И пить вместе с энергичной хозяйкой. Наливать и пить. Наливать и пить.Они разошлись за полночь. Винтами.Цепляя и опрокидывая все на своем пути.Кофи своротил ведро, стоявшее под рукомойником. Старушка шлепала по луже и повторяла, доказывая что-то своему мужу:— Осень, батюшка, осень…Не дожидаясь, пока черный гость отыщет нужную дверь, Любовь Семеновна подняла ведро, присела над ним и задрала юбку.Уже из комнатки, где храпел Борис, Кофи обернулся на странный звук. Так струя звенит о полый металл. Даже когда население Губигу проживало в пальмовых хижинах, при малой нужде люди выходили к околице. Там, в сторонке, делали свои дела.Кофи было невдомек, что русские писают в ведра под рукомойниками из-за сурового климата. Ну какой дурак в мороз пойдет в сортир на край огорода? А если в мороз не пойдет, то и в дождь. А если в дождь, то и в ясную, теплую погоду.К хорошему быстро привыкаешь.Изумление увиденным отняло последние силы молодого вождя, и донести себя до железной и такой желанной кровати он уже не сумел. Рухнул как подкошенный на пол. Уснул еще в падении.Наутро гадко моросил дождик. Борис встал первым. Некоторое время изучал распростертое на полу тело друга. Перешагнул через него и прошел в горницу.Брезгливо переступая через разлитые помои, подобрался к печке. Заглянул на лежанку. Там была лишь смятая рогожа, да сладко спали две кошки.Поеживаясь, в одних трусах, вышел на крыльцо. Не спускаясь со ступеней, пописал на темно-зеленую стену дома. Вспомнил шлюшку в цыплячьем сарафане в особняке Димыча. До чего ж хороша, чертовка!Несмотря ни на что…Из будки выбрался Тузик поприветствовать молодого хозяина хвостом. Распахнулась дверь и едва не сшибла полуголого Борю Кондратьева. Он, в свою очередь, едва успел поправить трусы.— Доброе утро, бабушка!— Ой, Борька, ой, стыд какой! Я ж курей еще не кормила! А в горнице какой срам! Сейчас, сейчас…Старушка бросилась в курятник. Борис вернулся в дом. Попытался растолкать Кофи. Тот лишь что-то мычал.«По крайней мере жив, — подумал Борис; он заметил, сколько осталось самогона в трехлитровой банке, которая к началу ужина была полной. — После такого зверского эксперимента и коньки откинуть недолго».Студент сходил в сени, зачерпнул ковшиком воды из питьевого ведра, перелил в большую алюминиевую кружку. Опустил ее возле черной головы друга.Скоро Борис, закутанный в дедов плащ, греб в лодке по направлению к поставленной вчера сети. Может, дед решил пошутить? Вытащил из сети всю рыбу, а скажет, что он это за ночь на удочку наловил.Борис принялся вытягивать сеть… Есть!Есть рыба! Тут и там в ячейках били хвостами красноперки, плотвички, подлещики и караси. Борис складывал их на плоское дно лодки. Медленно двигаясь вдоль сети, напевал шаловливый рефрен: «Рыба есть, а деда нету, рыба есть, а деда нету…»Улов пришлось сложить в здоровенный полиэтиленовый мешок. Сгибаясь под его тяжестью, Борис миновал калитку и увидел в саду своего чернокожего друга. Тот с трудом стоял, прислонившись к яблоньке.По черному лицу лениво текли капли дождя.Завидев Бориса, Кофи дернулся ему навстречу. Оттолкнулся спиной от ствола.Одно за другим сорвались с верхних ветвей два крупных яблока.Первое упало Кофи точно на макушку.Второе в тот же миг шандарахнуло по темечку. Гражданин Бенина с глухим стоном повалился в мокрую траву. Обхватил руками бедную головушку.Борис не выдержал, скинул мешок с рыбой и стал xoxoTaib.— Ой, не могу, — орал он, — бабуля, иди посмотри, твоего собутыльника яблоками зашибло… Он, не могу… А если б кокос упал, а, Кофи?Потом помог другу подняться.— Спасибо, — попробовал произнести Кофи, но губы ссохлись и вышло неразборчиво.Молодой вождь лишь хотел напомнить, что кокосы растут не в Африке, а в Южной Америке.— Пойдем рыбу чистить и солить. Самая мужская работа. А потом дома в духовке на маленьком огне с открытой дверцей подсушим. Получится отличный корм. Горячего копчения.— Ой, какой улов! — всплеснула руками Любовь Семеновна, пробегая из курятника в сарай. — Вот молодцы, вот добытчики… Ну что, деда не видал?— Нет, — хмуро мотнул головой Борис и помрачнел. — Куда он мог деться?— От паразит! Небось опять у Пашки заночевал. Вот ведь повадка лисья. Не предупредит никогда, потому что знает: не пущу.— Что за Пашка еще?— Да Петрухин этот, не помнишь? Павел Исидорович, учитель.— А, учитель русского языка и литературы! Из васнецовской школы?— Ну конечно! — Любовь Семеновна радостно закивала. — Сходил бы ты к нему, Боренька.— В школу, что ли?— Ну какая школа, еще ж каникулы!— А, блин! Точно, — сказал Борис. — Сейчас рыбу расковыряем, и схожу.. — Никакой рыбы! Сперва за стол, живенько! — приказала Любовь Семеновна и умчалась.Сидя на траве, Кофи Догме с ужасом смотрел ей вслед. Она пила с ним рюмка в рюмку. Он был словно полон жидкого металла. Голову сверлила тупая боль.После яблочной бомбардировки голова просто раскалывалась. Вчерашний день вспоминался кошмарными обрывками, как фильм ужасов.Борис помог другу подняться и вручил покушавшиеся на его жизнь яблоки:— Держи. Поешь кисленького. Очень помогает. Хотя, если честно, клин можно вышибить только клином.За завтраком все выпили по две стопки и повеселели. Остатки мутной жидкости плескались на дне трехлитровой банки.Особое облегчение испытал Кофи. Правда, первая порция самогонки не пошла, и он метнулся за дверь с полным ртом.Вторую порцию помог проглотить Борис. Он щелкал пальцами высоко над столом и кричал:— Смотри, Кофи, смотри, вот птичка выскочила! Вот птица полетела… Вот птица пролетела, и ага!Когда пьешь яд, лучше думать о чем-7о отвлеченном. О пролетающей над головой птице. Или о полете над гнездом кукушки.Главное — не думать о том, что пьешь яд.Иначе инстинкт самосохранения выпихнет этот яд наружу.После завтрака парни уселись на завалинку потрошить рыбу. Немедленно сбежались все васнецовские кошки. Им не было дела до цвета кожи необычного гостя. У кошек на уме было только одно.Зато Тузик на рыбу даже не посмотрел.Он не сводил глаз с молодого вождя и скалил желтоватые клыки. Кофи орудовал длинным кривым ножом в рыбьих кишках и все более приходил в себя.Мелкие капли дождя падали на раскаленную вчерашним и сегодняшним самогоном голову. Было странно, почему капли не шипят.— Это кого я потрошу? — спрашивал молодой вождь.— Это красноперка, — пояснял Борис. — Видишь, плавники красные?— Угу, — кивал черный друг. — А это?— А это карась. Его мы бабуле на жаренку отдадим. Пальчики оближешь!— Борька, а почему твоя бабушка не пускает твоего дедушку к его другу… ну, к учителю? Почему дед вынужден тайно убегать из дому?Разделывая очередного подлещика, Борис задумался. Если у супруга отнять право держать и не пущать, то что останется от семьи?— А у вас в семьях разве не так? — Борис решил уйти от ответа, прикрывшись вопросом.— Ну, ты сравнил… задницу с пальцем! — в очередной раз выказал блестящее знание русского фольклора Кофи. — Нет, конечно. В свободное время у нас общается кто с кем хочет.— Что, и замужняя женщина может перепихнуться с женатым мужчиной, и за это им обоим ничего не будет?— Чего-чего сделать?— Ну, Кофи, мне за теоя стыдно. Поговорками нашими сыплешь, а простых слс-j HS понимаешь.— Да, мы таких словек не прохода ли, — серьезно сказал молодой вождь.— Перепихиваться означает делать динь-динь, — нашелся Борис.— А, динь-динь! Так бы сразу и сказал, — обрадовался Кофи Догме. — Женщине и мужчине ничего, как ты говоришь, не будет. Неприятности будут у тех, кому они изменили.— Как?!У Бориса отвалилась челюсть. Застыла в воздухе перепачканная потрохами рука с ножом.— Ну, у нас считают, что человек находит партнера вне семьи тогда, когда в семье ему не хватает динь-динь. В этом никто не видит ничего плохого. Только посмеиваются над теми, кто не в силах удовлетворить супруга. Иногда дают им обидные прозвища.Борис снова крепко задумался.— А вот представь, что жена застукала мужа с другой женщиной. Где-нибудь под пальмой, — медленно произнес Кондратьев-младший. — Неужели постоит, посмотрит и уберется восвояси?— Застукала? — спросил сам себя Кофи, вспоминая все значения этого слова. — Если застукала, может и в драку полезть. Но когда драку будет разбирать племенной суд, он не примет сторону жены.— А кто входит в состав вашего суда?— Я, — твердо ответил Кофи.— А сейчас, когда ты здесь?— Старший из моих двоюродных братьев. Но поскольку он лишь заместитель вождя, то не имеет права судить единолично. Он делает это вместе с главным колдуном.Борис швырнул кошкам случайно попавшего в мешок ерша и задумчиво спросил:— А как их зовут?— Кого?Кофи тоже расправился с последней рыбкой и вытер нож о траву.— Брата и колдуна.— Уагадугу. Уагадугу и Каплу.Борис кивнул:— А, понятно… Ладно, дружок. Будь добр ополоснуть мешок. Вон, из бочки с дождевой водой. А я схожу к этому… Бабуль, как его имя-отчество?Из сарая показалась замотанная платком голова Любови Семеновны:— Чье, Боренька?— Да этого, дедова друга. Учителя!— Петрухина, что ль? Павел Исидорович!Голова скрылась в сарае.— Слыхал, Кофи? Исидорович! Хрен запомнишь. А ты со своим Уагадугу… Бабуль, я дом-то его не помню точно! Кажется, после водокачки. Но вот какой: второй или третий?На этот раз Любовь Семеновна выбралась из сарая вся. И даже с вилами в одной руке. Другой рукой она указала на краснокирпичную башню водокачки:— Вон, видишь, сперва черепичная крыша, там зять президента АО «Заря» живет. После, видишь, шиферная, это дом главного зоотехника АО. Видишь?— Ну вижу! — сказал Борис.Кофи Догме, болтая в мешке воду, внимательно проследил за направлением их внимания. Тузик, злобно урча, не спускал глаз с черного человека.— А следующая, третья, и есть крыша Петрухина.— Это под рубероидом которая?— Точно, Боренька, точно. Течет она у Пашки. Плесень на стенах…— Ну, я пошел, бабуль… Ах да. Бабуля, дай этому черномазому крупной соли.Рыба ж пропадет.— Внучек ты мой дорогой! Ну разве можно так о своем друге? Как у тебя язык поворачивается?Борис даже улыбнулся:— Богемный человек необидчив. Обидчивы ничтожества, а с ними скучно.— А если я не богемный? — буркнул Кофи.— Тем более будем тренировать. Надо стремиться стать богемным. Я ведь не обижусь, если ты меня назовешь «беломазым»!Не сказав больше ни слова, Борис Кондратьев открыл калитку. Кофи вылил грязную воду из мешка и проводил взглядом фигуру друга в большущем желтовато-зеленом плаще. Который на самом деле был советской офицерской плащ-палаткой.Немало имущества перетаскал в дом отца Василий Кондратьев. Прежде чем дослужился до должности командира полка спецназа.Прежде чем покинул родную армию в звании полковника.
40 Промокший Кофи Догме сидел, прислонясь спиной к печи, и лязгал зубами от холода, когда вернулся Борис. Лицо его было мрачнее тучи.— Ну что? — спросил вождь.— Не знаю, — отрезал Борис. — Где бабуля?— Здесь я, Боренька, здесь.Надтреснутый старушечий голосок послышался прямо из-под грязных Борисовых сапог. Борис отскочил. Бабуля выбиралась из подпола с пустой банкой в руке.— Петрухин ничего не знает, — выпалил Борис. — Дед к нему не заходил с прошлой пятницы.— Ойк!Любовь Семеновна издала странный звук, закрыла ладошкой рот и медленно опустилась на пол. Банка вывалилась из руки и покатилась к чернокожему гостю.Ноги бабушки свешивались в темную пасть подпола. На них были валяные старушечьи сапожки, которые только и можно было купить в обувных магазинах при Советской власти. Запахло истерикой.— Не надо, бабуль, — попросил Борис. — Может, он еще к кому мог зайти?— Не-е-е-ет, — затрясла головой в платке Любовь Семеновна. — Не-е-е-ет!.. Раньше к Мишке-леснику захаживал, да Мишка тот уж семь лет как преставился.Она разрыдалась. Борис смотрел молча, не зная, что предпринять.— Может, в милицию? — предложил Кофи.Он уже немного согрелся и перестал клацать зубами.В милицию? Ближайший милицейский пункт за восемь километров от Васнецовки, на центральной усадьбе АО «Заря». Восемь километров под дождем. А что делать? Где дед? Куда пропал? Нет ответа.Для того и придумали государство, чтоб помогало гражданину находить ответ, когда сам он это сделать уже не в состоянии.— Точно! — решил Борис. — Бабуля, не плачь. Я пошел в Бездымково. Ты, Кофи, оставайся. Мало ли в чем помощь потребуется… Да, чуть не забыл. Этот учитель зайти обещал.Дверь за Борисом Кондратьевым захлопнулась. Любовь Семеновна продолжала рыдать. При этом она что-то причитала, но Кофи, и без того плохо понимающий деревенскую речь, не мог ничего разобрать. Просто сидел повесив голову.Во дворе радостно залаял Тузик.Скоро в сенях послышался шум и стариковский басок:— Эй, Семеновна, где ты там? Любаня, а, Любаня!Сени распахнулись, и на пороге вырос учитель русского языка и литературы васнецовской девятилетней школы Петрухин Павел Исидорович. Собственной персоной. Прямо перед ним на фоне беленой русской печки сидел черт.— Аааааааааааа!!! — заорал Павел Исидорович. — Аааааааааа!Он тут же повернулся бежать. Вчерашний опыт свидетельствовал, что от черта можно удрать даже в семь с половиной десятков лет.Этот вопль и это бегство заставили Любовь Семеновну умолкнуть. Она бросилась вдогонку. Кофи перешел в соседнюю комнатку — там он сегодня спал на полу вдребезги пьяный. Он не стал закрывать за собой дверь полностью.Старички скоро вернулись. До Кофи доносилось их запаленное дыхание. Которое правильнее назвать одышкой.— Куда ж он подевался? — с трудом выговорил наконец учитель Петрухин. — Исчез? Исчез! Точно черт! Чур меня, чур меня…Он стал суетливо креститься. Любовь Семеновна на миг даже перестала думать о пропавшем муже.— На-ка, успокойся. — Старушка протянула Павлу Исидоровичу стопку с огненной жидкостью, другую стопку опрокинула для собственного спокойствия и произнесла целую речь: — Да ты что, Паша? Из ума на старости лет выжил? Вспомни, как ты в тридцать шестом в комсомол вступал! Тогда у нас с тобой одна вера была: в светлое будущее всего человечества, в великого вождя народов товарища Сталина! А в партии сколько лет вы с Костей бок о бок, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26