– Бельтони – дерьмо собачье, Тротти. Но вы можете навлечь на него беду. Оставьте его в покое.
– Не исключено, что Розанну Беллони убила ее сестра. Марию-Кристину я пока не нашел. Она, возможно, шизофреничка. В санатории ее нет уже три недели.
– В каком санатории?
– В Гарласко. В «Каза Патрициа».
У Габбиани полезли вверх брови.
– Возможно, что Мария-Кристина сидела без гроша, а ей срочно понадобились деньги.
Автомобиль катил по проспекту Независимости вдоль старой запасной железнодорожной ветки, которая сразу же за замком Сфорцеско уходила под землю. Левая рука Габбиани покоилась на рулевом колесе, а правой он плавно переключил скорость.
– Что вы сказали начальнику квестуры, Габбиани? – спросил Тротти.
– Начальнику квестуры?
– Ведь не каждый день мы видим вас возле квестуры.
– Я искал вас, Тротти.
– Что вы сказали начальнику квестуры?
– Неужели вы думаете, что я стал бы рассказывать этому надутому ублюдку из Фриули с партбилетом социалиста в кармане, как вы смешивали с дерьмом моих осведомителей?
– Откуда же ему еще узнать?
– Он узнал, что вы не поладили с Бельтони?
Тротти кивнул, и Габбиани рассмеялся.
– Кто-то ему должен был рассказать. И наверняка не проститутки.
Улыбка сошла с лица Габбиани.
– На кой черт вам Бельтони-то сдался?
– Кому-нибудь могли срочно понадобиться деньги – наличные деньги. Не исключено, что Беллони и была убита из-за денег и…
– И вы в это верите?
– Тот, кому срочно нужны деньги, готов дорого за них заплатить.
На стоянке у больницы Габбиани затормозил. «Приехали». Он отклонился назад и протянул руку к заднему сиденью.
– Захватите с собой пачку «Нацьонали», Тротти. Презент от полиции нравов.
Тротти помотал головой:
– За последние двенадцать лет я выкурил всего три сигареты.
– Думаю, что и трахались не намного чаще.
Тротти возился с дверной ручкой. Потом поднялся с низенького сиденья.
– Думайте что хотите.
– Оставьте Бельтони в покое. Если нужна будет информация, приходите ко мне. – Габбиани снял руку с руля и поднял вверх палец. – Я, может быть, знаю как раз то, что вам нужно.
– Вы это серьезно?
Габбиани засмеялся, и его «инноченти» влился в поток транспорта.
Мэриленд
– От этого Боттоне у меня мурашки по коже бегут.
Ощущение тяжести в животе усилилось. Тротти чувствовал себя раздраженным и несчастным. Габбиани и начальник квестуры правы: ему нужно отдохнуть. А сейчас ему нужен был кофе.
– Долго ждете?
Боатти поставил свой автомобиль за больницей – на небольшой площадке между психиатрическим корпусом и моргом. Безумие и смерть.
Бледное лицо журналиста осунулось. Он стоял в тени платана с портативным диктофоном в руке.
С деревьев уже начали опадать бурые листья. Тротти провел рукой по лбу, и ему захотелось осенней прохлады и дождя над По.
– С четверть часа.
– А где Пизанелли?
Боатти пожал плечами. Белая расстегнутая рубашка открывала волосы на его бледной жирной груди, вдоль брючин отутюженных джинсов бежали стрелки. Легкие добротные мокасины на ногах.
Тротти раздраженно щелкнул языком.
– Мое первое вскрытие, – осклабился Боатти.
– Надеюсь, вы получите удовольствие.
– А вы, Тротти, вроде особого воодушевления не испытываете.
– Доктор Боттоне – зомби.
– Он слывет хорошим специалистом.
– Поэтому он и превратился в зомби.
Боатти подбодрил себя деланным смехом.
Они прошли в распахнутые перед ними двери главного входа и сразу же почувствовали холодный антисептический запах больницы. Тротти бросил взгляд на Боатти и пожалел, что рядом нет Пизанелли.
– Статью в «Провинчу» вы написали, Боатти?
– Какую статью?
– О Беатриче, об исчезнувшей женщине. И о следствии, которое ведут Майокки и Тротти?
Боатти завертел головой.
– Я никогда не разговаривал с комиссаром Майокки. Ведь мы с вами сидели за ленчем. – Он застегнул рубашку. – Помните? Slow food?
Мужчины прошли три лестничных пролета и спустились в подвальное помещение. Резиновое покрытие пола скрадывало звук их шагов. Боатти шустро бежал чуть впереди Тротти, словно стараясь убедить себя, что присутствие на вскрытии всегонавсего одна из обязанностей журналиста.
– До Розанны мне никогда не приходилось видеть убитых, – сказал он с деланным спокойствием в голосе.
– Я их перевидал слишком много.
– Это ведь быстро, комиссар? – натянуто улыбнулся Боатти. – Сколько времени идет вскрытие?
Тротти устремился вперед и обогнал Боатти.
– Смотря как остро наточены скальпели.
Не удосужившись постучать, он резко толкнул дверь морга; просвистели по полу ее резиновые обивки.
– А, комиссар!
При появлении в комнате Тротти доктор Боттоне поднялся. На стальной оправе его очков играли блики света. Без особого энтузиазма Тротти пожал протянутую ему руку. Она была холодной и сухой. От доктора Боттоне пахло формальдегидом и кофе.
Тротти окинул взглядом ряд пустых стульев:
– А комиссар Меренда еще не приходил?
Анатомичка представляла собой небольшое помещение без окон. Большую часть ее занимали два стола из тускло поблескивавшей стали с просверленными в крышке дырками. У изголовья каждого стола находилась раковина. Над столами висели сосуды, соединенные с весами.
Тротти почувствовал, что в животе у него начались спазмы.
Несмотря на стоявшую в анатомичке прохладу, по спине у него по-прежнему струился пот. С потолка батарея неоновых ламп заливала помещение ровным белым светом. Подвижная лампа, висевшая на длинном консоле прямо над одним из столов, еще не горела.
Доктор Боттоне бесцветно улыбнулся:
– Как ваша девочка?
– Девочка?
– Ваша дочь, господин комиссар?
– Девочка? Пьоппи скоро тридцать, и она со дня на день ждет ребенка. Может быть, даже сегодня.
– Вот видите.
Тротти помотал головой:
– Что?
– Вы всегда о ней слишком тревожились. А ваша дочь – здоровенькая девочка. Вполне здоровая женщина. Я всегда говорил вам, комиссар, что есть предел, сверх которого родители ничего не смогут сделать для своего ребенка. – Он повернул свою узкую голову к Боатти.
Тротти указал на него рукой:
– Синьор Боатти, журналист и мой приятель. Работает над книгой о полиции.
– Как интересно, – заметил доктор Боттоне. – Рад вас здесь видеть. – За круглыми стеклами очков его глаза внимательно разглядывали журналиста. – Очень рад. – Доктор Боттоне изобразил безжизненную улыбку.
Тротти нервно вздохнул:
– Когда вы будете готовы, доктор Боттоне?
Доктор поправил указательным пальцем оправу очков.
– Сначала потребуется формальное опознание тела.
Тротти покачал головой:
– Я здесь просто так. Это дело ведет Меренда.
– Тогда нужен комиссар Меренда и кто-нибудь еще, кого он приведет для опознания. – Доктор взял кружку с кофе. Возвратившись из штата Мэриленд, где он провел год в одном из университетов, доктор пил кофе исключительно поамерикански – сильно разбавленным и безвкусным. Он посмотрел на свои часы. – Мне бы хотелось начать минут через десять.
– Через десять минут?
– Надеюсь, Меренда к этому времени подойдет.
– Я успею позвонить по телефону, доктор?
На кофейной кружке синими буквами было начертано «Orioles».
– Десять минут. – Доктор Боттоне дважды сжал и разжал пальцы левой руки. – Позже одиннадцати мне бы начинать не хотелось. К часу я надеюсь уехать из больницы. – Он смиренно пожал плечами. – Даже врачам на феррагосто лучше убираться из города.
– Десять минут.
Оставив Боатти прохлаждаться в морге, Тротти выскочил в дверь и, перепрыгивая через две ступеньки и задыхаясь, устремился вверх по лестнице. Несмотря на августовский зной, весь путь до главного входа в больницу он преодолел бегом.
Смертельная обида
Больничный привратник насвистывал арию из «Пуритан»: «Тебе, о любимая». Засунув руки в карманы, он глазел на вялый утренний поток транспорта. Свою саржевую куртку он уже успел скинуть, голову же по-прежнему прикрывала форменная фуражка с козырьком.
На улицах все еще было безлюдно.
У главного входа в больницу висели два таксофона, но ни один из них не работал. С облегчением заметив, что бар «Голиардико» на феррагосто решили не закрывать, Тротти ринулся через дорогу. Когда он вошел в столь хорошо знакомый ему зал, аромат жареного кофе и запах лимонов тут же напомнили ему о Чуффи. Со времени ее смерти он не был тут ни разу.
– Тебе, о любимая.
Двое мужчин, одетые в темно-синюю форму компании ЭНЭЛ, играли в пинбол. Один из них лихо сдвинул на затылок форменную кепку, во рту у него торчала сигарета. Сумки с инструментами они положили на игральную доску. То и дело раздавались электронные сигналы и напряженный смех игроков.
Тротти направился прямо к таксофону. Аппарат был новой конструкции – из тех, для которых нужна телефонная карточка. Тротти купил ее у мальчишки за стойкой и, сунув в щель, начал проклинать все на свете: прежде чем устройство распознало магнитную полосу, ему пришлось запихивать карточку в щель трижды.
Тротти набрал номер и стал с нетерпением ждать ответа.
– Алло!
– Господин Бельтони?
– Кого вам?
– Господина Бельтони, пожалуйста!
– Боюсь, что…
– Пожалуйста! У меня к нему срочное дело. – Тротти вытер рукой лоб. Он сильно вспотел.
Послышался звук шагов, а затем на другом конце провода кто-то снова взял трубку.
– Алло!
– Говорит Тротти.
– Господи! Какого черта вы меня изуродовали? Я в синяках, Тротти, весь в синяках.
– Бельтони, перезвони мне по этому номеру. Откуда-нибудь из автомата. Немедленно перезвони мне по телефону 34-3825. У меня нет времени.
– Я еще не одевался.
– Немедленно перезвони мне, Бельтони!
Тротти повесил трубку и вернулся в бар. За столом по пустынной улице мимо больницы с грохотом проезжали желтые автобусы. Бармен-подросток нацедил кофе, Тротти положил в чашку три ложки сахару, отхлебнул и почувствовал, как по горлу потекла обжигающая жидкость.
Когда он чайной ложкой доедал бурый, нерастворившийся в кофе сахар, зазвонил телефон. Оставив чашку на цинковой стойке, Тротти подошел к аппарату и снял трубку.
– Бельтони, мне очень жаль, что все так получилось прошлой ночью.
– Зачем вы меня избили?
– Ты сам начал вырываться от Пизанелли.
– А вы только этого и ждали.
– Слишком ты все раздуваешь, Бельтони. – Тротти помолчал. – У тебя болит что-нибудь?
– Кто там еще сидел в вашей машине?
– Один журналист, он пишет книгу. Мы с Пизанелли хотели его чуток растормошить. Дать ему немного почувствовать местный колорит.
– Нечего было меня бить по спине. А если ему нужен колорит, пусть глянет на мои синяки.
– Откуда, черт возьми, у тебя такие деньги, Бельтони?
– Они не мои.
– Тогда что же ты с ними делал – с миллионом-то лир?
– А какое ваше дело?
– Ты на свободе до тех пор, пока ты мне полезен.
– Комиссар, когда-то вы мне помогли. И я вам очень за это благодарен. Но я на вас не работаю.
– Осторожно, Бельтони, или сядешь. – Тротти невесело рассмеялся. – Это ты рассказал обо всем комиссару Габбиани?
– Я на вас не работаю, Тротти, и ничего-то вы мне не сделаете. Я уже за все заплатил. И я под защитой.
– Тебя будут защищать до тех пор, пока это устраивает меня, Бельтони. – Тротти не скрывал нетерпения. – Ты сказал Габбиани, что мы с Пизанелли хотели у тебя кое-что выяснить?
– Вы же сами велели мне это сделать, разве нет?
– Когда?
– Я все рассказал ему через автоответчик.
– Когда это было, Бельтони?
– Господи, что это с вами, Тротти? Видать, стареете.
– Когда ты звонил комиссару Габбиани?
Легкое замешательство.
– Перед тем как лечь спать. Вы же сами мне так велели.
– Ты больше никому ничего не рассказывал?
– После того как меня отделал ваш приятель Пизанелли, мне хотелось одного – где-нибудь спокойно отлежаться. Мне нужно одно – чтобы вы оставили меня в покое. И еще – чтобы яйца прошли.
– Начальнику квестуры обо всем известно.
– Тротти, передайте Пизанелли, чтобы он на улицу без трусов со стальным щитком спереди не выходил.
– Откуда начальник квестуры узнал, что я был у бара на Виктора Эммануила?
– Я все равно когда-нибудь оторву Пизанелли яйца.
– Ты ничего не сообщал начальнику квестуры?
– Я в первый раз вылез из постели пять минут назад.
– Тогда откуда все известно начальнику квестуры?
– Наверное, комиссар, публично избивая законопослушных граждан, следует все-таки проявлять побольше сдержанности.
Тротти посмотрел на часы.
– Мне нужно с тобой повидаться.
– Я очень занят.
– В половине первого. После работы – в маленьком баре напротив твоего дома.
– Оставьте меня в покое, Тротти.
– В половине первого. Часа с лишним тебе вполне хватит, чтобы умыться и почиститься. От тебя несет, как от козла. – Тротти повесил трубку. Пот по-прежнему лил с него ручьями.
Яд
– Слава Богу, – проговорил про себя Тротти, заметив рядом с Боатти съежившегося в своей замшевой куртке Пизанелли.
В сопровождении синьорины Амадео, молодой прокурорши из Рима, приехал и Меренда. Когда Тротти вошел в прохладное помещение морга, они оба кивнули ему в знак приветствия. На женщине был красно-бело-зеленый шелковый шарфик. Ее миловидное лицо побледнело. Серьги с жемчугом в ушах.
– Садитесь, пожалуйста. – Доктор Боттоне указал рукой на один из пустых стульев, выставленных в ряд вдоль блестящей кафельной стены.
– Кофе выпьете, комиссар Тротти? Или, может, чего-нибудь покрепче? У вас такой вид, словно вы собираетесь разболеться.
– Спасибо, кофе я только что выпил. – Тротти посмотрел на часы. – Почти пять минут двенадцатого.
– У меня в ящике есть немного коньяку. Для медицинских нужд, вы же понимаете. – Боттоне взглянул на Меренду и неуклюже ему подмигнул.
В комнате оказался еще один мужчина. На нем были серый костюм, голубая рубашка и галстук-бабочка.
– Вы знакомы с синьором Беллони?
Тротти нахмурил лоб. Мужчина встал и пожал Тротти руку. На лице у него появилась блеклая печальная улыбка.
– Дядя Розанны, – тихо проговорил он и сел на место.
Холеный мужчина с густыми седыми волосами и тонкими длинными пальцами. От слишком долгого пребывания на солнце лицо его было испещрено морщинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34