– Единственная? Единственная женщина, патро?– Единственная, – задумчиво подтвердил Бальтран. – Однажды я это понял. Мгновенно.– И это была не мама?– Эйха, нет… Алехандро, я очень хорошо отношусь к твоей матери, уважаю ее, даже восхищаюсь ею. Но все-таки по-настоящему я любил не ее. Та женщина давно умерла.– Умерла? – переспросил ошеломленный наследник.– Рожая мальчика, который мог бы стать тебе братом. Герцог поднял голову, бросил взгляд на солнце. Та боль давно прошла.– Регретто, фильхо мейо, но мне надо освежиться. Скоро нас почтут визитом послы Пракансы, не могу же я выйти к ним в таком виде.– Праканса? Думаешь, предложат переговоры?– Предъявят требования, – сухо ответил отец, поворачиваясь к Палассо. – Пракансийцы только и умеют что требовать.– Патро, а чего они хотят?Бальтран помолчал, затем хлопнул сына по плечу.– Фильхо мейо, тебе еще рановато забивать этим голову. Ты теперь мужчина, вот и получай удовольствие. А с тонкостями дипломатии я еще успею тебя познакомить. * * * В тишине и уюте солярия, хранившего память о множестве приятных и поучительных бесед с Артурро Грихальва, Раймон стоял, опираясь на пилястр, и с напускной беспечностью взирал на сидящего в кресле человека. Тот в одной руке держал полный кубок вина, а другая, со сложенной в чашечку ладонью, то и дело подкидывала цепочку и Ключ, как подкидывают монету, проверяя ее полновесность.Раймон сложил руки на груди, плотно прижался лопатками к штукатурке. Такая поза помогала ему скрывать нервное напряжение.– Это будет Отавио?Сидящий задумчиво скривил губы, после чего со вздохом кивнул.– Альтернативы не вижу.– Но он – не Артурро.– Таких, как Артурро, не было, нет и не будет. Тави мне нравится не больше, чем тебе. Но, я думаю, с обязанностями Премио Фрато он как-нибудь справится. Ведь он далеко не дурак.– Но он узколоб. Высокомерен. Не замечает, как меняется мир, опасается перемен.– Эйха, Раймон, для старика это-дело нелегкое. – Дэво ухмыльнулся – он был на восемь лет старше Раймона. – В его годы и тебе не захочется перемен.Раймона эта перспектива ничуть не успокоила.– Сомневаюсь.Дэво перестал улыбаться.– Так-так… Что ты предлагаешь?Несколько мгновений Раймон колебался, потом отошел от пилястра и направился к высокому стрельчатому окну. Через него в комнату тек аромат цветущего винограда – густой, как дешевые духи, столь охотно приобретаемые крестьянками – кампонессас – в праздники. К запаху цветов примешивался пьянящий дух скошенной травы – во внутреннем дворе трудились садовники. Летняя жара и обилие влаги в почве и воздухе – что еще нужно растениям? Другие семьи в самую жаркую пору перебирались за город, но Грихальва – никогда. Они трудились в своем Палассо. Денно и нощно.Раймон тихо вздохнул, но не повернулся. Обратился к уместившемуся в полуовале окна кусочку сада:– Думаю, мы должны кое-что предпринять для достижения наших целей.– Раймон! Матра Дольча, твое счастье, что ты говоришь это мне, а не кому-нибудь… Ты хоть представляешь, к чему это может привести?– Скорее всего, к Чиеве до'Сангва. Дэво заметно встревожился.– И тебе все равно? Неужели не боишься? Раймон круто обернулся.– Я боюсь совсем другого. Впервые за несколько поколений у нас появилась возможность – и какая возможность! – пристроить ко двору члена семьи Грихальва. И ничего не выйдет, потому что один старый моронно на дух не переносит одного мальчишку и завидует его Дару.Дэво замахал на Раймона руками.– Ну что ты! У Тави всегда были проблемы…– Отавио на должность Премио Фрато не годится, и ты это понимаешь. – Раймон совладал с дыханием и заговорил спокойнее. – И я это понимаю. И боюсь. Да, Дэво, боюсь. Ты и сам не хуже меня знаешь, что Сарио – единственная наша надежда.– Лишь при условии, что он будет послушен, – напомнил Дэво. – Номмо Матра эй Фильхо! Раймон, в семье Грихальва нет другого такого упрямца.Раймон невесело улыбнулся.– А я?Дэво рассмеялся.– Эйха, одно время и с тобой не было сладу. Но в конце концов ты образумился.Под манжетой зачесалась рука, напоминая о “наименьшей каре”.– Да, в конце концов образумился, – задумчиво сказал он. – Ты можешь предложить иной путь?– Другого пути нет, – без колебаний ответил Дэво.– Ну так почему же…– Потому что мы не можем своими руками расшатывать устои! Это противоречит нашим принципам. – Дэво покачал головой. – Компордотта, Раймон. Мы должны быть непогрешимы всегда и во всем.– И ради этого совершать ошибки?– Раймон, ты все отлично понимаешь, – убеждал его Дэво. – Без строжайшей компордотты, без угрозы такими наказаниями, как “наименьшая кара” и Чиева до'Сангва, мы превратимся в чудовищ.– Отавио будет доказывать, что Сарио уже превратился в чудовище.– Вполне возможно, он окажется прав. Но лишь в том случае, если мы позволим мальчику действовать по собственному разумению. Если оставим его, неподготовленного, без надзора Въехос Фратос. Сарио это Сарио.– А что мы будем делать, если так и не увидим Сарио в должности Верховного иллюстратора? Дэво пожал плечами.– Будем ждать.– Сколько? Пятьдесят лет? Пятьсот? – Раймон раздраженно тряхнул головой. – Нам еще очень повезло, что до'Веррада до сих пор дают стране толковых, трезвомыслящих правителей. Но где гарантия, что так будет всегда? Где гарантия, что пракансийцы и прочие соседи не измотают нас набегами? Если Тайра-Вирте ослабеет, войны не избежать. И в этой войне может погибнуть наш род.– Ты имеешь в виду тза'абов. – Лицо Дэво окаменело – он понял, к чему клонит Раймон. – Ты боишься не Пракансы, и не Гхийаса, и не других стран, а Тза'аба Ри.Раймон тяжело вздохнул, прислонился к стене у окна и устало закрыл глаза.– Эн верро. Его-то я и боюсь.– Раймон, тза'абы разгромлены! Пророк убит, Всадники Златого Ветра рассеяны, Кита'аб сожжен. И это заслуга наших родичей! Племена в таком упадке, что женщине, называющей себя императрицей Тза'аба Ри, никогда не послать их в бой. И у Пророка вот уже сто лет не было потомка по мужской линии. Тза'абы нам не страшны. Их вера умерла, их дух сломлен.Раймон отлепил от стены затылок и посмотрел на Дэво в упор.– Откуда ты знаешь? Дэво растерянно заморгал.– А откуда все мы знаем?– С чего мы взяли, что не осталось Всадников Златого Ветра, не уцелело страниц Кита'аба? Что не найдется человека, который захочет возродить Тза'аб Ри?– С того, что… – Дэво осекся. – С того, что минул очень долгий срок.– Слишком долгий? – Раймон скептически хмыкнул. – Дэво, что значит слишком долгий срок, если речь идет о возрождении святынь?– Но…– Дэво, а разве мы не этого добиваемся? Рождаем мальчиков, Признаем их, обучаем и молимся, чтобы когда-нибудь они нам вернули утраченное… Почему бы не предположить, что тза'абы просто ждут, как и мы, когда самый достойный из них предъявит свои права? У них это Пророк, у нас – Верховный иллюстратор. Но разницы между нами нет. Разница лишь в том, что они хотят разрушить Тайра-Вирте, а мы – сохранить.Эта идея явно не укладывалась у Дэво в голове.– Раймон, но ведь мы не знаем наверняка. Может быть, это всего лишь домыслы. Пустые домыслы.– Ну конечно, – легко согласился Раймон. – Эн верро, должно быть, я ошибаюсь. Конечно.– О Матра, – прошептал Дэво. – О Матра Дольча! Раймон взял Чиеву, поднес к губам, прижал к сердцу.– Номмо Матра эй Фильхо, пусть это будет всего лишь домыслом.А все-таки, если его догадка верна. Екклезия – враг, герцог Бальтран окружен злокозненными Серрано, роду Грихальва заказан путь ко двору. Эйха, что же остается? Компордотта? Но поведение, ограниченное жесткими рамками, – разве не подарок для умных, инициативных и беспринципных врагов?"Мне нужен Ключ”.Ладонь Раймона сомкнулась на Чиеве. На живом Ключе. Глава 14 Итак, его вежливо попросили не совать нос куда не следует. И наверное, забыли о нем. Герцог отказал; все остается по-прежнему. Гитанна, скорее всего, уже покинула дворец или покинет в ближайшее время.Но вопреки желанию отца мир Алехандро изменился. Жизнь не стоит на месте, она берет свое. Жгучее желание, терзавшее тело, удовлетворено. Теперь он знает, как утолять эту жажду, и утолит ее – столько раз, сколько понадобится.Но с другой женщиной. Такова отцовская воля.Ухмыляясь, Алехандро проводил взглядом отца. Сильный, широкоплечий, тот размашистым шагом пересекал внутренний двор – его ждали Палассо и обязанности герцога. Ни малейшего признака слабости, поступь легка и пружиниста, мышцы крепки, суставы не хрустят. У отца отменное здоровье, его огню еще гореть и гореть. “А моему? – подумал Алехандро. Он вытянул руки перед собой, осмотрел, повернул и так, и этак. – Есть ли во мне огонь, или всего лишь искорка? И то еле теплится, стесняясь близости отцовского костра?"– Мердитто, – пробормотал наследник, с кривой улыбкой глядя, как герцог поднимается по ступенькам и исчезает в тени невысокого портала, – он почему-то недолюбливал Портайа Гранда и чаще пользовался боковым входом."Да. Главный вход он оставляет пракансийцам”.Алехандро вздохнул. Итак, он теперь не у дел. Ему запрещено лезть в постель Гитанны и вникать в интриги двора. Не то чтобы он мечтал об интригах, хотя куда от них денешься, живя в Палассо Веррадо, – но нельзя же его отшвыривать пинком, как дворовую шавку. Все-таки в Тайра-Вирте он не последний человек.Он подбоченился и попытался носком сапога выковырнуть из мостовой булыжник. Получилось. Пинок – и камень защелкал по своим соседям. Алехандро повернулся на каблуках и твердым шагом направился к воротам, вежливо отказавшись от услуг конюха, у которого всегда был в запасе свежий конь для наследника.– Нет, граццо. Для моего вздорного характера лучшее лекарство – пешая прогулка.И если отец походя отнимает у сына Гитанну и заодно благословляет его на поиски новой подружки, сыну ничего другого не остается, как искать себе новую подружку.Алехандро улыбнулся – к нему вернулась уверенность в себе. Между прочим, сегодня Фуэга Весперра, и большинство горожанок – на улицах. Может быть, день окажется не таким уж пропащим. * * * Сааведра устремилась к выходу, Сарио шагнул вслед за ней, но тут на его локоть осторожно легла старческая рука.– Не надо, пусть идет. Для нее моя истина слишком нова, слишком непривычна. Ей нужно время.Сарио высвободил локоть – для этого не понадобилось усилий.– Для меня это тоже слишком ново.– Но ты гораздо любопытнее, чем она, верно? И у тебя есть внутреннее око. – Старик улыбнулся, всплеснув корявыми ладонями в необычном жесте, – было в нем что-то детское, невинное. – Разве любопытство – грех? Нет. Даже я не подозреваю твоих драгоценных Матерь с Сыном в неприятии любопытства… Иначе откуда бы взялось все, за что ты славишь Их Священные Имена: талант, мастерство, извечное стремление к совершенству да в придачу внутреннее око?Сарио внимал ему не без тревоги. Сааведра ушла, исчезла в толпе, а старик говорил правду. Да, он любопытен.– Ты не поклоняешься Матери с Сыном.Это было обвинение. Вызов.Старик спрятал кисти рук в рукава шафранового халата.– Ты уверен?Сарио долго вглядывался в безмятежное лицо.– Да, – сказал он наконец, – ты – тза'аб до мозга костей.– Да, я тза'аб… Могу ли я быть чем-то большим? Или чем-то меньшим? Или кем-нибудь другим?"Слишком туманный ответ”, – подумал Сарио.– Враг.– Тебе я не враг.– Почему? Я тайравиртец, к тому же Грихальва. Вот они, обе половины силы, что сокрушила Тза'аб Ри. – Сарио снисходительно улыбнулся. – Верро Грихальва – самое ненавистное имя для тза'абов.– Половины одной из половин, – хладнокровно поправил старик. – Две другие половины целиком тза'абские и одухотворены тза'абским талантом.Сарио почувствовал, как у него вспыхнули щеки.– Это что, оскорбление?– Оскорбление? Наполовину тза'аб – это оскорбление? – Показался и тут же исчез желтоватый блеск зубов. – Ай, нет! Если так рассуждать, то я оскорблен вдвое сильнее, чем ты.Сарио недоуменно покачал головой.– Но как ты узнал, что я наполовину тза'аб? Никто этого не знает. И не может узнать. Мы, Грихальва, столько раз женились на своих – от тза'абской крови осталась разве что капля.– Погляди на меня, – сказал старик. – Ты пришел в мой шатер. Ты увидел мой шатер. Ты способен читать узоры. И ты понял, что они предназначены для тебя.– Читать узоры?– Я узнал тебя, едва ты остановился перед моим шатром. Как думаешь, почему я тебя узнал? Ты увидел мой шатер. А мое лицо – твое лицо.Сарио ужаснулся.– Твое лицо?? Но ведь оно старческое!– Мое лицо древнее, – спокойно, без обиды согласился тза'аб. – Но кости под плотью не изменились. – Он постучал по носу согнутым пальцем. – Ну-ка, Дитя Златого Ветра, погляди еще раз. Глазами художника.Сарио принял вызов. Задача оказалась легкой – времени отняла совсем немного, да и воображение почти не пришлось напрягать. Ничего удивительного, что старик его узнал даже в праздничной толпе. И обратился к нему, произнеся имя Верро Грихальвы – источника всех бед его рода.А еще эти чарующие узоры…Сарио ударил кулаком о ладонь и грязно выругался. И, отвернувшись от полога, взглянул старику в лицо.– Да, во мне больше тза'абской крови, чем в других. Я самый смуглый. Ну и что с того? Нас всех считают порчеными, екклезия проклинает всех Грихальва без разбора. Какая разница?– Разница огромная. И во всем. Благодаря ей у тебя есть внутреннее око.– Какое око? Что еще за око? Старик улыбнулся.– Зрение художника. Глаз Аль-Фансихирро. Сарио хотел перебить, но старик отмахнулся.– Что же касается екклезии и всех остальных, кто считает вас порчеными, то они глупцы. Но я бы не назвал их невеждами.– Не назвал бы? – изумился Сарио. – Да кто еще способен распускать слухи, будто мы вооружились темным колдовством, чтобы перекраивать жизнь, как нам заблагорассудится? Да будь это так… Матра, как жаль, что это не так! Неужели ты думаешь, что мы бы позволили смешивать нас с грязью? Неужели ты думаешь, что мы " бы остались чахлым, вымирающим родом?– Ты на это способен. – Тза'аб взглянул на Сарио и повторил торжественно:– Ты на это способен, – Я? Способен? – Сарио расхохотался. – Да в меня никто из наших не верит, а ведь они – Грихальва!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48