Выпущенный с Путиловского завода в 1910 году, он водил скорые поезда, и, как это часто случается, его заездили до последней степени, списали и загнали в тупик. А тут исполнялось шестилетие партийной организации дороги, и беспартийные рабочие решили в нерабочее время отремонтировать и подарить партии паровоз. Они так на нем и написали: «От беспартийных — коммунистам». Года еще не прошло, как на собрании в клубе «Красное знамя» рабочие сделали этот подарок коммунистам и тогда же избрали Ленина почетным машинистом.
Землячка поздоровалась с машинистом, медленно пошла вдоль поезда, вошла в вагон.
Тихо и сумрачно. В фонарях над дверями горят свечи. Все здесь ей хорошо знакомы. Товарищи по подполью, по фронту. Члены ЦК, наркомы…
Никто не разговаривает. Молчат, уставившись в пол окаменелыми взглядами.
Кто-то потеснился, освобождая ей место.
Вагон вздрогнул. Лязгнули буфера. Поезд тронулся. Мимо окон проплыли станционные фонари.
И снова ночь, темень, чернота. Молчание. Невыносимое молчание. Все думают об одном.
Вот и пришел час, когда приходится с ним проститься…
Замерзший полустанок среди бескрайней снежной равнины. Совсем еще темно, но в небе уже бегут белесые сполохи. Близок рассвет, и мороз перед рассветом становится все неистовее.
Поезд медленно подползает к дощатому перрону.
Платформа Герасимовская.
Приехавшие выходят из вагонов и медленно бредут через холодный станционный зал. Еще совсем темно. Ночь.
На площади перед станцией видимо-невидимо розвальней, в которые впряжены низкорослые лохматые лошаденки. Со всех окрестных деревень съехались крестьяне отвезти приезжих в Горки.
Кто забирается в сани, а кто пешком понуро бредет вслед за розвальнями.
Их много — тут и партийные работники, и делегаты съезда Советов, и ответственные сотрудники наркоматов.
Поскрипывают по снегу сани, стелется над дорогой поземка.
Землячка пытается идти широким размашистым солдатским шагом, но вскоре устает, сбивается с ритма и начинает по-женски быстро и часто переступать. Она не бывала в Горках и не знает, долго ли еще идти, а подсесть к кому-нибудь в сани не хочется, не хочет обнаружить перед людьми свою слабость.
Черная громада леса. Предрассветная тьма. Белесые сугробы по сторонам. Вот блеснул и пропал огонек ленинского дома. Сверкнуло и скрылось за поворотом. Опять сверкнуло…
Усадьба на лесистом холме. Обоз подползает к воротам. Окруженный забором парк, сторожевая будка, деревья.
Бесшумно, словно боясь кого-то разбудить, все заходят во двор.
Небо лиловеет, и точно сказочный дворец стоит среди серебряного леса высокий белый дом с колоннами.
Последняя обитель Ленина.
Легко отворяется застекленная дверь, и Землячка вместе с другими входит в дом. Веет домашним теплом, и не верится, не верится…
Просторный зал. Разрисованные морозом стекла. Еще не разобранная елка. В бусах, в свечах…
Еще совсем недавно он собрал из деревни ребятишек на елку и все просил взрослых не мешать им веселиться.
Круглая лестница наверх.
Никто не решается первым шагнуть на эти ступени… Все стоят в нерешительности. И не садится никто.
Стулья. Диваны… На них сидел Владимир Ильич. Столы. Столики… За ними работал. Кресло на колесах, в котором его возили. На стенах охотничьи ружья. Из которых стрелял…
Ковры стерегут тишину.
Как трудно подниматься по этой лестнице!
Шаг. Шаг. Еще шаг. Еще…
Полутемная проходная. На диване неподвижная Надежда Константиновна. Как резки запавшие черты ее лица!
Крупская молчит. И Землячка молчит. Здесь невозможны слова. Она молча пожимает Надежде Константиновне руку, и та отвечает ей слабым движением.
К Крупской подходит какой-то рабочий. Землячка знает его, но не может вспомнить фамилии. Один из тех, с кем не раз беседовал Ленин, один из тех, кто составляет костяк партии. Говорит Надежде Константиновне соболезнующие слова. И она отвечает. Просто, вежливо, внятно, короткими словами.
В углу дивана кто-то кутается в пальто. Глаза покраснели, опухли от слез…
Никто не решается сразу пройти дальше. Туда, где…
Вот он. В суконной темно-зеленой тужурке. Совсем не изменился. Лицо спокойно. Верхняя губа со щетинкой усов чуть приподнята. Вот-вот улыбнется. Это непередаваемое выражение его лица, понятное лишь тем, кто сам видел его детски лукавую усмешку! Кажется, он сейчас встанет.
Молча стоят соратники Ленина.
И снова собрались все внизу. Уместились на диванчиках, в креслах. Кутаются в шинели, пальто. Всё люди в возрасте. Стискивают пальцы рук и, перебивая друг друга, вспоминают то одну, то другую подробность, относящуюся к их встречам с Лениным. Это все очень важные люди в Правительстве, руководители больших государственных учреждений. Но сейчас они рассказывают друг другу о каких-то трепетно живых пустяках. О ленинских шутках. О его жизнерадостности. О переписке с ним. О его шахматном самолюбии…
То входит, то выходит Мария Ильинична. Надежда Константиновна — та все сидит наверху, неподалеку от Ленина. А Мария Ильинична все ходит, ходит. Ходит прямой, твердой походкой по этажам и комнатам осиротевшего дома.
Рассвело. Давно уже рассвело. Зимний морозный день. Солнце искрится сквозь заиндевелые окна. Снаружи доносится слабый гул человеческих голосов.
— Пора!
Ленин отправляется в свой последний путь.
Светло и тихо.
Красный гроб плывет по лестнице.
1924 год. 23 января. 10 часов утра.
Гроб с телом Ленина выносят из дома.
Выносят, опускают на землю.
Весь двор запружен народом. Запружен двор, запружена дорога, сотни людей стоят у обочин вдоль леса, черной лентой растянулись люди по всему пути от усадьбы до полустанка.
Нет никого, кто не ощущает беспредельности потери. Все окрестные деревни пришли сюда. Мужики, бабы, дети, старики, старухи…
Гроб стоит на земле.
Минута невыразимой тоски.
Падают с неба пушистые снежинки. Падают на открытый лоб Ильича, на тужурку. Голова Ленина покоится на небольшой красной подушке.
Надо закрывать гроб.
Еще минута…
Гроб накрывают стеклянной крышкой.
Из глубины двора доносится одинокое женское рыдание. И как-то легче становится от мысли, что можно заплакать.
И вдруг Землячка замечает, что у нее самой катятся по лицу слезы. Она судорожно перебирает пальцами в кармане, находит крохотный кружевной платочек, подносит к глазам.
Нельзя плакать. Нельзя плакать. Спокойствие. Но слезы катятся сами собой. Спокойствие, спокойствие.
Гроб поднимают на руки, несут.
Последний путь…
Путь в вечность.
Нестройной группой движется когорта большевиков по лесной аллее. Толпа крестьян теснит ее по бокам.
Идти трудно, тесно. Толпа теснит. Всем хочется заглянуть в лицо Ленину, проститься. Кто-то вскрикивает.
Только Надежда Константиновна не плачет, окаменела в своем горе.
Вот она, последняя дорога Ленина… Вот она, широкая проселочная дорога, тянущаяся через бесконечное снежное поле. Поле, поле, бескрайнее снежное поле, бескрайняя снежная скатерть…
Впереди старик в рыжем армяке едет в розвальнях, устилает дорогу еловыми ветками.
Повсюду толпы крестьян. Опираются на палки старики. Стоят, провожают Ленина взглядами. Женщины плачут. Впрочем, плачут не одни женщины. Повсюду снуют ребятишки, забегают вперед, кулаками вытирают глаза. И никто не крестится. Знают, не верил Ленин в бога, и пусть уж все будет по-ленински. Это тоже дань уважения — во всем быть с ним согласными.
Россия провожает вождя международной и русской революции! До чего же чувствуется над этой снежной пустыней ее тысячеверстный размах, ее суровая стихия…
Иногда от толпы отделяются несколько человек, приближаются к гробу, в руках у них венки из сосновых ветвей. Первые венки на гроб Ленина. Потом их будет много, бесконечное множество. Из багровых роз, из пальмовых ветвей, из белых лилий и лавра, но эти лесные венки навсегда останутся в памяти тех, кто провожал Ленина по заснеженной подмосковной дороге.
Медленно шагают большевики, несут свое горе…
Желтеет вдали домик станции.
Вот и конец пути. Сейчас гроб с Лениным поставят в вагон, поезд двинется…
Остановки в Расторгуеве и Бирюлеве. Траурные митинги.
Поезд прибывает на Павелецкий вокзал в час дня. Под звуки траурного марша из вагона выносят гроб. Траурный кортеж направляется на вокзальную площадь.
Соратники Ленина на руках несут гроб, проходят мимо приготовленного лафета и направляются к Зацепскому валу.
Впереди гроба — знамена, оркестр, позади — Надежда Константиновна и Мария Ильинична, почетный караул, члены ЦК, воинские части, делегации заводов и фабрик, колонны районных организаций.
Пятницкая. Чугунный мост. «Балчуг».
Процессия подходит к Москворецкому мосту. Раздается шум пропеллеров, низко пролетает эскадрилья самолетов, над головами парят сброшенные с самолетов листовки.
Те же листовки глядят со всех стен.
Обращение ЦК. К партии. Ко всем трудящимся.
1905-1908 гг.
Восстание
В ноябре 1905 года Владимир Ильич Ленин приехал из-за границы в Петербург.
В революционных кругах быстро распространилась весть: Ленин в России!
В одних эта весть вселяла надежду, веру, бодрость, других смущала, пугала…
К этому времени Ленин стал признанным вождем революционных марксистов, руководителем партии русского революционного пролетариата.
Россия находилась в состоянии революционного брожения, и как только обстоятельства потребовали присутствия Ленина на родине, он поторопился домой.
В Москве революционная ситуация назревала с каждым днем. Землячка находилась в самой гуще событий. В этот тревожный незабываемый год она была секретарем Московского комитета партии.
Само присутствие Ленина в России стало уже огромной поддержкой; сознание, что он рядом, вселяло в большевиков уверенность в своих силах.
Через несколько дней после приезда Ленина в Петербург, оттуда вернулся в Москву Мартын Николаевич Лядов, один из руководителей Московского комитета.
Встретились Землячка с Лядовым на одной из конспиративных квартир, у знакомого врача. За стеной шумели дети, кто-то бренчал на пианино, врач принимал очередного пациента, а двое посетителей — господин в пенсне, с бородкой, чем-то похожий на Чехова, и весьма строгого вида дама — обсуждали в гостиной возможности вооруженного восстания.
— Ну как?
— Виделся. Разговаривал. Просил передать вам привет.
— Когда? Где? Что говорит?
Законные были вопросы — Московский комитет нуждался в ленинских указаниях, а Землячка была секретарем комитета.
— Владимир Ильич сразу, в день приезда, встретился со мной, Красиным и двумя товарищами. На одной из тех квартир, откуда начинался путь в Лондон для делегатов Третьего съезда!
— А «Мадонна» по-прежнему украшает столовую?
Собеседники улыбнулись: в течение нескольких лет литография со знаменитой картины Мурильо «Мадонна с младенцем» служила для перевозки «Искры» в Россию; между картиной и картоном отлично умещалось несколько экземпляров напечатанной на тонкой бумаге «Искры».
— Привез небольшой презент…
Лядов подал Землячке пачку газет.
— "Новая жизнь". Две части его статьи «О реорганизации партии». От десятого и от пятнадцатого ноября. Будет еще третья.
Землячка тут же принялась читать — ведь это были первые ленинские статьи, написанные им по приезде.
— Ну, что?
— Все правильно, — тоном победительницы отозвалась Землячка. — Наша партия застоялась в подполье… Хотя… — Она вернулась к началу статьи. — Хотя… конспиративный аппарат партии должен быть сохранен!
То, о чем писал Ленин, было до очевидности ясно, опять он с обычными лаконизмом и выразительностью определял тактику партии.
Землячка начала читать вторую часть статьи.
Неожиданно она засмеялась.
Лядов удивленно спросил:
— Чему это вы?
— А как же! — Землячка прочла: — «…пора позаботиться также о том, чтобы создавать местные хозяйственные, так сказать, опорные пункты рабочих социал-демократических организаций в виде содержимых членами партии столовых, чайных, пивных, библиотек, читален, тиров…»
— Что же тут смешного? — заинтересовался Лядов.
— А вы обратили внимание на примечание к этому слову?
— Обратил. Но…
— Ленин, изволите ли видеть, не знает тождественного слова в русском языке и делает следующую сноску… — Она опять прочла: «Я не знаю соответственного русского слова и называю „тиром“ помещение для стрельбы в цель, где есть запас всякого оружия, и всякий желающий за маленькую плату приходит и стреляет в цель из револьверов и ружей. В России объявлена свобода собраний и союзов. Граждане вправе собраться и для ученья стрельбе, опасности от этого никому быть не может. В любом европейском большом городе вы встретите открытые для всех тиры — в подвальных квартирах, иногда за городом и т.п. А рабочим учиться стрелять, учиться обращаться с оружием весьма-весьма не лишне. Разумеется, серьезно и широко взяться за это дело мы сможем лишь тогда, когда будет обеспечена свобода союзов и можно будет тягать к суду полицейских негодяев, которые посмели бы закрывать такие учреждения».
— И все-таки не понимаю, почему это вызывает у вас смех?
— Но ведь это инструкция, инструкция! — возбужденно воскликнула Землячка. — В легальной газете! И радуюсь я тому, что мы этой инструкции уже следуем. В подвалах Высшего технического училища который день студенты и рабочие обучаются стрельбе. Устроены настоящие тиры. Висят зайцы, утки, прочие мишени.
Теперь улыбнулся и Лядов.
— В таком случае — поздравляю.
Они опять заговорили о вооруженном восстании и предстоящей конференции московских большевиков, созываемой в училище Фидлера.
С этой встречи началась деятельная подготовка и к конференции, и к восстанию — присутствие Ленина в России вдохновляло большевиков.
Конференция не обманула их надежд.
«Объявить в Москве со среды 7 декабря, с 12 часов дня, всеобщую политическую стачку и стремиться перевести ее в вооруженное восстание…» — решили московские большевики.
В «пятерку» по руководству восстанием вошли Землячка и Лядов, требовалось оправдать доверие и рабочих и Ленина, от слов пора было переходить к делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33