Измученная, голодная девочка отважилась пробраться в лагерь. Походная жизнь детей показалась ей верхом довольства, и она вместе с братом так и осталась там.Многое в рассказе Греты показалось Долфу знакомым — точно так же бедствовала и Марике.— А твой братик? — вырвалось у него. — Он еще мал для таких переходов.— Да он и не тяжелый вовсе, — робко отозвалась девочка.Так вот оно что! Она тащила малыша на руках от самого Страсбурга. Он почувствовал, как слезы подступают к горлу.Долф поручил девочку заботам Марике, а сам рассказал об этом отцу Тадеушу, который посоветовал ему найти двум сиротам пристанище в какой-нибудь бездетной крестьянской семье.— Пусть им суждена доля крепостных, — сказал он Долфу, — зато они останутся живы.А вот что приключилось с маленьким Тиссом. Как-то Долф приметил зареванного мальчишку, которого тщетно пытались успокоить девочки постарше. Сколько ему? От силы лет семь, у него как раз выпали два передних зуба.Во времена Долфа он был бы вполне благополучным первоклашкой, а тут — крестоносец, испытывающий все тяготы долгого пути наравне со старшими. Тисс рыдал так, что сердце разрывалось. Девочки беспомощно смотрели на Долфа: неужели не поможет?— Что случилось? — спросил Долф, опускаясь на колени рядом с заплаканным малышом.Слов почти нельзя было разобрать из-за судорожных всхлипываний, но кое-что Долф все же понял. Большие мальчишки в шутку напугали его:— Видишь вон те горы? Мы скоро поднимемся туда. В горах живут во-о-от такие медведи, они растерзают тебя на клочки.— Что за мальчишки? — сурово допытывался Долф. — Я накажу их.Малыш затих и взглянул Долфу в лицо. Замурзанная мордашка, взъерошенные волосы, влажные дорожки непросохших слез придавали ему необычайно трогательный вид.— А медведи как же? — напомнил он.Его вопросу нельзя было отказать в железной детской логике. Действительно, наказать злых мальчишек будет справедливо, но как все-таки защитить его, маленького Тисса, от страшных медведей?Долф вздохнул и осекся на полуслове. Дикие звери здесь, к сожалению, реальность, от которой не так-то просто отмахнуться. К тому же он чувствовал, что панический страх Тисса передается и девочкам. Как разрядить обстановку? Он беспомощно огляделся вокруг и заметил Леонардо.— Поди сюда.— В чем дело?Леонардо вопросительно посматривал на кучку детей, как всегда опираясь на свою дубинку.— Беда какая? — спросил он.— Леонардо, дружище, повтори этим ребятам то, что ты сказал в палатке Николаса, помнишь, в тот вечер, когда мы решили выбрать дорогу на Бреннер.— А что я такого сказал?— Про медведей…— Ах, это! — засмеялся Леонардо.Он погладил свою мощную дубинку и, постукивая ею по земле, понизил голос до шепота:— С таким надежным другом мне никакой медведь не страшен.Это произвело сильнейшее впечатление на перепуганных ребят. Они посматривали то на дубинку, то на ее владельца, такого сильного и крепкого. Спокойное лицо, уверенный взгляд… Наконец-то все вздохнули с облегчением.— А уж если медведь и подберется ко мне, — продолжал Леонардо все тем же угрожающе тихим голосом, — я его так тресну дубинкой по башке — бум! — что он сразу отлетит. Готовенький! И роскошная шкура вместе с головой сгодится на плащ, Тисс. В плаще из медвежьей шкуры ты будешь красоваться у стен Белокаменного Города, словно настоящий король.Маленький Тисс просиял сквозь слезы и замахал короткими ручонками, раскачиваясь из стороны в сторону:— У-у-у, вот идет страшный медведь! Мы убьем тебя, противный зверь!— Именно так мы и поступим, — подтвердил Леонардо.Тисс засеменил в сторону с криком:— У-у-у, я медведь, огромный страшный медведь! Я вас всех съем!В мечтах он уже бился с сарацинами Сарацины — название арабов в средневековой Европе.

, закутанный в королевскую мантию из медвежьей шкуры.Франк вместе со своей сотней кожевников работал не покладая рук, с таким рвением, какого никогда прежде не проявлял в мастерской своего отца. Хлебный нож из нержавеющей стали, случайно захваченный Долфом, оказался незаменимым инструментом для разделки кож.Теперь у рыбаков, по многу часов проводивших в воде, были коротенькие сапожки из оленьей кожи, по которым сразу можно было отличить ребят из команды Петера, обстоятельство, которым они очень гордились. А тем временем изготовленные на фабрике двадцатого века ботинки Долфа с прочными подошвами из искусственной кожи понемногу снашивались. Пожалуй, и ему придется привыкать к башмакам из заячьих шкурок. Шерсть, которую настригли с овец, превратилась в пряжу, и ее хватило ровно на тридцать теплых пушистых накидок. Одна из таких накидок досталась Марике.Накануне решающего перехода через горный массив Долф совершил неосторожность, которая вновь навлекла на него злобу Днсельма и Николаса. Он предложил заколоть волов.— Конечно, это великолепные животные, но горный переход им не по силам, — убеждал он Николаса. — Мясо успеем прокоптить еще сегодня, в дороге оно пригодится нам.— Ах, волы?! — взвизгнул Николас. — Так тебе мои волы понадобились?Ансельм злобно прошипел:— Не имеешь права посягать на дары архиепископа Кельнского, Рудолф.— Ничего подобного, — миролюбиво продолжал Долф, — я лишь предлагаю вам выход. Мне известно, что волы принадлежат Николасу, но он должен понять, что волы не горные козы и в походе от них больше осложнений, чем пользы.Многие ребята приметили очередную ссору между своими главарями и Долфом. Те, что были поближе, побросали свои дела и с любопытством стягивались в кружок.Долф показал на вход в расселину примерно в километре от стоянки, на исполинские кряжи, мрачно нависающие над лагерем.— Как ты собираешься загнать волов на эту высоту, Николас? — спросил он.Николас метнул на мальчика взгляд, полный ненависти.— Рудолф ван Амстелвеен, ты постоянно мешаешь мне, вечно споришь со мной. По какому праву? Кто из нас предводительствует, ты или я? Ты твердишь, что хочешь помочь детям поскорее добраться до Иерусалима. Но единственное, чем ты занят на самом деле, так это тем, что мешаешь нам бесчисленными задержками в пути. Да еще тем, что сеешь между нами рознь.— Доподлинно так, — вмешался Ансельм. — Ты чужеземец, свалился к нам как снег на голову и тут же начал командовать. Возвращайся туда, откуда ты пришел. Мы не нуждаемся в твоих советах.Долф огляделся по сторонам. Добрая сотня ребят сомкнулась вокруг них молчаливой стеной. Что они понимают в этой перепалке? Чью сторону они примут?Он распрямился, памятуя, что его рост производит внушительное впечатление. На нем были только джинсы, порядком износившиеся. Солнце опалило его кожу, тяжелый физический труд развил мускулы. Гладкое мальчишеское лицо приобрело выражение суровой сдержанности.Вообще-то Долф не представлял себе, как он сейчас выглядит (он походил на закаленного спортсмена), и больше всего боялся, что его можно принять за нищего оборванца, что он проигрывает в сравнении с Николасом, закутанным в белоснежный хитон, и Ансельмом в его строгом облачении.— Знаю, что я вам больше не нужен, — с достоинством отчеканил Долф. — А что вы сами сделали, чтобы завтра благополучно перевести ребят через горы? Позаботились о провизии, об их одежде, обуви, об оружии, о том, чтобы защитить их от диких зверей? Ничего вы не сделали. Только на молитвы вас и хватает. А хоть немного позаботиться о завтрашнем дне, подумать об опасностях, которые подстерегают детей в дороге, — нет, это не для вас. Этим занимался я.Кольцо слушателей все плотнее охватывало спорящих. Вновь подошедших вполголоса посвящали в суть дела. Лишь немногие испуганно сторонились, большинство ребят придвигались ближе, чтобы не пропустить ни слова. Среди них преобладали девочки и малыши: в это время дня рыбаки сидели на озере, а охотники прочесывали лесные заросли. Франк вместе со своим отрядом тоже ушел на озеро — отмывать и чистить шкуры. Охранники рассыпались по долине в поисках хвороста. В лагере оставались лишь совсем несмышленыши да те, кто готовил еду. Они-то и собирались сейчас.— Ты никогда не был нужен нашим детям, Рудолф ван Амстелвеен, — надменно произнес Николас. — Господь заботится о нас, посылая нам хлеб насущный и силы пройти через все испытания.Лица ребят приняли благочестивое выражение. Долф едва сдерживал себя.— Но при этом он предпочитает, чтобы мы рассчитывали на свои силы и побольше думали сами, — бросил он.— Еретик! — крикнул Ансельм.Вот и все. Слово, до сих пор словно бы носившееся в воздухе, наконец произнесено. Долф ответил, сохраняя невозмутимый вид:— Не пытайтесь запугать меня, дон Ансельм, вам это все равно не удастся. А дело свое я знаю: наводить порядок после того, как вы здесь наломали дров. Господь знает, что работы у меня хватает.Николас издал сдавленный вопль протеста. По его мнению, поведение Рудолфа переходило все границы. Ансельм воздел руки к небесам.— Ты поcланец нечестивого, Рудолф ван Амстелвеен, и занят ты лишь тем, что сбиваешь нас с пути праведного и мешаешь нам исполнять волю всевышнего.Ребята в испуге отпрянули. В их широко открытых глазах Долф прочитал немой вопрос: неужели он и вправду пособник дьявола?Внезапно он осознал весь ужас своего положения. Одно лишь слово Ансельма или Николаса — и сотни сбитых с толку детей, пусть даже таких малышей, как эти, набросятся на него. Но где же Леонардо со своей дубинкой? Где Каролюс? Где его верные друзья и помощники? Он вспомнил о талисмане. Зажав медальон в ладони, он поцеловал грубое изображение девы Марии.— Пресвятая Богородица покровительствует мне, дон Ансельм, — сказал он, придавая голосу угрожающие нотки. — Вы поплатитесь за оскорбления, нанесенные мне.— Не клевещи, Рудолф. Не ты ли, сговорившись со старым евреем в Ротвайле, сбыл ему монеты, которые чеканил не иначе как сам дьявол?«Пропади он пропадом, откуда ему это знать? — в растерянности соображал Долф. — Агентура у него работает исправно».— Не ты ли силою колдовских чар поджег ночью столь нужную нам повозку? — продолжал монах, возвышая голос. — И не ты ли владеешь ножом, выкованным в кузницах преисподней, ибо нож твой не боится ржавчины и не становится тупым?«Так, теперь я стал пособником дьявола только потому, что по случайности захватил с собой приличный хлебный нож. Что же дальше?» — размышлял Долф.Стараясь казаться спокойным, он словно бы пропускал мимо ушей сыпавшиеся на него обвинения. Он не сводил взгляда с монаха, но в самой глубине его души шевелился страх.— Объявляю тебя еретиком, исчадием ада. Несчастья будут сыпаться на нас до тех пор, пока ты пребываешь в стане крестоносцев, — закончил Ансельм свою обвинительную речь.В толпе пронесся шум. Николас побледнел. Он не проронил ни слова. В глазах его сверкнула радость. Хвала всевышнему, этот чужеземец с севера, успевший так навредить Николасу в глазах детей, разоблачен. Долф также молчал. Пока еще молчал. Во-первых, он полагал, что ему не одержать в споре верх над священником просто потому, что он не очень хорошо представляет себе, о чем у них тут идет речь. Во-вторых, он понимал, что его молчание вынуждает противника говорить — вполне возможно, тот допустит оплошность, которую можно будет использовать.Раздались несмелые голоса:— Рудолф ван Амстелвеен не еретик!— Он спас моего братишку!— Рудолф носит на груди икону, я сама видела, как он молится.Робкие возгласы быстро потонули в общем гомоне, но и этого было достаточно, чтобы Долф собрался с силами.Значит, не все ребята отвернулись от него.Эти голоса расслышал и Ансельм. Он желчно усмехнулся и стал обвинять мальчика в более тяжких грехах.— Ты носишь одежду, которой никто из нас не видывал. Придя к нам, ты говорил на языке, неизвестном никому из живущих на земле. Когда все заболевают, ты остаешься здоров; когда все выбиваются из сил, ты не чувствуешь усталости. Наконец, когда все засыпают, ты потихоньку выбираешься из лагеря и спешишь к потайному месту встречи. Там ты сообщаешься с самим дьяволом и его приспешниками, там ты совершаешь жертвоприношения в честь своего господина — Сатаны! Я выследил тебя, Рудолф ван Амстелвеен, я шел за тобой по пятам и видел зрелище, леденящее душу. Оно слишком чудовищно, чтобы поведать о нем этим безгрешным детям.Долф тяжело вздохнул. Противник прибегает ко лжи, а ложь — оружие слабых. Ну что ж, он даст хорошую отповедь.— Дон Ансельм, как я слышал, почтенный настоятель собора в Ротвайле назвал вас отступником и лжесвященником и вы ничего не ответили ему. Почему бы это?— Стану я отвечать на клевету! — огрызнулся Ансельм, но лицо его выдавало испуг.— А с какой стати мне отвечать на клевету? Да, я не ношу рясу, не облачаюсь в белоснежные покровы, и вдобавок у меня нет времени молиться по многу раз в день. Но это еще не повод обвинять меня в ереси, а тем более в пособничестве дьяволу. Посмеете ли вы отрицать, что это я принес детям хлебы, когда алчные ротвайльцы отказались накормить путников? Может быть, вы скажете, что не я помог им обуть разбитые ноги в мягкую обувь из заячьих шкурок? Возьмете ли вы на себя смелость утверждать, что хоть один из этих детей, напуганных вами, обвинит меня в жестоком обращении с ними, в корыстолюбии и алчности? Ну, дети, кого из вас я обидел словом или делом?— Истинно так, — раздались голоса. — Рудолф ван Амстелвеен заботится о нас, словно добрый господин.Из толпы с трудом выбрался малыш, подбежал к Долфу и схватил его за руку.— Рудолф настоящий герой! — звонко крикнул он.Это был Тисс, тот самый Тисс, напуганный медведями-великанами и не побоявшийся противоречить монаху.Симпатии ребят снова были на стороне Долфа, но Ансельм приберег про запас еще один коварный ход.— Все так, это ты накормил детей, Рудолф ван Амстелвеен. Объясни же нам, каким образом удалось всего за одну ночь испечь восемьсот хлебов без помощи твоего господина, Сатаны. Ни одному человеку не под силу…— Зато под силу пятерым, дон Ансельм. Булочник Гардульф, оба его подмастерья, Франк и ваш покорный слуга трудились всю ночь не покладая рук и обошлись без помощи сатаны, своими силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43