Африканских впечатлений должно хватить на всю оставшуюся жизнь. Когда еще советский парень за бугром побывает.— А это что, товарищ капитан? — спросил любознательный сержант. — Во-о-он, видите, какие-то бляхи на хибарах.Кондратьев засмеялся. Такие штуки он видел в Эфиопии. И не только видел, но и пользовался ими. Сейчас с помощью Агеева будто старых знакомых встретил.— Это то, на чем они жрать готовят.Они ж не совсем первобытные. Огонь им уже знаком. А это топливо. Обыкновенный коровий навоз. Они подбирают свежие плюхи, прилепляют к стенам и так сушат.— На дерьме еду готовят?Полоцкий парень был сражен. Такую лапшу даже полоцкие дуры с ушей стряхнут.— Точно, на дерьме, — кивнул капитан. — Ты, чем на это дерьмо пялиться, посчитай-ка, сколько их тут уже. С точностью до десяти человек.— Есть! — козырнул Агеев. — Всех считать или только взрослых?Капитан на мгновение задумался и сказал:— Да, дети нам статистику исказят. Негритоски непрерывно рожают, но мало кто из детей доживает до взросления. Голод, болезни, жестокое обращение. Считай взрослых. Их тут меньше половины.Взгляд сержанта пополз по лицам.Один, два, три, четыре… Господи, какие порой встречались уроды!..Тридцать два, тридцать три… Неужели и мы им кажемся уродами?.. Сто шестьдесят четыре, сто шестьдесят пять… Глаза невольно задерживались на детях лет трех-четырех. На их лицах и волосах густо сидели мухи. Триста девяносто восемь, триста девяносто девять… «Дети спасают взрослых от мух, — подумал сержант. — На нежной детской кожице мухам сидеть приятней…»Кондратьев между тем присматривал за вождем. Лопаясь от надменности, старый Нбаби давал какие-то указания соплеменникам. Над площадью вокруг кряжистого, как дуб, дерева звенели странные звуки языка народа фон.«Зуби! — воскликнул про себя Кондратьев. — Черная Венера!»Девушка вернулась с реки одной из последних. И сразу же — капитан готов был поклясться! — бросила быстрый взгляд на него.Наконец приток людей на площадь прекратился. Видно, даже самые трусливые и медлительные вернулись с реки. На небе царил пунцовый африканский закат.Площадь была черным-черна от голых тел.Казалось, в мире остались два этих цвета.Пунцовый. И черный.Вождь Нбаби воздел к гаснущему светилу руки и что-то сказал, рассыпав несколько слов-колокольчиков.Из толпы выбежал одетый в балахон негр с раскрашенным лицом. Он стал кружиться, припрыгивая и подвывая, вокруг дерева и вокруг вождя. Застучали барабаны. Они стояли здесь же под навесом из коровьей шкуры.— Что за чувак, товарищ капитан? — шепнул сержант. — Почему в материю завернулся? Чем он лучше других?— Шаман, наверно, — так же шепотом, чтобы не оскорбить религиозных чувств хозяев, ответил Кондратьев. — Впрочем, шаманы в Сибири, у якутов. Или на Чукотке. Здесь колдуны.Общее собрание народа фон рухнуло ниц как подкошенное. По чьей-то команде племя распростерлось в пыли. Перед двумя русскими десантниками. И сам вождь с надменной физиономией. И прекрасная Зуби, дочь вождя. Сержант Агеев отвалил нижнюю челюсть. Трудно быть Богом.Капитан напустил серьезный вид и сказал:— Французы на славу поработали с ними, а, Сань? Вот, блин, порядок. Белый человек — Бог. И никаких гвоздей.— Товарищ капитан, может, надо честь им отдать? Может, после этого с земли встанут?— Ну, давай отдадим, — шепнул Кондратьев. — Давай приколемся… Три-четыре!Они постояли какое-то время с ладонями у висков. Кондратьева душил хохот.Агеев запоминал все до мелочей. Скоро на полоцких девушек обрушится великий рассказчик.— Гад буду, Саня, — сказал командир. — Пока мы с тобой не упилим, они из пыли не подымутся. Французы не церемонились. Учили этих дуриков так, что в гены вошло. Через поколения передалось. Нука, сержант, слушай команду: нале-во!В расположение роты шаго-о-о-ом марш!Капитан с сержантом удалились строевым шагом. Гуськом, затылок в затылок.Над площадкой прошелестели восхищенные вздохи. Лежа в пыли, народец по имени фон, оказывается, приглядывал за обстановкой.Должно быть, французы таких почестей негритосам не оказывали. К тому же французские парашютисты не умеют ходить строевым шагом. Их обучают только одному искусству. Убивать, убивать, убивать.Лагерь за песчаной дорогой встретил запахом костра и пищи.— Где повар? — заорал Кондратьев, откидывая полог палатки-столовой. — Ужин на две персоны, живо!Откуда-то примчался запыхавшийся рядовой Врунов и заорал в ответ:— Есть на две персоны, товарищ капитан!Кондратьев уселся за стол и жестом пригласил сержанта. Солдат принес перловую кашу с тушенкой.«Уже три года, как скитаюсь по Африке, и всегда одна и та же пища — перловая каша. Как она меня достала! Эх, сейчас бы борща, — подумал Кондратьев, проталкивая в себя жесткий перловый комок. — Густого борща, да со свежей капусткой…»Агеев ковырял деликатес алюминиевой дембельской ложкой с насечками. В присутствии командира он словно стал бесплотным. Не было слышно, как жует, глотает, облизывает.Снаружи заливались цикады. На равнину валились стремительные тропические сумерки.Запихнув любимую еду в желудок, капитан мрачно взглянул на повара:— Врунов, хорош спать. Где мой компот?На столе немедленно появился концентрат из сахарного песка и сушеной малины, разведенный дурно пахнущей водой в пластиковом стакане.Кондратьев понюхал, несколько раз перевел глаза со стакана на повара, с повара на стакан. Махнул рукой. Встал. И вышел вон, вытаскивая на ходу пачку «Беломорканала». 3 По берегам реки стояли пальмовые рощи. Даже легкий бриз заставил бы огромные листья шуметь, но сейчас рощи безмолвствовали. В полном штиле пальмы казались нарисованными на фоне белого неба.— Эх, Серега, — капитан Кондратьев повернулся с левого бока на правый, — неплохо мы с тобой устроились. Не черных на уши ставим, а курортную жизнь ведем.Пальмы, понимаешь, речка…Прапорщик Иванов повернулся с правого бока на левый и буркнул:— Нашел тоже речку. Ручей. Я вот все думаю, отчего в Африке реки такие мутные, а? Я даже про наши сибирские реки не говорю. Ты возьми Волгу, Днепр. В них же вода прозрачная.Зеленая вода стремительно катилась мимо застывших пальм. Возникало чувство нереальности. Как же так? Должны же и пальмы какие-то движения производить.Но нет. В восьмистах километрах севернее экватора царил полный штиль.— Сравнил тоже. Днепр и Волга равнинные реки. Берут начало на Валдае и стекают себе потихоньку. А здесь реки с гор, вот и несутся как полоумные… Сюда бы жен наших, а, Серега? Вот бы порезвились на песочке…Прапорщик задумался. Пишет редко.Пишет редко — живет сладко. Вспомнил домашние скандалы. Утром, днем и вечером. Завтрак, обед и ужин. Хорошо бы вот так кнопочку нажать — и жена рядом. Чуть услышал, что в голосе ее закипает раздражение, — сразу — бамс! Другую кнопочку.— Пошли искупаемся, — только и ответил прапорщик.Подпрыгнув, словно дети, с гиком и гаком, вояки ринулись в воду. Река была мелкой, в самом глубоком месте едва доставала пояса. Но они так брызгались и веселились, будто попали на черноморский пляж.Набесившись, они вышли на берег и рухнули в горячий песок.— Представляешь, как негритосы линяли бы от нас по этой речке? — спросил Кондратьев. — По-моему, челноки сразу разбросало бы по берегам. Ты их плавсредства видел? Во-о-он, полюбуйся, Зоркий Сокол.Пока прапорщик всматривался в кучу пальмовых листьев на противоположном берегу, капитан зачерпнул горсть песка и бросил на белье соседа.Из-под пальмовых листьев действительно торчали какие-то бревна. Возможно, это и есть челноки туземцев.Увидав свое белье, прапорщик молча вскочил, сбегал к реке и принес ком зеленого ила. Навалился на капитана, стараясь залепить тому илом лицо.Началась эмоциональная разрядка. Она же физическая зарядка. Как это всегда бывает на любых берегах, противники скатились в воду.Мелкая-то она мелкая, да десантник человека и в чашке утопит. Скоро капитан сидел верхом на прапорщике, держал его за уши и макал лицом в воду:— Сдаешься? Сдаешься?Совсем неуставные отношения. Изловчившись, Иванов скинул командира и в свою очередь стал его топить. Шутки делались все агрессивней.Шутки шутками, но нахлебаться зеленой мути не хотелось. Собравшись с силами, капитан дернулся, изловчился и нырнул, оттолкнув прапорщика ногами.Иванов остался наедине с несущимся потоком. Солнечные лучи били в воду, но тут же словно подхватывались течением.Переламывались на самой поверхности.Река опалесцировала, меняя цвет от зеленого к коричневому и желтому. Дна не было видно даже сквозь десять сантиметров.Внезапно страшная сила ухватила под водой прапорщика за ногу. С громким воплем он рухнул на спину. В зеленую африканскую реку.— Сдаюсь! — крикнул он, высовывая голову на поверхность.Тут же прапорщик ушел под воду, а над поверхностью показалась другая голова.Африканского лешего капитана Кондратьева.— Сдаюсь! — снова вынырнул прапорщик. — Сдаюсь, чертов ты Ихтиандр!— Да, я б «Человека-амфибию» сейчас с удовольствием посмотрел, — тяжело дыша, вымолвил Кондратьев.Уставшие, они вылезли на берег и прильнули к песку. Совсем рядом послышалась незнакомая речь. Словно сотни колокольчиков зазвенели в горячем воздухе.Десантники завертели головами.Ничего себе! Оказывается, они резвились, забавляя стайку чернокожих девиц.Девицы прижимались телами к стволам пальм выше по берегу.— Вот это мимикрия! — восхитился капитан. — Помнишь, в школе проходили: есть зверьки, которые полностью сливаются с травой или деревьями? И ведь никакой тени от этих пальм. Все освещено, а если б не голоса, мы бы девчонок так и не заметили!— Так русские девушки сливаются с березами, — с неожиданной патетикой произнес прапорщик и некстати вспомнил жену среди березок десять лет назад. — Представляешь, Вася, какое мы им зрелище подарили! Показательные выступления белых медведей.Тем временем черные девицы поняли, что их заметили, отлепились от стволов и пошли к воде. Поняли, что представление белых медведей завершено.— Кажется, нам они подарят зрелище получше, — протянул капитан, не отрывая глаз от туземок.А те подходили к реке и сбрасывали свою единственную одежду — напаховые повязки. Рассыпая колокольчики слов, погружались в воду.Десантники сидели с разинутыми ртами. Закаленные африканские волки, они же белые медведи, давно знали, что у черных отсутствует присущий другим людям трепет перед наготой. И повязки — набедренные или напаховые — совершенно бесполезны с точки зрения чернокожих. Уступка белым лицемерам, не более.Последней вошла в воду девушка, которую капитан неожиданно узнал. У нее была особая стать и передвигалась она с особой грацией. Да, это, несомненно, она, Зуби, прыгунья с больших дерев, дочь предводителя жителей деревни Губигу — вождя Нбаби.Капитан представил, как подходит к Зуби, гладит ее мокрое упругое тело, трогает огромные соски, берет девушку на руки и уносит на хлопковое поле. И все это прямо сейчас, сию минуту! И все это возможно!Тут вам не лицемерные белые девицы, которых надо развлекать, поить, задаривать и задабривать. Тут царит природа.И овладевать самкой следует яростно, по-первобытному дико. «Серегу надо отослать», — подумал капитан, унимая дрожь.— На кой черт они головы бреют, а, Вась? — спросил прапорщик. — У эфиопок помнишь какие волосы были — до задницы! И в сто косиц заплетены. На этих же смотреть страшно. В «Королеве Марго», я читал, преступницам в наказание головы брили. А эти сами. Дикари-с.Иванов демонстративно отвернулся от реки. Капитану тоже пришлось отвернуться. Он делал это медленно-медленно.В Порто-Ново черные уже отведали цивилизации. Одни за деньги отдаются, другие вообще от белых шарахаются.Кое в чем эта глухомань превосходит столицу. Впрочем, вопрос Серега задал, надо признать, не пустой.— У меня есть одно объяснение, — сказал Кондратьев. — Туземцы бреют волосы, чтобы не завшиветь. Иначе бороться со вшами они не умеют. А Эфиопия… Тамошние негры, может, какими-нибудь отварами вшей выводили, а? Или там вши не живут. А что? Вот такая странная страна: негры живут, а вши — нет.Прапорщик засмеялся:— Здорово ты придумал, Вася. В самом деле. Должна же Восточная Африка чем-то от Западной отличаться. Думаешь, местные и в паху бреют? Я отсюда не разобрал…Вместо ответа капитан спросил:— Товарищ прапорщик, быстро доложите, какие виды вшей вы знаете.— Есть доложить, товарищ капитан.Вошь бывает головная, платяная и лобковая!— Так как вы думаете, товарищ прапорщик, бреют они пах или не бреют?— Так точно: бреют, товарищ капитан!Кондратьев посмотрел на часы и сказал:— Сходи-ка, Серега, в расположение.Посмотри, что там к чему.— Я, кажется, уже понимаю, что здесь к чему, — пробурчал прапорщик.Ему вовсе не хотелось возвращаться в царство мух, жары и безводья. И на негритосок, пускай даже бритых, он еще не налюбовался.— Давай, давай, Серега. Сходи, дружище.Иванов нехотя встал, медленно натянул на себя одежду, озираясь на купающихся девиц. Ему ничего не оставалось делать, как уйти.Шутки шутками, а от субординации никуда не денешься. Козыряй!Кондратьев со вздохом посмотрел вслед уходящему прапорщику.«Обиделся, — подумал он. — Ну и хрен с ним. Это армия, а не детский сад».Туземки, устав бороться с течением, выбирались на берег. Падали в песок. Кондратьев ловил на себе их быстрые взгляды.Он снова отыскал фигурку Зуби. Поразительные пропорции. Она сидела, опираясь на локти, подставив себя солнцу. Надменные ленинградки позавидовали бы изгибам ее тела.Вдруг она повернула голову. Кондратьев смутился, но виду не показал. Продолжал смотреть на девушку. Несколько мгновений Зуби не сводила с него глаз.«Черт, — выругался про себя капитан, — что это ты, парень, тушуешься? Занимаешься колониальными делами, так и веди себя, как колонизатор. Здесь же в самом деле не Питер!»Их глаза снова встретились. Вспомнив какой-то фильм об англичанах в Индии, Кондратьев довольно небрежно помахал рукой. Ко мне, мол.Девица медленно поднялась. Подружки бессовестно наблюдали, как она шла к белому офицеру. Кондратьев почувствовал, что краснеет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26