– Но зато у вас, наверно, большой опыт.– Нет, не очень большой, по правде говоря. Я не так уж часто хожу на танцы.– Ну, значит, мы сможем посидеть вместе и поболтать.«Не слишком ли много я себе позволяю? – подумал он. – Не следовало так говорить».– Если я там буду.– Да, конечно, если будете.Наступила пауза, как всегда, предшествующая прощанию. Диксону стало грустно. Он только сейчас сообразил, что она вообще едва ли попадет на бал, хотя сама еще и не подозревает этого. И, значит, также мало вероятно, что ему доведется увидеть ее еще когда-нибудь. И обидно было думать, что все это зависит от Бертрана – от его честолюбивых, деловых, светских и любовных замыслов.– Еще раз спасибо за помощь.– Пустяки. Я очень хочу, чтобы вы приехали сюда в субботу.– Я тоже. Ну, до свидания. Значит, вы позвоните мне попозже?– Возможно. До свидания.Он откинулся на спинку стула и надул щеки, стараясь представить себе ее. Она, конечно, сидит сейчас, как всегда, очень прямо на своем конторском стуле – как военный писарь, которому прибывший с инспекторским визитом маршал авиации бросил: «Продолжайте работать». А быть может, все совсем не так? По телефону было как-то на это не похоже. Она говорила проще, непринужденнее – так, как в те минуты, когда они сражались с одеялами. Впрочем, это телефонное Дружелюбие могло быть обманчивым и объяснялось просто тем, что он не мог ее видеть во время их разговора. Но, с другой стороны, ее суровость, быть может, тоже в какой-то мере обманчива? Просто у нее такой вид. Он полез в карман за сигаретами, и в эту минуту в дверях показался Джонсе ворохом бумаг. Верно, подслушивал?– Разрешите вам помочь? – с преувеличенной учтивостью спросил Диксон.Джонс понял, что, хочешь не хочешь, надо что-то сказать.– Где он?Диксон заглянул под стол, выдвинул верхний ящик, порылся в корзине для бумаг.– Здесь его нет.На желтом, как сыворотка, лице не дрогнул ни один мускул. – Я подожду.– А я уйду.Диксон вышел, решив позвонить Уэлчам из профессорской. Проходя через вестибюль, он услышал голос Маконочи:– Да, да, он здесь, мистер Мичи.Диксон скорчил рожу. На сей раз это был «эскимос», для чего требовалось растянуть лицо в ширину и сделать его елико возможно короче, а также убрать шею, втянув ее в плечи. Приведя этот фокус в исполнение и пробыв в таком состоянии несколько секунд, Диксон обернулся и увидел приближавшегося к нему Мичи.– А, мистер Диксон, надеюсь, вы сейчас не очень заняты?Диксон прекрасно понимал, что Мичи прекрасно понимает, в какой мере может быть сейчас занят Диксон. Он ответил:– Нет, не очень. Чем могу быть полезен?– Два слова насчет вашего специального курса в будущем году, сэр.– Да?Пока что ухищрения Диксона давали, в общем, довольно положительные результаты: три хорошенькие студентки, которых он старался заполучить для своего курса, проявили на последнем обсуждении несколько повышенную, по сравнению с прежней, «заинтересованность», в то время как «заинтересованность» Мичи хотя и не уменьшилась, но, во всяком случае, и не возросла.– Может быть, мы прогуляемся немножко по газону, сэр? Как-то жалко оставаться в помещении в такой превосходный день, не правда ли? Так вот, относительно ваших лекций, сэр. Мисс О'Шонесси, мисс Мак-Корковдейл, мисс Рис Вильяме и я очень внимательно ознакомились с ними, и, по-видимому, дамы пришли к заключению, что материал довольно трудноват. Я сам лично этого не нахожу. Я пытался им объяснить, что было бы просто бессмысленно браться за такую тему без известной подготовки, но, боюсь, не сумел их убедить. Женщины более консервативны, нежели мы. Они чувствуют себя уверенней, имея дело с таким материалом, как, например, «Документы» мистера Голдсмита. Там они твердо знают наперед, на что могут рассчитывать.Диксон тоже был совершенно в этом убежден, но не мешал Мичи жужжать у него над ухом. Под жарким, слепящим солнцем они прошли по вязкому асфальту к газону перед главным зданием. Уж не собирается ли Мичи сообщить ему, что три хорошенькие студентки бьют отбой, а он сам совсем наоборот? Тогда придется принять все меры – вплоть до противозаконных, – лишь бы как-нибудь от него избавиться. С трудом удерживаясь, чтобы не взвыть, Диксон сказал:– Что же, по-вашему, должен я предпринять?Мичи взглянул на него. Узенькая полоска его усов казалась сегодня чуть-чуть шире, чем обычно, шелковый галстук был безупречно подобран в тон светло-коричневой рубашке, бледно-лиловые брюки мягко колыхались при ходьбе.– То, что вы сами найдете нужным, сэр, разумеется, – сказал он с оттенком учтивого удивления.– Посмотрю, нельзя ли там что-нибудь сократить, только едва ли, – сказал Диксон почти наугад.– Не думаю, чтобы вы могли без труда чем-нибудь пожертвовать, мистер Диксон. Меня, во всяком случае, привлекает именно широта охвата темы.Ну вот это по крайней мере было важным сообщением. Теперь стало ясно, к чему следует стремиться: сузить тему, свести ее, так сказать, к геометрической точке, имеющей положение в пространстве, но не имеющей протяженности.– Ладно, так или иначе, я просмотрю тезисы еще раз. Поглядим, нельзя ли оттуда что-нибудь убрать…299– Очень хорошо, сэр, – сказал Мичи таким тоном, каким говорит начальник штаба, готовясь привести в исполнение невыполнимый план операции, предложенный генералом. – Вы дадите мне знать, когда… Или, быть может, я…– Я погляжу их сегодня вечером, а завтра утром мы с вами побеседуем, если это вам удобно.– Разумеется. Не могли бы вы зайти в гостиную второго курса часов в одиннадцать? Я приглашу туда дам, и мы выпьем по чашке кофе.– Превосходная мысль, мистер Мичи.– Благодарю вас, мистер Диксон.После обмена этими полувикторианскими, полуэстрадными любезностями Диксон отправился в профессорскую гостиную, где уже не было ни души, и сел к телефону. Все, что могло так или иначе заинтересовать Мичи, должно быть беспощадно изгнано из его тезисов, даже – или, вернее, особенно – то, без чего невозможно было обойтись. Не все ли равно? Быть может, ему и не придется читать эти лекции. Но если так, что ему за дело до Мичи и до трех хорошеньких студенток? Какая разница, проявляет кто-нибудь из них «заинтересованность» или нет? Диксон глубоко вздохнул и взял трубку.Дальше все произошло неожиданно быстро. Хотя – ему ли этого не знать! – дозвониться от Уэлчей в город было не так-то легко, сами Уэлчи возникали на проводе с ужасающей быстротой. Не прошло и полминуты, как он услышал голос миссис Уэлч.– Силия Уэлч слушает.От неожиданности у него слова застряли в горле – погруженный в свои новые заботы, он совсем позабыл про миссис Уэлч. А, впрочем, чего он испугался? И он сказал довольно непринужденно:– Не могу ли я попросить к телефону профессора Уэлча?– Это, кажется, мистер Диксон? Сейчас я позову мужа, но прежде, если вы не возражаете, мне хотелось бы узнать, что вы сделали с одеялами и простыней, когда…Диксон с трудом удержался, чтобы не застонать. И в это мгновение взгляд его расширенных от ужаса глаз упал на номер местной газеты, лежавшей на столе. Не успев даже подумать, он сказал, округляя губы и вытягивая их далеко вперед, чтобы изменить голос:– Нет, миссис Уэлч, это, должно быть, какое-то недоразумение. Говорят из «Ивнинг пост». Среди наших сотрудников нет никакого мистера Диксона, могу вас заверить.– Ах, ради Бога, извините. Ваш голос сначала был так похож… Какая нелепость!– Я понимаю, миссис Уэлч, я понимаю.– Я сейчас позову мужа.– Видите ли, собственно говоря, мне хотелось бы поговорить с мистером Бертраном Уэлчем, – сказал Диксон и радостно улыбнулся собственной хитрости – насколько, впрочем, позволяли выпяченные губы. Еще несколько секунд, и весь этот ужас будет позади.– Видите ли, он… Обождите минутку. – Она отошла от телефона.«Отступать нельзя», – подумал Диксон. Сейчас миссис Уэлч отправилась выяснять, где обретается Бертран, а это именно то, что нужно знать Кристине Кэллегэн. Теперь он сможет позвонить и сообщить ей это. Да, отступать нельзя ни при каких обстоятельствах.Одно из обстоятельств уже приняло форму хорошо знакомого голоса и пролаяло в трубку:– Бертран Уэлч слушает. – Лай раздавался так явственно, словно Бертран стоял у него за спиной и вместо телефонной трубки возле уха Диксона находились его розовые губы и борода.– Говорят из «Ивнинг пост», – дрожащим голосом кое-как выдавил Диксон через свой хобот.– Что же вам от меня угодно, сэр? Диксон понемногу приходил в себя.– Мы… нам бы хотелось поместить небольшую заметку для нашей субботней полосы, – сказал он. В голове у него уже зрел план. – Если вы, конечно, не возражаете.– Возражаю? Какие могут быть у скромного художника возражения против небольшой безобидной рекламы? Во всяком случае, я надеюсь, что она будет безобидной?Диксон выдавил из себя смешок, который его выпяченные губы превратили в какое-то диккенсовское «хо-хо».– О да, вполне безобидная, смею вас заверить, сэр. Мы, само собой разумеется, уже имеем кое-какие сведения о вас, но, как вы понимаете, нам хотелось бы знать, над чем вы работаете в настоящее время.– Да, конечно, конечно. Вполне законное желание. Ну что ж, сейчас у меня две-три вещи в работе. Один этюд – обнаженная натура, великолепная вещь. Впрочем, признаться, я не уверен, придется ли это по вкусу вашим подписчикам.– И даже очень, мистер Уэлч, поверьте, если только мы подадим это в надлежащем свете. Мне думается, с вашей стороны не возникнет возражений, если мы назовем это «Женская фигура без покровов», не так ли, сэр? Во всяком случае, я ведь полагаю, что фигура женская?Бертран рассмеялся, вернее, залаял, как гончая, напавшая снова на утерянный было след.– О да, женская и без покровов, если ваши читатели предпочитают такие формы описания. Кстати сказать, «формы» – самое подходящее слово для этой картины.Диксон присоединился к его смеху. Что за история для Бизли и Аткинсона!– Можете вы нам что-нибудь сообщить относительно, так сказать, стиля, манеры, в которых это выполнено, сэр? – спросил он после приличествующей паузы.– В довольно смелой, я бы сказал, манере. Абсолютно современной, но, впрочем, не чересчур. Современные живописцы очень уж возятся с деталями, а нам это ни к чему, не так ли?– Да, разумеется, сэр, конечно, это нам ни к чему. Написано маслом, сэр, не так ли?– Да, черт побери, да, и мы не останавливаемся перед затратами – восемь футов на шесть, заметьте. Во всяком случае, с рамой будет никак не меньше. Нечто сногсшибательное.– Вы ее уже как-нибудь назвали, сэр?– Да, я думал назвать ее «Дилетантка». Девушка, которая мне позировала для этой картины, является – в известном смысле, конечно, – дилетанткой, хотя она и служила мне натурой – до тех пор, во всяком случае, пока с нее писалась картина. Так что, как видите, я не погрешил против истины. Впрочем, на вашем месте я не стал бы включать это небольшое разъяснение в вашу заметку.– Да я никогда бы себе этого и не позволил! – произнес Диксон почти нормальным голосом. В последнюю минуту губы у него непроизвольно расслабились и временно утратили форму буквы «О». Что за тип этот Бертран в конце-то концов? Ему припомнились намеки, которые позволил себе Бертран при первой их встрече насчет воскресного свидания с Кристиной Кэллегэн. Да, черт побери, если дело когда-нибудь дойдет до драки, он…– Как вы сказали? – подозрительно спросил Бертран.– Это я не вам, мистер Уэлч, это я одному из наших сотрудников, – сказал Диксон, снова придав своим губам форму буквы «О». – Что касается этой картины, то мне все ясно, благодарю вас, сэр. Теперь расскажите, пожалуйста, о других вещах, над которыми вы работаете.– Еще автопортрет – под открытым небом у кирпичной стены. Много стены и совсем немного Уэлча. Идея такая: бледность лица, измятость одежды на фоне огромной красной гладкой стены. Ну, в общем, живопись живописца, так сказать.– Ах так, сэр, благодарю вас. Есть что-нибудь еще?– Еще небольшой эскиз – трое рабочих читают газету в пивной, – но над этим я только начал трудиться.– Так, понимаю. То, что вы нам сообщили, нас вполне устраивает, мистер Уэлч, – сказал Диксон. Наступал решающий момент. – Ваша знакомая говорила еще что-то о вашей выставке, сэр. Мы правильно ее поняли?– Да, осенью я думаю устроить здесь небольшую выставку, но о какой моей знакомой вы говорите?Диксон с облегчением чуть слышно хмыкнул в свой хобот.– Мисс Кэллегэн, сэр, – сказал он. – Вы знакомы с ней? Я не ошибся?– Да, знаком, – сказал Бертран. Голос его зазвучал чуть-чуть суше. – Но какое она имеет к этому отношение?– Как? Я полагал, что вы знаете, – с притворным удивлением сказал Диксон. – Это ведь, в сущности, ее идея. Насколько я понимаю, именно она подала одному из наших сотрудников мысль написать о вас маленькую заметку, сэр.– Вот оно что! Впервые об этом слышу. Вы уверены, что это именно так?Диксон рассмеялся спокойным профессиональным смехом.– В таких вещах мы никогда не позволяем себе ошибаться, сэр. Себе дороже, как говорится, мистер Уэлч.– Да, я понимаю, но все это выглядит в высшей степени…– Что ж, если у вас есть какие-нибудь сомнения, вы можете проверить у нее. Кстати сказать, когда мисс Кэллегэн беседовала с Аткинсоном…– Кто такой этот Аткинсон? И о нем впервые слышу.– Сотрудник нашего лондонского отделения, сэр. Она только что разговаривала с ним по телефону, сэр, и просила, если нам удастся вас разыскать, передать вам, чтобы вы ей позвонили. Она, по-видимому, никак не может к вам дозвониться, а у нее какое-то срочное дело, и она хотела, чтобы вы позвонили ей сегодня, не позднее половины шестого, если это возможно.– Хорошо, я ей позвоню. Как ваше имя, кстати, на случай, если я…– Бизли, сэр, – не задумываясь, ответил Диксон. – Элфрид Бизли.– Отлично, благодарю вас, мистер Бизли. («Вот это тон!» – подумал Диксон.) Да, кстати, когда появится эта заметка?– Увы, я и сам не знаю, сэр. Сейчас сказать трудно. Но до конца месяца, во всяком случае, дадим. Мы всегда стараемся готовить материал заблаговременно, мистер Уэлч. – Разумеется, разумеется. Итак, больше вам ничего не требуется от меня?– Нет, чрезвычайно вам признателен, сэр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38