– Это еще зачем? – Сааведра полулежала в широком кресле, по ее плечам и груди рассыпались шелковистые локоны. – Мне казалось, ты любишь свет.Сарио возился с мольбертом – передвигал, разворачивал, наклонял. Набросок дело серьезное, выберешь не самую удачную перспективу, будешь потом локти кусать.– Со светом можно обождать.– Да я не о том. Просто слишком темно, ты меня не разглядишь.– Потом, потом. – Он лишь на миг покосился на нее. – Сейчас мне нужны тени.Игнаддио восторженно захлопал в ладоши, Сарио посмотрел на него с любопытством.– Одобряешь?– Эйха, да! – Мальчишеское лицо раскраснелось от радости и смущения. – Говорят, тени тебе удаются как никому. У меня они тоже отлично получаются.– Так-таки и отлично?– Сарио! – Сааведра метнула в него сердитый взгляд. Этого он не ожидал.«Ах, вот как? Еще один беспокойный мальчишка? Теперь она его опекает?»Он был раздосадован, но ничем этого не выдал.– Эйха, Ведра, все мы считаем себя гениальными, но на поверку чаще всего оказываемся вполне обыкновенными.– С чего ты взял, что он обыкновенный? – вскинулась она. – Ты не видел ни одной его работы.– А почему я должен смотреть его работы? – Приятно было видеть, как она краснеет. – Я не муалим.– Но ты можешь стать муалимом! – вступил в разговор мальчик. – И… и для меня была бы огромная честь…– Ну, еще бы, – перебил Сарио. И прочитал на лице Сааведры откровенную угрозу: “Ну погоди, ты мне за это заплатишь!"– Но я не муалим, а Верховный иллюстратор, а в таких делах Верховные иллюстраторы ничего не…– Он знает! – рявкнула Сааведра. – Он знает, что ты – Верховный иллюстратор. Думаешь, иначе захотел бы учиться у тебя? “Как ужасно это прозвучало! Резкий тон ей совсем не идет”. Он испытующе смотрел на нее. Пожалуй, это забавно – ей необходимо кого-нибудь опекать, не его, так другого… Этого мальчишку, которому не хочется быть обыкновенным. Сарио еще не определил, какие чувства вызвало у него это открытие.– Я могу кое-чему научить, но не сейчас. – Сарио вновь посмотрел на мальчика, в глаза, полные надежды и волнения. – Игнаддио… Надди?Мальчик кивнул – уменьшительное имя его вполне устраивало.– Я согласен стать твоим муалимом, но сначала ты должен взять у других наставников все что можно. Прежде чем нарушать каноны, необходимо их изучить.– Будто сам их когда-нибудь изучал, – пустила шпильку Сааведра."Кажется, мне неприятно, что она меня бросает ради другого”. Сарио неторопливо выбрал уголек, взвесил на ладони, покрутил в пальцах, удовлетворенно кивнул.– Надди, сейчас тебе лучше уйти. Ты, наверное, уроки прогуливаешь?– Не-а. – Мальчик победно улыбнулся. – Это и есть мой первый урок. И я не буду путаться под ногами, честное слово.– Разве ты любишь работать, когда стоят над душой? Улыбка сгинула.– Нет.– Надди, всему свое время. Сегодня будет только набросок. Вот начну писать, тогда и отвечу на все твои вопросы. Игнаддио перевел взгляд с Сарио на Сааведру.– Просто вы хотите спокойно поругаться, вот и гоните меня. Чтобы не расхохотаться, Сааведра прикусила губу, а Сарио стиснул зубы и нахмурился.– Ты прав, – коротко сказал он.Игнаддио опешил – он не ожидал такой прямоты. Часто моргая, он повернулся и вышел со слезами на глазах. Сарио с улыбкой взглянул на Сааведру.– Видала? Даже этот мальчишка понял, что ты вредина и злюка.– При нем я не бываю ни врединой, ни злюкой. Разве лишь когда речь заходит о тебе…– И часто это бывает?– Чаще, чем хотелось бы. – Она убрала с лица непокорный локон. – Почему ты с ним так суров? Надди очень старается, хочет стать таким, как ты.– Хочет стать мной. – Сарио вновь ухмыльнулся. – Должность Верховного иллюстратора уже не сказка. Сегодня любой мальчишка грезит о моей должности.– Ну, и что тут плохого?– Конечно, это вполне естественно, дети есть дети. Но они переоценивают свои способности. Отставка не входит в мои планы.– Когда-нибудь войдет. – Она небрежно махнула рукой. – Через десять лет или пятнадцать… Начнут распухать суставы, пальцы потеряют гибкость…– Думаешь, потеряют?– Если только ты не раздобыл надежное лекарство от костной лихорадки. – Она ухмыльнулась. – Раздобыл? Он тоже ухмыльнулся.– Эйха, нет.Она не сводила глаз с его лица.– Странно. Ты вполне отдаешь себе отчет, что лет через двадцать обязательно потеряешь должность, которую получил с таким трудом. И при этом выглядишь совершенно спокойным.– Ведра, двадцать лет – немалый срок.– Кто бы говорил! Помнится, тебя всегда возмущало, что иллюстраторы к сорока годам превращаются в развалины, а к пятидесяти – в покойников.– Мне и сейчас это не по вкусу, – согласился Сарио, – однако я могу наслаждаться всеми выгодами моего положения. – Он приблизился к ней. – Давай мы об этом побеседуем, пока ты будешь стоять… вот здесь, граццо.Сааведра не пошевелилась.– И все-таки зря ты так грубо вел себя с Надди.– Не грубее, чем муалимы – со мной. Ведра, ругаться можно и стоя.– И теперь ты решил на нем отыграться, да? Поиздеваться, как над тобой издевались?– Вполне возможно, издевательство – всего лишь педагогический прием. Я только ненасытнее становился…– И злее.– Наверное, и это необходимо хорошему ученику. – Он выжидающе посмотрел на нее, но она так и не встала. Наконец он не вытерпел. – Так мы сегодня начнем или нет?– С наброском ты и без меня справишься, – сердито сказала она. – При таком фоне я не нужна, и…– Не пойдет, – запротестовал он. – Я не хочу ничего упустить. Ты будешь передо мной от начала и до конца.– Зачем?Он устало вздохнул.– Может, мне спросить, зачем тебе нужно, чтобы Алехандро всегда был перед тобой, когда ты его пишешь?Она стиснула зубы. На щеках выступили пунцовые пятна.Сарио широко улыбнулся.– Граццо. Надеюсь, теперь ты будешь позировать?– Кажется, ты собирался ругаться? – Кажется, мы оба собирались.– Эйха, нет. Это был пустяк. Перестрелка. – Она говорила тише; по-видимому, уход мальчика и привычная пикировка с Сарио немного успокоили ее. – Игнаддио нужен хороший учитель. Он хочет стать хорошим мастером, только и всего.– Ты уверена?– У него есть способности.– Ведра, на свете много способных детей.– Но хорошими мастерами становятся немногие, – возразила она. – Ты тоже был одним из многих.– Но никто из них не поднялся на мою высоту.– Никто? – Она выразительно вскинула брови. – Я поднялась, Сарио. Правда, сейчас я немного ниже, потому что сижу. Но это поправимо.Она дождалась ухмылки – той самой, на которую его провоцировала.– Ты тоже была способной.– Всего-то навсего? – Она прижала руку к сердцу и язвительно сказала:– Раньше я считала, мне еще многому надо учиться. Но раз ты говоришь, что я была способной…– Могу предположить, что и осталась. Но ты не позволишь мне выяснить, велики ли твои способности, стоит ли тебя учить… Есть ли у тебя Дар. Хоть я и так знаю, что есть. Ты боишься.– Бассда! – Она вскочила с кресла, шагнула к нему, остановилась перед столом. – Хватит, Сарио. Ты вбил себе в голову, что от Ведры не будет толку, потому что ее не расшевелить ни колкостями, ни лестью. Ты вбил себе в голову, что у меня есть Дар, хотя всем известно: в роду Грихальва не бывает Одаренных женщин. Я не могу прыгнуть выше головы, и не надо твердить: “Можешь, но боишься”. Номмо Матра! Ты всегда был о себе высокого мнения, но это уже слишком. Сарио, ты не Сын, тебе не сидеть рядом с Матерью на Троне.– Эн верро. Но уж коли речь зашла о троне, осмелюсь напомнить: я стою у трона герцога.Удар попал в цель. Сарио заметил, как Сааведра съежилась, как напряглись ее плечи, как на пальцах, вцепившихся в край стола, побагровели ненакрашенные ногти.– Вот! – воскликнул он, опередив ее на долю секунды. – Вот какой надо тебя написать! Сааведра Грихальва в бешенстве! Подруга герцога, готовая разразиться площадной бранью, испепелить глаголом дерзкого художника. Что, Ведра, разозлил я тебя все-таки, а? Думала, Сарио больше ни на что не годен, размяк в роскоши, променял талант на сытую жизнь? Думала, я уже не тот Неоссо Иррадо?– Не тот, – произнесла она сдавленным голосом. – Ты уже совсем не тот, Сарио.– А ты? – Он вдруг перестал улыбаться. – Разве ты – прежняя? Разве не я потерял тебя первым? Она часто заморгала.– Я не…–..понимаю? Нет, Ведра, все ты прекрасно понимаешь. Поняла и смирилась еще в тот день, когда пустила к себе в постель Алехандро до'Верраду.Она побледнела.– Нет! Это ты первым отвернулся от меня, когда пошел в ученики к тому мерзкому старику, эстранхиеро.– И правильно сделал! Он меня многому научил.– Нашел, чем хвастаться.– А что, разве нечем? Разве я не Верховный иллюстратор?– При чем тут… – Она умолкла. Качнулась вперед, как будто ее ударили в спину ножом. Одна рука прижалась к горлу, другая еще сильнее сжала край стола.Сарио тоже переменился в лице. В глазах мелькнул испуг. Рот превратился в тонкую линию. В кулаке хрустнул уголек."Пустота. Странная пустота. Наверное, чувства нахлынут потом”. Сааведра ничего не сказала – задушила вопрос в горле. И за это Сарио был ей благодарен.– Ну так как, – спросил он спокойно, – будем работать?На ее лицо медленно возвращался румянец.– А ты еще не…–..раздумал меня писать? Эйха, ну что ты. Это ведь для Алехандро. Воля его светлости – закон.Рука соскользнула с горла на грудь, на живот. Да там и осталась.– Ну… если ты считаешь, что это разумно…– Что может быть разумного в желании мужчины обзавестись портретом своей аморы? Все дело в тщеславии, Сааведра. В психологии собственника. – Сарио порылся в корзине, выбрал новый уголек. – Адеко, Сааведра, будешь ты в конце концов позировать или нет? Глава 27 Мартайн осторожно вынул из упаковочного ящика прямоугольный сверток, снял парчу и аккуратно поставил картину на стул.Стул – плохая замена мольберту, но сейчас он неплохо справлялся со своей задачей, позволял Алехандро и всем остальным увидеть и оценить красоту изображенной на портрете женщины. Хотя, конечно, оценка могла быть только сугубо условной. Красота невесты – ничто по сравнению с политическими выгодами брака.– Так-так, – подал голос записной спорщик Эдоард до'Нахерра. – В Пракансе водятся настоящие милашки.Алехандро бросил на Марчало Грандо хмурый взгляд."Слишком торопится с выводами”.Остальные приблизились к портрету и столь же поспешно выразили свое мнение. Все были согласны с до'Нахеррой.– Последнее дело Бальтрана, – торжественно и во всеуслышание произнес до'Нахерра. – Последняя забота – о счастье сына и благополучии герцогства.Кругом – понимание, согласие, одобрение. Алехандро захотелось ощериться, но он сохранил пресное, как разбавленное донельзя вино, выражение лица.– Белиссимиа, – с восторженным придыханием вымолвил до'Нахерра, указывая на портрет.Кругом – кивки и одобрительный шепот. “Пресвятая Матерь, надели меня терпением…"– Она красавица, – мрачно сказал Алехандро. – Бесспорно.– И принцесса.Этого говорить не стоило – до'Нахерра лишь подлил масла в костер герцогского раздражения, за что удостоился еще одного угрюмого взгляда. Тут же выяснилось, что марчало способен краснеть, смущенно кашлять и целиком сосредоточиваться на несуществующем пятнышке грязи на сапоге, начищенном до ослепительного блеска.– И женщина.Эти слова предназначались только для герцогских ушей. Мар-тайн много лет прослужил Бальтрану до'Верраде, и не раз ему приходилось выманивать из липких от сладостей пальчиков наследника письма государственной важности. Секретарь имел право на фамильярность.На лице Алехандро появилась ухмылка, но тотчас, спохватившись, он ее превратил в ничего не значащую улыбку.– Мы все обдумаем, – сказал он, – и решим, выгоден ли Тайра-Вирте союз с Пракансой.– Но, ваша светлость! – До'Нахерра вмиг забыл про сапог. – Ваш отец уже все обдумал и решил! Я прекрасно помню, как мы обсуждали все выгоды этого союза.– Вы, может, и обсуждали, а я не обсуждал. Меня даже не поставили в известность.– Ваша светлость, но такова последняя воля вашего отца! Только ради этого союза он отправился в Пракансу и…– И только ради этого погиб, эн верро!Конечно, это был Риввас Серрано.Кивки и одобрительный шепот. Алехандро стиснул зубы и поднял руку над головой. Голоса стихли; Эстеван до'Саенса, стоявший рядом с Риввасом Серрано, умолк последним."Надо бы их как-нибудь разлучить, – подумал Алехандро. – Как муалим разбивает компанию плохих учеников”.Он вспомнил, как непринужденно держал себя Сарио Грихальва под шквалом насмешек двадцати придворных, при этом с его лица не сходила дерзкая улыбка. Алехандро попытался скопировать эту безграничную самоуверенность.– С того дня как умер мой отец, мир изменился…– Эн верро! – с жаром подхватил Серрано. – Матра Дольча! Я помню, как в тот день звонили колокола. Матра Дольча, я думал, они разобьют мое сердце!– Повторяю: мир изменился, – повысил голос Алехандро. – Не следует забывать, что подчас малейший пустяк заставляет нас в корне менять планы, чтобы приспособиться к иному положению вещей…– Малейший пустяк?! – В жирную шею Эстевана до'Саенсы впился воротник, от чего лицо пошло уродливыми пятнами. – По-вашему, смерть Бальтрана до'Веррады – малейший пустяк?– В мире, где Тайра-Вирте – всего лишь одна из множества стран, безусловно. Остальным герцогствам, княжествам и королевствам попросту нет деда до наших бед.Двадцать глоток разом выпустили возглас негодования. Он предвещал катастрофу; Алехандро сразу это понял и мысленно дал себе затрещину. Краем глаза он уловил упреждающий жест Мартайна и с трудом расслабился."Грихальва! Мне сейчас позарез нужен Грихальва. Он бы запросто с ними справился, не то что я”.Но Верховного иллюстратора не было в зале, и новоиспеченному герцогу оставалось надеяться только на себя.«Как бы он поступил на моем месте?»Ответ пришел сразу. Алехандро сделал два шага к стулу с картиной.– Вы сомневаетесь во мне? – сказал он быстро и негромко, и советникам пришлось умолкнуть, чтобы расслышать его слова. – Вы сомневаетесь в здравомыслии человека, который вынужден держать на одной чаше весов свое настоящее и будущее, а на другой – прошлое своего отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48