— Накачивал?
Щетинин улыбнулся:
— Да, накачивал. И все разъезжались. До победного конца.
— Хорошо, — сказала Анна. — Оставьте у меня список.
— Медлить нельзя, Анна Андреевна. Собрать вечером или утром и пусть разъезжаются.
— Хорошо, Павел Григорьевич. Я хочу подумать Мы вернемся к этому через час…
Гончарова отличалась странностями. Все ясно, все шло заведенным порядком из года в год. Думать тут нечего Щетинин пожал бы плечами, но это было неуважительно, Анна Андреевна замещала Тарабрина, она могла пожимать плечами, а не Щетинин.
Анна осталась одна. Она позвонила. Она уже научилась вызывать звонком Клашу.
— Вот что… — сказала она. — Не пускайте ко мне никого. Я хочу подумать.
Это и Клашу удивило. Тарабрин запирался, чтобы писать доклад, готовить решение, говорить по телефону с Костровым. Но запираться, чтобы думать… Так он не говорил никогда.
Анна прошлась по комнате. Взад-вперед. За окном бушевал апрель Постукивал в окно. Падающими льдинками. Каплями. Воробьями. Скоро можно выставить зимние рамы…
Как она не любила, когда к ней в «Рассвет» приезжали всякие уполномоченные. «Товарищ Гончарова, пора сеять…» А она не знала, что пора сеять! «Анна Андреевна, пора косить…» А она не знала, что надо косить! Прокурор шел в поле и металлической линеечкой для черчения украдкой, чтобы не обидеть Анну, измерял глубину вспашки Точно она хотела кого-то обмануть и запахать свое поле на два-три сантиметра мельче, чем полагается! Точно она не была заинтересована в урожае! И вместо того, чтобы находиться в поле, она преподавала прокурору элементарные правила агротехники.
Нет, она никого не пошлет в колхозы. Ни Жукова, ни Щетинина. И не поедет сама. Зачем, например, приедет она сейчас к Поспелову? Да он оскорбится. Не доверяет, приехала проверять Челушкин и Кучеров в лепешку расшибутся, а докажут, что они и без Гончаровой умеют работать…
Но не все умеют работать. Хотят все, а умеют не все. По-настоящему, по-умному, по-научному умеют не все. Суть в этом, и этому ни Щетинин, ни она сама никогда и никого не научат. Ходить по пятам за бригадами — это еще не значит учить.
Нет, она никого не будет гонять по району Для чего Щетинину ночевать одетым в колхозе, помятым и невыспавшимся слоняться целый день по полям, а вечером передавать по телефону в райком, сколько засеяно га? Поспелов сделает это и без Щетинина.
Она опять вызвала Клашу.
— Клашенька, попросите Павла Григорьевича.
Он только и ждал приглашения.
— Когда же собирать, Анна Андреевна?
— Кого?
— Уполномоченных.
— Мы не будем их собирать…
Лицо Щетинина выразило полное недоумение.
— Я попрошу, Павел Григорьевич, срочно вызвать в райком полеводов и бригадиров из всех колхозов и совхозов, — твердо сказала Анна. — Скажем, на завтра утром.
— Сорвать их перед севом?
— Почему сорвать?
— А вы взвесили, Анна Андреевна?
— Павел Григорьевич, я ведь агроном и жила не в Москве, а в Мазилове, и я подумала о том, что было бы для меня полезно, продолжай я работать в колхозе…
Гончарова не отличалась опрометчивостью. Даже наоборот Щетинин не стал спорить.
Анна пригласила на совещание и Жукова, и Добровольского, она не хотела обособляться от других членов бюро, но она не хотела топтаться вместе с ними на месте.
Людей собрали в райком. Их было не так уж много. Полеводы, бригадиры да председатели некоторых колхозов, которые не удержались, явились без приглашения, хотели лично узнать, что нужно райкому от полеводов.
— Мы не будем посылать в этом году уполномоченных по колхозам, — сказала Гончарова. — Вы не дети и не нуждаетесь в погонщиках. Хотя для вас, может быть, хуже, что не будет уполномоченных. Ведь часть ответственности всегда перекладывалась на опекунов, а теперь вы будете отвечать за все сами. Но суть не в том, для чего вам повторять: сейте, сейте… Точно вы этого не знаете. Важно, как сеять В «Рассвете» в прошлом году собрали приличный урожай, в «Ленинском пути» еще лучше, а в «Красном партизане», извините, лапу сосут. Почему так? Не хотели сеять? Не умели сеять! У одних хорошо уродилось просо, у других — клевер, а в «Красном партизане» вообще ничего не уродилось. Но, я думаю, если мы пришлем туда в качестве погоняльщика прокурора, вряд ли от этого повысится урожай. Привлечь к ответственности он, конечно, кого-нибудь сумеет, но хлеба от этого не прибавится. Не лучше ли тем, кто чему-нибудь научился и умеет что-то делать, рассказать остальным, как он это делает. Почему кукуруза в «Рассвете» уродилась лучше, чем в «Ленинском пути»? Когда сеяли, как, какими семенами? Как обрабатывали посевы? Как, как… Вот чем надо делиться друг с другом. А не докладывать: засеяли столько-то и столько-то и обязуемся засеять к такому-то столько-то. Другим от того не легче, что вы засеяли. Мы просим всех, кто имеет какой-то полезный опыт, поделиться этим опытом с другими. И обсудить его. Каждую крупицу опыта вложить в общий котел. Речей не нужно. Считайте, что у вас агросеминар…
Анна озадачила приглашенных Некоторые пытались было доложить… о готовности к севу. Анна оборвала их.
— Вы это потом доложите. Лично мне, в кабинете.
Она не позволяла рапортовать. Она завела агрономический разговор. Хороша у вас кукуруза? А как лунку делаете? По скольку зерен кладете? Как заделываете? Объясните, объясните другим…
Жуков тоже вошел во вкус разговора. Анна советовалась с ним перед совещанием, изложила ему свой план беседы. Он жался, но согласился. А потом увлекся, стал спрашивать, рассказывать, где что видел…
«Вы записывайте, — твердила Анна собравшимся. — Не надейтесь на память. Потом расскажете дома В бригадах. В звеньях. Учитесь! Учитесь друг у друга…»
Получился деловой разговор. Люди не пошли даже обедать. Порядок нарушился. Спорили, расспрашивали, ссорились. Но это были добрые ссоры…
Когда все разъехались и они остались втроем, Анна, Щетинин и Жуков, она, сама не доверяя себе, с беспокойством обратилась к обоим:
— Получилось?
— Поживем — увидим, — осторожно ответил Жуков.
— Непривычно, — пожаловался Щетинин. — Будет нам от Ивана Степановича.
Анне и самой было непривычно, но на этот раз она готова была спорить с Тарабриным.
Он вернулся на пятый день. Сводку о ходе сева ему передавали в Пронск ежедневно, но никто не осмелился сказать, что на этот раз сев проходит без уполномоченных. Тарабрин узнал об этом по возвращении.
Он явился утром в райком, прошел к себе и только тогда вызвал Гончарову.
— Что это вы тут без меня натворили?
— Но ведь сев идет не хуже, чем в прошлом году, Иван Степанович.
— Почему не послали уполномоченных?
Анна набралась решимости.
— Целее будут.
Тарабрин вспыхнул.
— Оторвали полеводов от сева. Устроили какой-то семинар…
— Но ведь так лучше, Иван Степанович. Я сама агроном…
Он сухо поглядел на Анну.
— Здесь вам не сельхозотдел. Здесь райком, и вы прежде всего партработник.
— Иван Степанович…
— Вам было сказано?
— Я все взвесила, прежде чем принять решение.
Тарабрин откинулся на спинку кресла.
— Анна Андреевна, я задам вам лишь один вопрос: кто здесь первый секретарь — вы или я?
Анне не хотелось ответить так, как хотелось Тарабрину. Не хотела она отвечать, как школьница, что, мол, вы, конечно, а я только старалась…
— А я здесь что — пешка? — вызывающе ответила Анна. — Я вас уважаю, Иван Степанович, но ведь и я тоже.
— Я вас слушаю, слушаю, — холодно произнес Тарабрин. — Объясняйтесь.
— Я привыкла доверять людям, вот мое объяснение, — сказала Анна.
— Доверять, но и проверять, — поправил Тарабрин. — Вы забыли это партийное правило.
— Не каждый день и не по всякому поводу, — отрезала Анна. — Недоверие к людям меня не устраивает.
Тарабрин побледнел. От удивления и от возмущения Вот как она заговорила! Вот тебе и скромный, уступчивый агроном из «Рассвета»…
— Вас? — иронически переспросил Тарабрин.
— Не меня лично… — Анна спохватилась. — По-моему, это не устраивает партию…
Тарабрин не повышал голоса, не менял позы.
— Рано вы стали говорить за партию!
— А я всегда за нее говорила, — тихо сказала Анна. — Вы не помните, а я помню, как вы у меня, у беспартийной, грозились отнять партбилет.
Тарабрин с интересом посмотрел на собеседницу.
— Кажется, я ошибся в вас…
— Нет, — ответила Анна. — Ни я в вас, ни вы во мне не ошиблись, дело у нас с вами одно.
XXXVII
Второе столкновение с Тарабриным у Анны произошло из-за масла, из-за коровьего масла, которого сурожцы не видели в продаже уже несколько месяцев.
Анна пришла на работу, развернула районную газету и так и ахнула! Полугодовой план по сдаче молока выполнен! Июнь еще не кончился, а план выполнен. Сто процентов. Даже с какими-то десятыми. Анна знала положение дел в районе. С кормами на фермах не густо, надои невелики, район не мог выполнить план. К концу июня должны были набрать девяносто пять, девяносто шесть процентов. И то хорошо. А тут — на тебе!
Анна принялась изучать сводку.
«Красный партизан» — на последнем месте. Семьдесят процентов. Правильно. У них ни кормов, ни голов… За чей же счет выполнен план? На первом месте «Ленинский путь». Сто двадцать. Ну, допустим, там люди оборотистые. Впрочем, у них с кормами лучше, чем у других. «Рассвет»… Сто девять… Враки! Что касается «Рассвета», Гончарову не проведешь, Анна не хуже Мосолкиной знает положение дел в «Рассвете». С кормами там уже весною было туговато. Не могли они выполнить…
Анна позвонила в «Рассвет». Вызвала Челушкина. Челушкин сменил ее на посту секретаря парторганизации.
— Григорий Федорович, откуда вы столько молока взяли?
Он замялся.
— Марья Филипповна надоила.
— Нет, серьезно.
Челушкин задал дипломатический вопрос:
— А вы для чего — хвалить или ругать?
— Ну как же хвалить, когда это невозможно?
Она почувствовала, ее собеседник задумался.
— Анна Андреевна, я итоги не подбивал. По-видимому, набрали. Василий Кузьмич с Малининым считали. Я ведь надои не проверяю…
Раздражение все сильнее овладевало Анной.
— Позовите-ка к телефону Мосолкину. Найдите ее, и пусть она мне позвонит. Впрочем, нет… — Анна передумала. — Григорий Федорович, не говорите, что я звонила. Я сама приеду…
Она еще не очень-то ясно отдавала себе отчет, почему сообщение о выполнении полугодового плана по молоку привело ее в такое раздражение. Очень уж кстати была эта сводка. Дела в районе шли не блестяще. Район, правда, не числился в отстающих, но и хвастаться было нечем. В области давно поговаривали, что Тарабрин засиделся в Суроже. Сводка по молоку на какое-то время затыкала критикам рты.
На войне малейший самообман нередко приводил людей к гибели. Обман нарастает, как лавина. Ложь ложью погоняет. Сводка о молоке была фальшивой. Анна еще не знала подробностей, но это-то она знала. Не упоминайся в сводке «Рассвет», она, может быть, прошла бы мимо, но «Рассвет» не мог выполнить план на сто девять процентов…
Она позвонила Тарабрину.
— Иван Степанович, хочу съездить в «Рассвет».
Тарабрин даже не спросил — зачем.
— Пожалуйста. Можете взять машину. Я буду в городе.
В Мазилове Анна проехала прямо на ферму.
— Ну как, девочки, дела?
Дневная дойка только что кончилась. Зоя Черемисина, одна из лучших доярок, откинула с ведер марлю.
— Смотрите. Это от всей моей группы.
— Маловато.
— Кормим слабо.
— А вас премировать собираются.
— Не откажемся…
Анна нашла Мосолкину.
— Марья Филипповна, как у вас план?
— Что-то около ста.
— А в Кузовлеве?
— Поменьше.
— А как же в сводке?
— А это уж вы Василия Кузьмича спрашивайте…
Василий Кузьмич был где-то на сенокосе, его нашли, привели, он вошел обрадованный, улыбающийся. Он уважал Анну, считал ее чуть ли не представителем «Рассвета» в райкоме.
— Василий Кузьмич, откуда такие проценты?
Поспелов невозмутим.
— А это мы немножко вперед. Перестраховываемся.
— Да, но откуда их взяли?
В глазах Поспелова мелькнула лукавая улыбка.
— Ловкость рук, и никакого мошенства. Резервы, резервы, Анна Андреевна…
Анна нахмурилась.
— Я серьезно спрашиваю. Спрашиваю вас как секретарь райкома. Откуда вы взяли молоко? Было молоко или это приписка?
Поспелов вдруг понял, что Анна не шутит, что она рассержена, и заерзал на стуле, как грешник на сковороде.
— Было, Анна Андреевна, было. Честное слово, — как-то невнятно пробормотал он. — Купили. Купили и сдали в счет плана.
Анна окончательно помрачнела.
— У кого? Где? Вы объясните, Василий Кузьмич. Меня очень интересует это молоко.
Поспелов потупился.
— Это не молоко. Это масло. Мы маслом сдали.
Анна пристально посмотрела на Поспелова.
— Вы меня не обманываете?
— Анна Андреевна! Купили масло и сдали.
— Где?
— В райпотребсоюзе.
— Как же вы до этого додумались?
— Подсказали.
— Кто?
— Ну, это я не скажу.
— Много купили?
— Весь излишек.
— А деньги откуда взяли?
— Сами знаете, деньги у нас есть.
— Не ожидала я этого от вас, Василий Кузьмич…
Анна вернулась в город. Поехала на склад райпотребсоюза.
— Масло получали в этом месяце с маслозавода?
— Получали.
— Где оно?
— Продано.
— Кому?
— Населению.
— Врете. В магазины масло не поступало.
Легкое замешательство.
— Продавали со склада.
— Кому?
— Ну… Кто обращался.
— А кто обращался?
— А мы не знаем…
Здесь трудно подкопаться. Масло получено и продано. Может быть, даже в одни руки. Но деньги получены. За все масло. Все в порядке.
Анна поехала на маслозавод. Дудаков, директор завода, считался хорошим хозяйственником. Вежливый товарищ, с незаметным лицом, в недорогом зеленом венгерском костюмчике.
— «Рассвет» в этом месяце много масла сдал?
— Порядочно.
— А сколько именно?
— Сейчас уточним… Алексей Ильич!
Перед Анною предстал собственный муж.
— Сколько молока «Рассвет» сдал в июне, Алексей Ильич?
Алексей взял счеты.
— Сейчас сочтем.
Он защелкал костяшками.
— Это ты что пересчитываешь? — догадалась Анна. — Масло в молоко?
Он не ответил ей, закончил подсчет, назвал количество молока в литрах.
Анна гневно посмотрела на Дудакова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37