Николас сделает попытку подчинить своей воле морские волны, из этого ничего, разумеется, не выйдет, и тогда может произойти нечто ужасное. Предводителям похода придется сознаться, что они обманывали детей.— И я тоже боюсь, дон Йоханнес, — серьезно сказал Долф. — Меня, как и вас, терзают сомнения. Я не верю в чудо.Монах поднял голову и окинул мальчика удивленным взглядом.— Дело не в этом, — пробормотал он.— Так вы верите в чудо?Йоханнес качнул головой.— Корабли… — едва слышно прошептал он. — Я все время думаю о судьбе детей, которые сели на корабли в Марселе.У Долфа голова пошла кругом.— Каких еще детей?— Несколько месяцев тому назад… франкские дети…Еще одна загадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
не позволил впускать нас в город, крестоносцам разрешают выйти к морю, но только по другой дороге, которая ведет на берег у юго-восточной окраины города.Детям было все равно, какой дорогой идти, лишь бы она привела их к морю, но Ансельм, как видно, разозлился и потерял всякое терпение.— Генуя еще пожалеет об этом!Он наговорил множество всякой всячины, призывая на город и его жителей громы небесные, и вел себя, словно уличный торговец, который норовит всучить покупателям второсортный товар. Стража была неумолима. Детям не будут чинить препятствий, пусть себе идут к морю, но Генуя отказывается принять их.К спорящим приблизился дон Йоханнес, который вдруг удивил всех: он обнял командира стражников и сквозь слезы, струившиеся по щекам, проговорил:— Господь да благословит тебя за это, добрый человек, а я буду каждый день молиться за тебя.Ансельм наградил своего собрата увесистым тумаком, но тот продолжал:— Нам вовсе ни к чему заходить в город, дойти бы только до берега моря — и мы будем счастливы.Долф не понимал причину внезапной встревоженности Йоханнеса, Николас тоже во все глаза таращился на толстого монаха. Что это ему взбрело в голову?Так или иначе, кордон стражи, отрезавший дорогу к городу, означал, что путникам придется делать петлю.Двое всадников, отправившихся с ними в качестве провожатых, указывали путь. И вот в разгар полуденного зноя они увидели внизу море. Справа, окаймленная холмами и отрогами гор, в широкой долине лежала Генуя, нежась в солнечном сиянии. Сверху город напоминал бриллиант, добытый среди скалистых ущелий сказочным великаном. Бриллиант выпал у него из рук, скатился по склонам холмов да так и застрял здесь между горами и кромкой воды. Бесчисленные башенки сверкали под лучами солнца, словно грани бриллианта, а между ними рассыпались блестками крыши домов — целое море крыш! — и над всем этим великолепием вздымался купол собора, половина которого еще была скрыта строительными лесами.Долф вместе с тысячами ребят, застывших на холме, изумленно рассматривал грандиозные укрепления, набережные, гавань и пристани. Перед ними вырос один из богатейших и наиболее влиятельных торговых центров Европы, который в тысяча двести двенадцатом году превосходил своим могуществом и усиливавшуюся Венецию, и древнюю Пизу. Город контрастов: величественные соборы соседствовали здесь с грязными харчевнями, дворцы — с трущобами, свалками, навозными кучами, и все это рядом! В городе множество бездомных собак, бродячих кошек, а сколько роскошных экипажей, драгоценных украшений, и повсюду нечистоты. На улицах Генуи можно было повстречать выходцев из разных стран: датчан и арабов, славян и греков, ирландцев, болгар, сирийцев. Попадались там крестоносцы, отставшие от своего войска, разорившиеся торговцы и зажиточные купцы, толпы попрошаек и бродяг. Средоточие тайн, заговоров, убийств — и одновременно сокровищница произведений искусства, доставленных сюда из всех известных в ту пору частей света. Исполин, купавшийся в роскоши и плодивший бедность. Мощная крепость, ослабленная впоследствии раздорами собственных жителей. Ожившее воплощение богатства и великолепия, однако мраморные ступени соборов были здесь усеяны нищими калеками. Во дворцах кишели крысы и блохи, и вшей было наверняка больше, чем людей. Город, которому суждено решить судьбу семи тысяч маленьких крестоносцев.Позади домов открывалось море. Сверкающее, необозримое, оно блистало в жарких солнечных лучах, так что глазам было больно смотреть. Море терялось за линией горизонта, в синей дали сновали рыбацкие шхуны и гребные лодки, покачивались на волнах плоты, над ними с пронзительными криками кружили чайки, то ныряя в волны, то вновь взлетая над водой. Средиземное море… Во времена Долфа средиземноморское побережье неизменно привлекало туристов из северных стран. В средние века море было грозным врагом человека.Дети застыли в безмолвном восторге. Никто больше не смотрел на огромный город внизу — они не могли оторвать взоров от моря, великолепного, лазурного и устрашающего моря. Пожалуй, никому из них не доводилось еще в своей жизни видеть моря, они не представляли себе, как оно выглядит. Действительность превзошла все ожидания.Дети, открыв рты, воззрились на безграничную водную гладь. Еще немного, они спустятся к берегу, Николас возденет руки — и морская пучина расступится… Правда, теперь, когда они своими глазами увидели море, терявшееся где-то в необозримой дали, неясные сомнения закрались в душу. Неужели безбрежное море и впрямь отступит перед ними?Малыши подумали, что город, раскинувшийся внизу, и есть долгожданный Иерусалим. Они разразились ликующими криками, они рвались поскорее спуститься к берегу, чтобы увидеть, как побегут сарацины. Старшие с трудом сдерживали лихорадочный напор малышни, но и терпению старших наступал предел. Они желали наконец увидеть обещанное им чудо. Подстегиваемые радостным ожиданием, крестоносцы ускорили шаг, устремляясь по склону холма вниз, к берегу моря.Волнами обтекая скалистые уступы, колонна детей спустилась к пустынному побережью. На отмели, затененной кронами сосен, вырос походный лагерь. Некоторые ребята попытались проникнуть в город, но по пути были остановлены стражей и отправлены восвояси. Генуэзцы твердо вознамерились не подпускать близко крестоносцев.Впрочем, те не особенно огорчались. С вожделением всматривались они в морскую даль: там, за горизонтом, ждет их Иерусалим, белоснежное чудо, созданное детской фантазией.— Завтра, — звучно объявил Ансельм, — Николас явит нам чудо. Раскиньте шатер, дети, ему предстоят сутки поста и молитв.И дети, измученные ожиданием, поняли его. Что это за чудо, которое происходит само по себе? Нет уж, чудотворец вначале должен подготовиться. Шатер поставили под тенистой сосной, и Николас молча удалился к себе. Ни один человек не нарушил уединения затворника, даже баронские дети не осмеливались войти к нему. Наблюдая все это, Долф поймал себя на том, что сочувствует бедняге: Николас-то и впрямь рассчитывал на чудо. Конечно, вера горами движет, но Средиземное море ей не осилить.Вера утешает человека и несчастье, но против законов природы она бессильна. Долф знал, что затея Николаса обречена, но ему было горько от этой мысли. Радостное возбуждение, овладевшее детьми, страшило его. Как поведут они себя завтра, когда никакого чуда не произойдет?Дон Йоханнес метался по лагерю, словно курица, которая пристраивается на насест. Долфу бросилось в глаза, что преподобный отец извелся от переживаний. Глаза его были полны слез, он с плачем гладил ребят по голове и приговаривал, обнимая их:— Да сжалится над вами Господь, милые детки…Долф решил, что монах просто-напросто рехнулся.Напрасно Ансельм увещевал своего безутешного собрата:— Успокойся, брат мой, иначе дети могут подумать, что им грозит какая-то опасность.— А то как же… — содрогаясь от рыданий, выдавил Йоханнес.Ансельм перебил его:— Тише… Займи детей работой, мне нужно в город, пока не стемнело.— Нет! Нет! — вскричал Йоханнес, бухаясь коленями прямо на камни и умоляюще протягивая руки к Aнсельму. — Прошу тебя: не делай этого!Ничего не подозревающий Долф проходил мимо, монахи не заметили его, и он, ошарашенный, застыл на месте.Ансельм с раздражением оттолкнул Йоханнеса ногой, да так, что тот едва не упал.— Вставай, дурень, забыл ты, что ли, какое вознаграждение нам обещано?В следующую секунду Ансельм замолчал: он приметил Долфа.— А ты что здесь крутишься? Убирайся отсюда! Какое тебе дело до того, о чем беседуют между собой святые отцы? Позаботься лучше о пище для детей.Долф ничего не ответил, повернулся и зашагал прочь.Мозг его лихорадочно работал. Он понял, что проникнет в тайну Ансельма, если отыщет подход к отцу Йоханнесу, который больше не хочет… Чего же он не хочет? О чем он молил Ансельма? из-за чего он так страдает и почему жалеет ребят? Йоханнесу известны какие-то планы Ансельма в Генуе, и он уговаривает того отказаться от них.Но от чего же все-таки отказаться?«Позаботься лучше о пище для детей». Ансельм прав, это забота Долфа, слова монаха напомнили мальчику о привычных обязанностях. Вскоре, однако, Долф убедился, что ребята в состоянии сами подумать о собственном пропитании. Сотни мальчишек и девчонок, вооружившись неводами и дротиками, зашли на мелководье и оторопели: вода была теплая! После ледяной стужи горных рек, в которых им доводилось ловить рыбу за эти недели пути, южное море встретило их ласковой негой. Они глотали воду, но тут же с отвращением выплевывали — соленая!Как только в этой теплой, соленой воде живет рыба?А рыбы тут было в избытке, и шла она целыми косяками, крупная и мелкая вперемешку — такой они сроду не видывали.Дети взбирались на прибрежные скалы, совершали набеги на небольшие теплые заливчики и бухты; они вылавливали омаров, крабов, собирали моллюски, но но знали, как с ними поступать. Долф учил их чистить и готовить диковинную добычу, он убедил их в том, что маленькие рыбки-сардинки, и почти прозрачные креветки, и даже крошечные каракатицы отменно вкусны, если их приготовить как следует. Дети с энтузиазмом принялись разделывать свой улов, хотя мощные клешни, присоски и выпученные глаза страшной и скользкой морской живности вызывали содрогание.«Сегодня у нас соленый рыбный суп, — порадовался Долф. — Наконец-то можно хорошо поесть».Маленькие ловцы сильно пострадали — крабы и каракатицы хватали детей за голые руки и ноги. В этот вечер Хильде и ее подругам хватало забот с пострадавшими.Человек учится на своем опыте, дети учатся особенно быстро. Они стали осторожнее, сноровистее, отыскали пещеры, кишевшие крабами. Петер охотился за ними в свое удовольствие.Охотники между тем прочесывали лесистые склоны холмов, окружающих город. Дичи здесь было не много, не в пример северным лесам, охота запрещена, как и повсюду, но голод заставлял забывать обо всех запретах. Воды было в достатке, хоть и соленой. В полумиле от лагеря разведчики набрели на горный ключ, кативший свои воды в море.Жители Генуи не проявляли интереса к судьбе детского воинства. Главное — не допустить ребят за городские ворота, а в остальном они вольны поступать как вздумается, иной раз даже браконьерство сходило им с рук.Если же ребята заходили слишком далеко, отряд стражников, скрестив копья, молча преграждал им дальнейший путь. Тогда они решили попытать счастья подальше к югу.Долф ничего не понимал. Генуэзцы не проявляли враждебности, это ясно, но и помощи от них не дождешься. Может быть, жители Генуи не понимают, зачем сюда пришли крестоносцы? И в самом деле, зачем они пришли сюда?«Я-то уж точна не знаю, — раздумывал Долф. — Почему именно Генуя, которая лежит в стороне от пути на Иерусалим?» Он снова вспомнил о странном поведении Йоханнеса и отправился на поиски монаха. Ансельма не было видно, значит, он все-таки отправился в город. Николас молился в своем шатре, отказавшись от еды. Дон Тадеуш, подобрав рясу, вместе с ребятами ловил рыбу. Где же Йоханнес?Долф нашел его неподалеку от лагеря в зарослях кустарника. Бедняга снова стоял на коленях с видом неподдельного отчаяния.Долф присел рядом, взял его за руку:— Дон Йоханнес!— Оставь меня… — срывающимся голосом отвечал монах.Он натянул на голову капюшон, спрятал лицо в ладонях.— Дон Йоханнес, вы больны?— Я боюсь.— Чего же?— Моря…Долфу подумалось, что он разгадал наконец причину тревоги Йоханнеса: завтра Николас сделает попытку подчинить своей воле морские волны, из этого ничего, разумеется, не выйдет, и тогда может произойти нечто ужасное. Предводителям похода придется сознаться, что они обманывали детей.— И я тоже боюсь, дон Йоханнес, — серьезно сказал Долф. — Меня, как и вас, терзают сомнения. Я не верю в чудо.Монах поднял голову и окинул мальчика удивленным взглядом.— Дело не в этом, — пробормотал он.— Так вы верите в чудо?Йоханнес качнул головой.— Корабли… — едва слышно прошептал он. — Я все время думаю о судьбе детей, которые сели на корабли в Марселе.У Долфа голова пошла кругом.— Каких еще детей?— Несколько месяцев тому назад… франкские дети…Еще одна загадка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43