— Разреши, Вась, а? — жалобно попросил прапорщик.— Давай. Валяй. К хорошему быстро привыкаешь, да?Капитан испытал пьянящее чувство хозяина сразу после того, как младший сержант Климов с двумя рядовыми перевез товарища Хериса Ногму из штаб-квартиры Соцпартии в резиденцию.По существу, в его руках была вся страна. В плену находилось все прежнее руководство. Под охраной десантников формировалась новая власть.— Нам тоже, товарищ капитан? — спросил один из солдат.— Сидеть. А то много чести. Чем меньше белых людей ставят черномазых на уши, тем больше потом ценят каждого отдельно взятого белого человека.Прапорщик положил автомат на сиденье и спрыгнул на тротуар. Вразвалку подошел к столикам. Остановился. Надеялся, сейчас его заметят, повскакивают. И с извиняющимися лицами согнутся до земли.Куда там! Ухом никто не повел. Курят вонючий местный табак, сосут вонючее местное пиво и перекрикиваются на одном из вонючих местных наречий. Пару раз глаза черных пареньков скользнули по белому человеку и тут же попрятались.«Я ж не расист какой, — подумал Иванов. — Надо им еще шанс дать. Четче заявить о своем присутствии».По-французски прапорщик знал две фразы: «Руки за голову» и «Положить оружие». Ни одна сейчас не годилась. Еще он умел считать до десяти.— Один, — осторожно сказал прапорщик, стесняясь иностранных слов, как всякий русский. — Два, три, четыре.Пять… Шесть, семь. Восемь… Девять!Его голос утонул в оживленной болтовне чернокожих. А еще больше — в их равнодушии, которое подозрительно смахивало на издевательство.Поэтому, сказав «девять!», Иванов взялся лапищами за спинки ближних двух стульев и дернул.Два негритенка немедленно оказались на тротуаре. Беседа, если перекрикивание можно считать беседой, оборвалась. Молодые туземцы в бешенстве повскакивали со своих мест.Цветная молодежь во всем мире воспламеняется как порох. Это оттого, что нет других занятий. Нет образования, нет работы, нет денег, нет женщин. Остается воспламеняться.Буфетчик, продолжавший сгибаться пополам, скосил глаза и в ужасе наблюдал происходящее. В нежном возрасте он попал под горячую руку одному французскому туристу и запомнил это до гроба.Прапорщик метнул в группу молодежи один стул. Трех парней опрокинуло, будто это был не обычный уличный стульчик, а тяжеленная сибирская лавка.Держа другой стул за ножку, прапорщик принялся избивать гоп-компанию. От души, в полный замах. Ритку вспомнить — это почти с нею побывать. Хрясь, хрясь, хрясь.Раззудись плечо, размахнись рука. Вот наслаждение. Того, кто пытался удрать, Иванов доставал ногой. Хряп, хряп, хряп.Из джипа доносился дружный гогот сослуживцев.— Я вас научу белого человека уважать, — приговаривал прапорщик, — я вас, черномазиков, заставлю родину любить.Иванов превратился в машину для нанесения ударов. Стул развалился.Несколько страшных ударов прапорщик нанес оставшейся в руке ножкой, но и она разлетелась пополам на чьей-то черной голове.Два молодых дагомейца уже не делали попыток подняться. Еще семеро кружили вокруг прапорщика, как собаки Павлова без мозжечков. Поводя мутными глазами, они пытались найти безопасное место.Иванов разошелся, словно в зале на тренировке. Нож он заметил в ту же секунду, когда лезвие блеснуло в руке одного из парней.— От презерватив! — искренне изумился прапорщик и зло сплюнул на землю.Он уже работал голыми руками. Раздалось несколько сочных сокрушительных ударов. Трое черных парней рухнули как подстреленные. Будто у прапорщика не кулаки, а две кувалды.Еще трое решили не ждать, когда свирепый белый дядя угостит их сотрясением мозга. Юноши упали сами.Парнишка с ножом стоял спиной к перилам.«Это сейчас у тебя жалкий вид, — подумал Иванов. — Ночью с тобой лучше не встречаться. Иначе зачем тебе ножик?»Не делая никаких обманных финтов, прапорщик крутнулся вокруг своей оси на левой ноге. Против часовой стрелки. Подтягивая к животу правое колено.В тот же момент он крутнулся в обратном направлении. По часовой стрелке.Правая нога распрямилась, как пружина. Мелькнув в воздухе, крепкий десантный ботинок снес с набережной Прогресса паренька с ножом.Паренек взмыл над перилами и, раскинув руки, с диким воплем улетел вслед за нехитрым своим оружием. В зеленую африканскую воду.Уффф, жарко. Иванов достал платок.Вытер разгоряченный лоб. Отвел душу.Ритка, сука. Мучительница. Уходить надо от нее. У-хо-дить.Туземная молодежь не шевелилась.Прапорщика нисколько не смущало это обстоятельство. Он был уверен, что никого не убил.Инструкторы рукопашного боя добросовестно вдолбили ему премудрости своего дела. Если противник после удара не подает признаков жизни, вероятность того, что он действительно потерял сознание или мертв, равна в среднем пяти процентам.Просто в каждом человеке силен инстинкт самосохранения. Каждый надеется: вот полежу не шелохнувшись, глядишь, и оставят в покое. Глядишь, и насмерть не забьют. Принцип «лежачего не бить» полностью вырос из этого инстинкта.С удовлетворением окинув напоследок место побоища, прапорщик не спеша зашагал к своим. Они потешались, обсуждая эпизоды только что завершившегося спектакля.Тут-то и произошло то, что давно должно было произойти. Буфетчик так низко склонился в прощальном поклоне, что рухнул наконец вниз головой.Деревянные ящики, из которых был составлен прилавок кафе, рассыпались. Опрокинулась и тележка со льдом, в которой плотными штабелями лежало пиво.Джип заурчал мотором фирмы «Рено».Прапорщик взял свой автомат и уселся со словами:— Уфф… Даже вспотел!Пожав потную лапищу старого друга, капитан Кондратьев тронулся вперед. Работа, работа и еще раз работа — вот главное для мужчины.Сотни черных глаз с ужасом и восторгом смотрели вслед новым хозяевам Порто-Ново из окон соседних домов. Жертвы прапорщика Иванова отрывали от горячего родного асфальта разбитые лица. Они тоже смотрели вслед.Со страхом и ненавистью.
21 Седовласый аристократ Нбаби сжимал в руке копье. Есть еще порох в пороховнице! Вождь еще долго намеревался вести свое племя от победы к победе, прежде чем ему придется разделить участь всех стариков народа фон. Всех, кого обошла стороной естественная погибель.«Меня еще, может, слон растопчет, — с надеждой подумал Нбаби. — Или лев разорвет».Вождя отовсюду окружали черные бойцы. Цепь залегла в мангровых зарослях.В том месте, где из ила трудно вытаскивать ноги. У самой реки.Если вообразить на реке, допустим, рыбацкую лодку, то рыбак долго бы водил глазами по берегу, но не заметил бы многочисленный отряд Нбаби. Черная кожа совершенно слилась с черным илом.Не заметило охотников и стадо, прогрохотавшее внезапно водопойной тропой.У людей заколотились сердца. Либерийские бегемоты! Диетическое мясо!Животные были так близко, что взлетевшие из-под копыт кляксы ила долетели до некоторых воинов.Стадо, не сбавляя хода, ввалилось в зеленую воду. Бегемоты стали с наслаждением пить и плескаться. Они напоминали очень больших свиней.Таких здоровенных хрюшек, каких даже на Выставке достижений народного хозяйства в Москве не сыскать. Ни в павильоне Украины, ни в павильоне Белоруссии, ни даже в павильоне Литвы.Воины замерли в ожидании команды.Все взоры устремлены на вождя.Вот Нбаби поднял большой палец левой руки.Копьеносцы остались лежать, а лучники медленно, чтобы не шуметь, приподнялись. Встали на одно колено.Вождь поднял указательный палец.Копьеносцы отлипли от вязкой почвы, уперлись в нее руками. В любой миг готовые вскочить. Помчаться. В таких позах они отдаленно походили на чернокожих бегунов перед стартом олимпийской стометровки.Вождь поднял средний палец.Лучники принялись натягивать тетивы.Эти луки были в человеческий рост и снаряжались полутораметровыми стрелами.Если бы речь шла об обычных бегемотах, всех мужчин деревни Губигу во главе с их племенным аристократом следовало бы направить в единственный дурдом Дагомеи. Лечиться от мании величия.Обычный бегемот весит до трех тонн.Длина его до четырех с половиной метров.Высота чудовища около полутора метров.Стрелы он боится только в глаз, а глаз крохотный и полуприкрыт многослойным веком. Толстенную шкуру бегемота человеческая рука с помощью лука пробить не в состоянии.Бегемот либерийский во много раз мельче обычного. Поэтому его еще называют «гиппопотам карликовый».Вождь расправил левую ладонь.Десятки стрел устремились к ничего еще не подозревающим целям.В следующее мгновение раздались крики раненых. Будто где-нибудь в белорусском колхозе мужики решили разом перерезать все свиное поголовье.В воде поднялся страшный переполох.Бегемоты не знали: то ли искать спасения в мангровом лесу, то ли пускаться вплавь на противоположный берег.С неимоверными усилиями выдирая ноги из липкой грязи, к ним неслись копьеносцы. Далеко над рекой разносились боевые кличи народа фон.Животные и люди вздымали тучи брызг.Зеленая вода сперва порозовела, затем покраснела. Большая часть либерийских карликов, конечно, разбежалась.Тем с большим ожесточением навалились люди на оставшихся зверей, в телах которых застряли стрелы. Одного за другим пронзали иззубренные метровой длины наконечники копий.Всадив копье, охотники старались извлечь из удачного удара максимум пользы и, напрягая все мышцы, проворачивали широкие плоские наконечники во внутренностях своих жертв.Скоро отряд выступил в обратный путь.Впереди со здоровенными ножами, какие в Латинской Америке называют мачете, двигались два амбала.Те самые, которые заменяли в Губигу все силовые структуры, вместе взятые. Размахивая ножами, они безжалостно рубили просеку в уникальном мангровом лесу. Наносили ущерб окружающей среде.Следом за амбалами шел, вальяжно опираясь на копье, вождь Нбаби. Сегодня он показал всем недругам свою мощь. Даже лично прикончил одного бегемотика.За племенным аристократом длиннымпредлинным караваном плелись недавние лучники и копьеносцы. Сейчас оружие крепилось к их спинам. Охотники, сгруппировавшись по двенадцать человек, сжимали ручки огромных носилок. На каждых носилках лежало по гиппопотаму.Нбаби был чрезвычайно доволен собой.Много лет назад задумал он покончить с отвратительной практикой разделки бегемотов непосредственно на илистом берегу. Мясо при этом так перемазывалось илом, что он скрипел на зубах даже после варки.Поэтому за день до охоты вождь приказал нарезать множество пальмовых ветвей.Каждый охотник принес в мангровый лес по целой охапке. Когда появилась добыча, сделать из этих ветвей носилки людям фон не составило труда.Трудно было тащить туши в несколько центнеров весом. Ноги расползались, руки отрывались. Зато вся деревня будет есть чистое мясо.Впрочем, до самой деревни переть лишний вес никто и не собирался. Разделочную площадку устроили, едва кончился мангровый лес. Прямо в зарослях слоновьей травы.На том самом месте, где год назад стоял «Урал» советской десантной роты. На том месте, где капитан Василий Кондратьев с прапорщиком Сергеем Ивановым устроили веселый пикник с тушенкой, лососем и разведенной спиртяшкой.Поздно вечером, валясь с ног от усталости, но испытывая чувство глубокого внутреннего удовлетворения, охотники вернулись в деревню.Их высыпали встречать все — от мала до велика. Во главе процессии гордо выступал седовласый вождь. Пылали факелы.На площади горели костры. Вокруг скакал колдун Каллу, бросал в огонь какие-то сушеные травы и скороговоркой читал заклинания.Дойдя до племенного дерева, Нбаби остановился и подождал, пока площадь заполнится людьми.— Умби, — сказал племенной аристократ. — Буду делить мясо. Каллу!Произведя все приличествующие случаю прыжки, произнеся все подобающие слова, спалив на кострах по кусочку парной бегемотины для каждого из племенных богов, главный колдун наконец объявил:— Все боги приняли малые жертвы. Боги одобрили сегодняшнюю охоту. Боги разрешают употреблять это мясо в пищу!Раздались громкие ликующие возгласы.Они теперь долго не стихнут — эти славословия в адрес богов, вождя, колдуна и наиболее отличившихся охотников.Все племя стихийно распределилось по гигантским хороводам. Эти хороводы концентрическими кругами охватили центр площади: развесистое, похожее на дуб, но не дуб, дерево, костры, колдуна Каплу, вождя Нбаби и его верных амбалов.Они-то, эти амбалы, и оказались теперь в центре внимания. Люди приплясывали и кружили, положив правую руку на плечо соседа. Под навесом гудели два там-тама: в дни малых праздников они заменяли десять барабанов.Смотрели люди народа фон не на соседей по хороводам. Глаза жителей устремлены были в одно место на площади. А именно — на пальмовый настил между обоих костров.Там чернокожие богатыри страшными ножами-мачете окончательно разделывали бегемотину, подчиняясь командам вождя.Так собака готова сколько угодно наблюдать, как хозяин разделывает окорок.Тем более у бегемотиков окорочка что надо.В свой пальмовый дом вождь вернулся далеко за полночь. Поразился тишине. Подождал, пока утомленные глаза свыкнутся с темнотой. Ни младшей дочери Зуби, ни ее крохотного сына Кофи не было. Нбаби почувствовал, как что-то нехорошо екнуло у него внутри.Он выбежал на улицу. Народ устало и довольно расходился на ночлег. В одной из соседних лачуг люди уже ворочались, устраиваясь поудобней.Вождь отодвинул полог и заорал в черную щель:— Гьямба, старая сука, где ты там?!В ответ раздался испуганный голос:— Я здесь Нбаби, здесь!— Вылазь, — коротко распорядился вождь.Из лачуги выбралась старая женщина — та самая, что три месяца назад присматривала за рожающей Зуби.— Где малыш Кофи?— Здесь, Нбаби, тоже здесь. Его весь день кормила моя дочь. У нее всегда полно молока. Твой внук спит.Старая Гьямба удивилась, что после ее ответа вождь еще более разволновался.— Где Зуби?— Не знаю, — пролепетала женщина. — А Кофи спит…— Это я слышал! Когда ты видела Зуби в последний раз?— Утром, Нбаби, утром! Твоя дочь принесла твоего внука.— Зачем?— Она сказала, что идет за кореньями…— С кем она ушла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26