“Повернитесь вот так, приподнимите голову, не забывайте про улыбочку… нет, вот так повернитесь, я вас умоляю, постойте еще моментик…” Бассда! Я понапрасну растрачиваю свое время и талант. Да! Надо изобразить их всем скопом как есть, а потом назвать картину “Иль чирос до'Тайра-Вирте”… И это будет настоящий шедевр, беспристрастное зеркало двора.Алехандро заморгал.– А я бы тебя написал. Таким, какой ты сейчас. И назвал бы картину “Иль борразка”.Но буря, вызванная репликой Алехандро, уже улеглась. Дрожащий от страха Верховный иллюстратор собрал жалкие остатки собственного достоинства и вынес их из ателиерро.Победа была одержана без особых усилий. Ухмыляясь, Алехандро выбежал в пламенеющий день. * * * Сарио, сославшись на болезнь, два дня пролежал на кровати в своей келье. Все это время он не пил ничего, кроме воды. Утром третьего дня встал, помочился в чистую чашку, перелил мочу в стеклянный пузырек с мерной шкалой, закупорил и спрятал.Лето было в разгаре, но минувшей ночью он развел огонь в жаровне. Поставил на нее чугунный горшок, расплавил несколько кусочков канифоли.Он вымыл голову чистой дождевой водой, затем, не дожидаясь, когда волосы высохнут, взял нож и срезал прядь с затылка. После чего тщательно расчесал и распушил шевелюру, прикрыв след недостающего завитка. Бережно положил срезанные волосы на тонкую необструганную лучину, обвязал ниткой и залил канифолью.Затем выпил горячительной настойки, и через пять минут у него угрожающе поднялась температура. Красный, как вареный рак, трясущийся, плачущий, он упрямо сжимал две склянки и бормотал вызубренные молитвы; вскоре его прошиб пот, и он, возблагодарив Матерь и Ее Святого Сына, собрал пот и слезы в пузырьки, закупорил и спрятал.В четвертую склянку он не скупясь налил слюны, тоже заткнул пробкой и поставил к остальным.Нагретым скальпелем Сарио сделал разрез на пальце и, держа его над крошечным пузырьком, отсчитал нужное число капель.Моча. Слезы. Пот. Слюна. Кровь.Осталось добыть последнюю жидкость, и можно приступать к колдовству.У него участилось дыхание. Он медленно поднялся и снял ночную рубашку, окинул взглядом тело – худенькое, угловатое, ни мышц, ни силы взрослого мужчины. И все-таки он мужчина, хоть и слишком юный. Он это знает, чувствует, особенно по утрам.Но этим утром семя не пошло. Сарио слегка рассердился – он ведь был готов. Видно, тут нужно что-нибудь подейственнее снов, воображения, непонятного, почти незнакомого инстинкта, настойчиво ищущего выход. Но что? Сарио был девственником; он и останется девственником, пока его не отправят на конфирматтио к женщинам, способным рожать. Он создан не для возни в темных альковах, не для тайных ночных свиданий. Как и все, кто стал или может стать Одаренным. В семье Грихальва пробуждение Дара в мальчике – почти святыня, ведь от него во многом зависит ее благополучие, ее выживание.Если ты способен зачинать детей, значит, ты не Одаренный. Если женщина родит от Сарио, значит, он всего лишь обычный мужчина, и ему никогда не развить в себе подлинный талант вкупе с поразительной целеустремленностью – их заглушит плодородное семя.Делать то, что он делал этим утром, было запрещено. Он еще не прошел конфирматтио, не получил должных знаний, дабы воспользоваться сокрытой в нем силой. Но время текло быстро, слишком быстро. Сарио не мог допустить, чтобы оно шло независимо от него; он обязан захватить власть над временем, пока оно не захватило власть над ним.На миг его объял страх. Он стоял перед бурным потоком судьбы – если промедлит, отступит, жизнь вернется на круги своя. А если решится и прыгнет с обрыва, судьба захлестнет, закружит его и унесет неведомо куда."Ты всего лишь ребенок”, – сказал ему внутренний голос.Детство оберегает от бед. И посредственность. И отсутствие честолюбия. И послушание. И уважение к любым запретам."Мне бы родиться таким, как все. Я бы писал картины, учил детей, а может быть, и рождал их. Я бы прожил спокойную и долгую жизнь”.Но Свет его сердца, его души растопил сомнения, выжег тревогу. Остались только Талант, Свет, Голод. Он неподвижно смотрел на случайных мотыльков, пойманных в тенета солнца между полом и покоробленными жалюзи."Я – Сарио Грихальва. Я стану Верховным иллюстратором, потому что теперь знаю, как этого добиться”.Осталось добыть только один ингредиент. Он был юн, но знал, как это сделать. Тело подсказывало ему.Надо было только подумать о ней. Глава 8 Ничто в кречетте не напоминало о случившемся пять лет назад – о том, как любопытство и неосторожность юной женщины привели к гибели мужчины. Прошло много времени, и злоба дня давно стерла яркие краски того пожара. Теперь не только сегодняшний, но и завтрашний день семьи заботил Вьехос Фратос, и не было в них согласия.Сарио Грихальва (Признанный, Одаренный, ставший одним из них и не приглашенный только на эту встречу) неожиданно сделался мастером-иллюстратором, причем более всех подходящим на пост, коего давно вожделела его семья. И это нисколько не радовало Вьехос Фратос.Они разошлись во мнениях еще до того, как собрались в кречетте. Два года назад Сарио прошел конфирматтио и был признан истинно талантливым художником, обладателем неповторимого Дара. На этот счет сомнений не было и быть не могло. Но помимо таланта существовало и такое понятие, как компордотта: Сарио всегда был вопиюще своенравен и явно не желал перевоспитываться.Кое-кто считал, что это поправимо. – Другие полагали, что от своенравия один шаг до бунта, способного повлечь за собой катастрофу.Стол, покрытый льняной скатертью, ломился от фруктов, конфет, кувшинов с вином и водой, глиняных ваз с цветами; их аромат вперемешку с медовым запахом восковых свеч давно перенасытил спертый воздух в комнате без окон. Сидя за этим столом, братья спорили уже несколько часов. Но до сих пор не нашли решения, удовлетворяющего всех.Фрато Отавио, не расстающийся с кислой, под стать его манерам, гримасой, решительно помотал седеющей головой.– Нельзя, – повторил он уже в который раз. – Есть и другие.– Ученики, – еле слышно произнес агво Раймон. – Сарио – Признанный…– Коли так, пусть это будет один из нас, – упорствовал Отавио. – Я слишком стар, но среди нас хватает молодых. Взять хотя бы тебя, Раймон.Раймон, сидевший напротив старика, улыбнулся с притворной скромностью.– Фрато Отавио, я премного благодарен, но, боюсь, у нас и впрямь очень маленький выбор.– Это почему же? – вмешался в разговор черноволосый Фрато Ферико, сидевший слева от Отавио. – Нас тут двадцать один…– А должно быть двадцать два, – хлопнув изящной ладонью по столу, подал голос Фрато Дэво, занимавший стул возле Раймона. – Два года назад мы признали Сарио Одаренным, и с тех пор он один из нас. Ему полагается сидеть здесь. По какому праву мы решаем его судьбу в его отсутствие?Отавио что-то проворчал под нос, затем выпрямил спину и устроился поудобнее на стуле с сиденьем из велюрро и резной спинкой.– Дэво, мы не решаем его судьбу. Мы ее обсуждаем…– Все-таки нас тут двадцать один, – повысил голос Ферико, – или я не прав? Эйха, мы, конечно, можем выбрать одного из присутствующих здесь.– Сарио – самый молодой, – заявил Отавио пренебрежительно. Раймон грациозно кивнул.– Да, самый молодой… И, возможно, самый Одаренный. Воцарилась гробовая тишина. Потом снова раздались голоса спорщиков.Раймон вздохнул. Поймав взгляд Премио Фрато, адресовал ему кривую улыбку. Артурро не улыбнулся в ответ, но по блеску глаз можно было понять, что он не полностью отвергает предложение Раймона.Он поднял руку и постучал по столу костяшками пальцев.Остальные умолкли. Даже самые шумные.Рука Артурро соскользнула со стола на колено. Он ничем не выдал боли в пальцах. К себе он был не менее требователен, чем к другим, и не желал признаваться, что возраст берет свое. Ему было под пятьдесят – по меркам иллюстраторов, глубокий старик.– Найдется ли среди нас человек, который ни разу не сомневался в мудрости Вьехос Фратос? – спросил он. – Найдется ли среди нас человек, которого не раздражала наша суровая, но необходимая компордотта? Найдется ли среди нас человек, который не предлагал изменить порядок? Мы помним, кто мы такие, помним, как мы должны поступать. Но для иллюстраторов эта задача намного сложнее из-за главной нашей беды: краткого срока жизни.Он окинул взглядом собравшихся. На всех без исключения лицах боролись чувства.– А посему нам не следует умалять достоинства юных, – продолжал Артурро. Фраза предназначалась Отавио, и его лицо тотчас покрылось густым румянцем. – Наши герцоги, до'Веррада, избавлены от проблем, с которыми сталкиваемся мы, иллюстраторы… В мирное время они жили подолгу, чума их пощадила, и потому им не приходит в голову, что самые одаренные художники, чьи таланты светят наиболее ярко, сгорают слишком быстро… и что мы должны идти на это добровольно ради блага герцогства.Ему удалось приковать к себе внимание всех, даже записных смутьянов – Отавио, Ферико и Дэво.– Бальтран до'Веррада пребывает в отменном здравии. Для нас, иллюстраторов, сорок три – порог смерти, для обычных же людей это всего-навсего зрелые годы. У нас нет оснований считать, что дон Алехандро в ближайшие двадцать лет унаследует отцовский титул, а посему тот, кого нам предстоит готовить в кандидаты, должен быть молод. – Он улыбнулся уголками губ. – Конечно, к тому времени, когда придет его срок, я уже буду в могиле. И кое-кто из вас:Отавио – он почти мой ровесник, возможно, Ферико и Дэво. Не меньше половины из нас, а может быть, почти все… Раймон – вряд ли, ведь он самый молодой после Сарио… Хотя кто знает. Впрочем, если Раймон и доживет, шансов у него почти не будет – новый герцог вряд ли назначит старика Верховным иллюстратором. О нашем несчастье давным-давно знает весь город. И даже все герцогство. Враги семьи Грихальва, такие, как Серрано, без устали трубят, о ее недостатках: слабое семя, слабая кровь, короткая жизнь. Вырожденцы. Вот почему наша задача – найти юного мужчину, чей талант – Дар – позволит ему стать идеальным преемником нынешнего Верховного иллюстратора, Сарагосы Серрано.– Ему всего шестнадцать, – проворчал Отавио.– А сколько ему будет через десять лет? – не полез за словом в карман Дэво.Артурро улыбнулся.– Вот именно. И кто из нас положа руку на сердце не хотел бы стать его ровесником? Знать, что впереди у тебя – лет двадцать, не меньше… а не год или в лучшем случае три. – Он поочередно взглянул на каждого из присутствующих и увидел согласие в спокойных взорах, тоску на морщинистых лицах. Никому из Вьехос Фратос, кроме Раймона и Сарио, не протянуть и десяти лет. – Неразумно жить только сегодняшним днем, стоит и о будущем думать.Ферико недовольно покачал головой.– Я не согласен, что Сарио – наше будущее.– Неуправляем, – пробормотал Отавио.– Любой человек управляем, если пожил среди Вьехос Фратос, – громко сказал Раймон. – Или вы забыли Томаса? Томаса никто из них не забыл.– Я думаю, помнит его и Сарио. В крайнем случае можно освежить его память. – Артурро еле заметно улыбнулся и легко сменил тему. – Мне бы хотелось предложить кандидатуру агво Раймона на должность иль семинно. Все эти шесть лет он служил мне так же добросовестно, как и вам, и если нас заботит будущее семьи, мы не должны пренебрегать и ее настоящим. К тому времени, когда дон Алехандро унаследует титул герцога, многих из нас уже не будет в живых, и если мы решили готовить Сарио к должности Верховного иллюстратора, надо дать ему в наставники человека, которому доверяем. Не сомневаюсь, когда-нибудь он станет сангво, но сейчас ему мало быть агво.– Граццо, Премио, – хрипло поблагодарил Раймон. – Но… боюсь, я этого не стою.– Стоишь. – Артурро поднял руку, дескать, не спорь. – Все ли согласны со мной?– Можно было хоть по этому вопросу узнать мнение Сарио, – проворчал Дэво.Ферико скривился.– С каких это пор мальчишка вправе выбирать себе опекуна?– Да, но разве мы все – не опекуны его? – спросил Артурро. – Разве мы не опекуны друг друга и всей нашей семьи?– Пока в наших руках все принадлежащие нам Пейнтраддо Чиевы, бояться нечего, – сказал Дэво.– Разве что самих себя, – заметил Раймон. – Мы наделаем бед, если станем неуправляемы. И кто из сидящих здесь может поклясться, что все мы – все без исключения – не доводили до белого каления взрослых, когда были мальчишками?– Личные амбиции нельзя ставить выше целей семьи, – негромко промолвил Артурро. – А цель семьи – вернуть то, что отняла у нас нерро лингва. Силу. Положение. Славу.– И былую численность, – тихо добавил Раймон. – Даже этого мы лишились. Теперь только Дар способен нам помочь, и пользоваться Им надо с умом.– С умом?! – Отавио возмущенно тряхнул головой. – Сарио не больно-то много думает о возрождении семьи. Только о себе.Ферико кивнул, запустив пальцы в глиняную вазу, чтобы выдавить дольку лимона, – в спертом воздухе резкий аромат цитрусовых заменял благовония.– Ему больше нравится критиковать наши правила.– Мне тоже это нравилось, – сказал Артурро. – В прошлом. Опешили все, даже Раймон.– Премио, вам?!– Конечно. – Артурро рассмеялся. – По-моему, это возрастное. Отавио сразу возмущенно запротестовал:– Я никогда не подвергал сомнению…– Эйха, Тави, конечно, подвергал, – устало сказал Дэво. – Если хочешь, я напомню, когда и как. Могу повторить слово в слово. Ты капризничал всякий раз, когда муалимы требовали набивать руку на скучных пейзажах, а тебе хотелось рисовать нежные линии женской груди и ягодиц.Эти слова вызвали множество улыбок и одну-единственную хмурую мину.– У нас его Пейнтраддо Чиевы, – продолжал Дэво. – Между прочим, не кто иной как Сарио был рядом с девчонкой, когда она сожгла автопортрет Томаса. Думаете, он такой наивный? Думаете, не знает, что бы с ним стало, если б мы сочли необходимым его наказать?– Сарио не дурак, – согласился Раймон. – Среди нас он, возможно, единственный, кому по силам задача вернуть Грихальва ко двору. Кстати, мы пришли обсудить именно эту тему.– Верно, – подтвердил Артурро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48