Оказавшись один на один с самим собой, Йере притянул к ответственности начальника рекламы мыловаренного завода. Он наконец стал господином самого себя и не давал себе спуску. Какой же он был скотиной! Сейчас Йере был подобен солдату, который заснул на посту с винтовкой в руках. Правду говорят: каждому свое! Язык был настроен воинственно, а мозги все еще пытались выступать нейтрально: никогда не оставляй на завтра то, что можно сделать сегодня, ибо завтра можешь оказаться под судом!
Йере так стукнул по земле тростью, что песок взметнулся столбом. Он определял время по солнцу. Примерно через три часа «Чудный аромат» откроет двери своей конторы. У него еще есть время, чтобы почиститься и исповедаться. Какой мелочью смог бы он отделаться, будь он католиком: купил бы индульгенцию за пару марок. Продажа индульгенций удовлетворяет всех деловых людей, поскольку она базируется на хороших купеческих обычаях и на морали бизнесменов.
Но спустя мгновение тикающее похмелье часовых дел мастеров начало давить на веки, а в мозгах начался непереносимый натиск выпитого за столом пострадавших от кризиса. Писатель умолк и передал власть начальнику рекламы. Зачем думать о том, что уже было и прошло? Покаяние ничего не возвращает. Глупо утруждать мозги постоянным самобичеванием. Часовых дел мастер Кахилус, видимо, все же был прав, утверждая, что жизнь следует воспринимать такой, какой она есть: то подагру ниспошлет, то колики начнутся!
Йере растянулся на скамье и предался сну. Жаба, пробиравшаяся через траву, наконец шлепнулась в живительную влагу озерка. Оба они чувствовали себя хорошо. Пожалуй, даже испытывали переживания друг друга, развивались вместе и наравне друг с другом. Разумная реакция, в которую вошло познание живой души!
Директор Сувисумпело рано утром приехал в Хельсинки и побрился в номере гостиницы. Он был сегодня в превосходном настроении: жена уехала за границу, теща попала в больницу, а правительство решало вопрос о снижении цены на алкоголь. Он напевал и насвистывал и даже проделал несколько танцевальных па. Именно в таком возрасте мужчина считает себя еще молодым и нуждается в том, чтобы мотор его продолжал стучать. Выпив чаю и съев два десятка яиц, он отправился в контору завода насладиться своим авторитетом.
Но перед зданием конторы директор, будучи еще в хорошем расположении духа, помрачнел, обнаружив необычайное явление: констебль Поскипарта устанавливал порядок в огромной очереди, начало которой было в дверях конторы завода, а конец терялся где-то за поворотом улицы. Сувисумпело подозвал к себе Поскипарту, запросто поздоровался со своим прежним одноклассником и спросил:
– Что это за очередь?
– Не знаю. Третий день уже стоят.
Сувисумпело поспешил в контору и ворвался в кабинет инженера Тенавайнена.
– Привет из Хельсинки! Какого черта здесь толпится очередь?
Тенавайнен молчал. Он осуждающе посмотрел на своего начальника, повернулся и выглянул в окно на улицу, где Поскипарта руководил очередью. Наконец сухо произнес:
– Могу я получить расчет?
– Что?
– Расчет! Я отказываюсь от должности, и немедленно!
Сувисумпело стал душить легкий приступ астмы, и он вынужден был сесть.
– Что случилось? За чем эти люди стоят в очереди?
Тенавайнен холодно ответил:
– За «Леммикки».
Лицо Сувисумпело прояснилось, а его широкий рот, производящий впечатление мгновенно прорубленного, раскрылся от восхищения:
– Психотехника, моя очаровательная психотехника!..
– Вам одеколона или нитроглицерина? – со всей серьезностью полюбопытствовал инженер.
– Коньяку.
Сувисумпело погладил темя, как бы вознаграждая за усиленную работу кору головного мозга. С этого мгновения он всегда будет опираться на психотехнику. Писатель Суомалайнен блестяще сдал экзамен и уже за несколько дней проявил свой безграничный талант в рекламе. За мылом «Леммикки», на которое раньше никто и внимания не обращал, стоит в очереди весь Выборг. Эврика!
Тенавайнен подозрительно смотрел на своего шефа. Но, когда тот продолжил восхваление психотехники, инженер бросился листать список врачей. Сувисумпело успокоился.
– Неужели правда, что за «Леммикки» стоят в очереди? – спросил он.
– Не только стоят в очереди, но и дерутся…
– Грандиозно! Этот человек настоящий Иисус Христос.
– Какой человек?
– Этот, этот… Суомалайнен. Начальник рекламы.
Истина чаще всего посещает воображение лентяя и довольно редко обслуживает делового человека. Но сейчас ее следовало вытащить на свет Божий. Тенавайнен пустился в объяснения:
– Когда позавчера утром контора открылась, в нашем бюро появились с десяток женщин, заявивших, что они актрисы. Я удивился их появлению в таком количестве, а они, в свою очередь, высказали удивление моей неосведомленности и запросили свои подарочные пакеты. Каждая требовала тысячу кусков «Леммикки». Им якобы так было обещано. Я согласился с их требованием, но эти соискатели благодетельности стали выпрашивать в дополнение по блоку наших лучших мазей для кожи и духов. Едва они удалились, как в мой кабинет вновь влезли посланцы артистов. И снова началось то же самое представление: «Леммикки», мазь для кожи и духи. К вечеру в нашей конторе побывало более шестисот актеров, а вчера полторы тысячи. Сейчас я верю, что весь финский народ живет одним лишь театром. Я почувствовал себя Гамлетом: «Быть или не быть?» Ни одного куска «Леммикки» больше на складе нет…
Тенавайнен закурил сигарету и намеревался продолжить свой доклад, но Сувисумпело сделал отрицательную отмашку рукой:
– Хватит! Я… я не понимаю. Кто дал распоряжение раздавать «Леммикки» бесплатно? Кто, черт возьми, спрашиваю я?
– Наш новый начальник рекламы.
– И вы согласились с этим? Вы сумасброд или вообще дурак! В вашей голове, кроме перхоти, что-нибудь существует? Да или нет?
– Но, ведь…
– Заткни глотку!
Четвертый подбородок Сувисумпело затрясся. Затем наступила минута молчания. В горле Сувисумпело распевал лишь отчаянный тенор астмы. Тенавайнен схватил перечень медицинских заведений и начал искать телефонный номер. Но Сувисумпело заорал:
– Постой, невежа! Тащи сюда этого разбойника!
– Кого, кого вы имеете в виду?
– Этого писаку, социалиста. Этого, этого…
– Вы имеете в виду начальника рекламы?
– Именно его, он сумасшедший.
– Он здесь еще не появлялся. Сидит только в кабаках и раздаривает изделия нашего завода. Как я могу притащить его сюда, когда я даже не знаю в лицо этого человека?
– Тогда вызовите десяток полицейских и сообщите в сыскную полицию. Он же опасный преступник: социализировал завод и подвел нас к черте, за которой крах. Его следует расстрелять! Слышите? Расстрелять за государственную измену!
Сувисумпело стукнул по углу стола кулаком и повредил сустав пальца. Тенавайнен схватил трубку телефона, но в этот момент в дверь постучали, и на пороге появилось привлекательнейшее женское существо.
– Могу я встретиться с исполнительным директором? – спросила женщина с солнечной улыбкой.
– Это я, – тихо и смиренно ответил Сувисумпело. – Что вы желаете? Мыла?
– Вовсе нет. Его я получила уже предостаточно.
– Ну так что же еще вы хотите? Женщина подошла вплотную к мужчине.
– Меня зовут Агда Нуппулинна. Я пришла переговорить о той зарубежной поездке, которую ваш завод оплачивает мне. Я могу выехать в следующую среду. Сначала я думаю посетить Париж, а затем…
– Побывать в аду? Не так ли? Кто вы на самом деле? Мы не туристическое бюро.
– Знаю. Но вам следует сообщить в туристическое бюро, когда они смогут выслать вам счет.
– Какой, к черту, счет? Послушайте, женщина, вы вымогательница, коммивояжер или мачеха черта? Я не знаю вас!
Женщина нисколько не испугалась. Она по профессии была актрисой и научилась за свою жизнь выслушивать главным образом сильные выражения как до, так и после спектакля.
– Я примадонна театра. Жаль, что директор меня не знает. Несколько дней тому назад я встречалась с начальником рекламы вашего завода, писателем Суомалайненом, и он сказал, что мыловаренный завод в любое время может оплатить мою поездку за границу…
– Я задыхаюсь… Помогите!..
Женщина в ужасе выбежала из комнаты и уронила на пол искусственные веки. Директора Сувисумпело поразил сердечный приступ, он свалился со стула словно безжиз-ненная туша. Тенавайнен наконец-то спокойно смог взять в руки телефонную трубку. К счастью, он успел изучить список врачей и сразу набрал номер. Телефонная станция по ошибке соединила его с театром, и директор Туннюрлампи пообещал немедля приехать для встречи с Сувисумпело.
– Привезу вам контрамарки на спектакль, – пообещал он.
– Пришлите лучше скорую помощь, – мрачно отреагировал Тенавайнен. – Спектакль окончен.
В парке Монрепо царила окрашенная в золото жара летнего дня. Широкая панорама пейзажа была покрыта плодотворным теплым маревом и спокойствием. Распускающий усы зрелости июль готовился к встрече с августом. На небольшой поляне перед благодарными слушателями пел пятилетний цыганенок:
Ой, если б смог когда-нибудь Грусть забыть навеки…
Пожилая женщина обрыдалась и дала мальчонке десять пенни и заказала песню повеселее, пообещав дать еще. Мальчишка сменил слова, но сохранил прежнюю мелодию:
Ояласка, ты темноволосая девчонка…
Женщина отошла в сторону и больше не дала ни пенни выдающемуся тенору ростом с аршин. Слова своего она не сдержала, но и угрызений совести не почувствовала.
Йере спал непробудным сном на садовой скамейке. Пляска жизни последних дней оказалась весьма изменчивой, как дневной заработок нищего, – она и кормила, и утомляла. Монрепо заслужил свое название: он предоставил писателю желанный отдых. Люди, проходившие мимо, бросали на спящего сочувствующие взгляды. Кто-то поднял его шляпу, положил на скамью и, усмехнувшись, продолжил путь. Но когда день уже стал склоняться к вечеру и люди кончили работу, две трети садовой скамейки пришлось передать в общественное пользование. Случайный бродяга, рваный зад брюк которого аплодировал сам себе, толкнул Йере в бок и дружески произнес:
– Эй, сосед! Собери-ка свои кости в кучу, дай и мне возможность прислонить свои телеса к сосне. Ну, подвинься, милый, или мне помочь тебе?
Йере испуганно вскочил, боязливо осмотрелся и потер глаза. Бродяга сел, прикурил бычок сигары и с довольным видом произнес:
– Я пристроился, сказал Аанкку-Кустаа, когда выпал из поезда! Присядь, камрат, и рассказывай по порядку, что с тобой произошло!
– Я спешу, – пробормотал еще окончательно не проснувшийся Йере. – Который час?
– До вечернего освещения еще далеко.
– Я спрашиваю о времени.
– И я о том же.
Бродяга предложил Йере окурок сигары:
– Не желаешь ли горяченького?
– Слишком крепка.
– Да бери же.
– Не хочу.
– Не стану навязываться. У тебя хороший костюм. Твой?
– Конечно.
– У меня тоже. Без работы?
– Без… Или что-то в этом роде…
– Пропил свое место, а?
Йере вздрогнул, но промолчал.
– Вино страшная штука, – заметил сосед, – всего перекручивает: чувствуешь себя молодым, а выглядишь многое пережившим. В вине заключена вся гадость в текучем состоянии. Оно убивает человека быстрее пули, но пули-то ведь не пьют. Не обижайся. Я ведь тоже не совсем трезв.
– Я и не обижаюсь.
– Ну тогда ты, как брат во Христе, – усмехнулся бродяга, натянул на глаза козырек фуражки, принял удобное положение для отдыха и, зевнув, продолжил: – Хорошо отдыхать здесь.
Йере надел шляпу, воткнул под мышку верный портфель с документами и не спеша отправился в город. Постепенно он ускорил шаги, словно убегая от собственной вины. Но, добравшись до конторы мыловаренного завода, снизил ско-рость.
Офис уже был закрыт, и служащие разошлись по домам. Йере приуныл, его грызла совесть. Подобно медлительным жителям губернии Хяме, он слишком долго собирался. Сейчас он принял непоколебимое решение: завтра быть на своем рабочем месте ровно в девять часов. Свежим и в полной боевой готовности приступить к исполнению обязанностей. Морально сильным.
Он отправился в центр города и пересчитал свою наличность. У него было столько денег, что он смог снять дешевую комнату в отеле и скромно поужинать. После этого ему оставалось лишь отыскать артиста в жизни Хайстила и попросить у него совета, как действовать дальше. Аванса на новой работе он получить не надеялся. Это создало бы невыгодное первое впечатление о нем и вполне могло наложить на него печать представителя богемы, которому нельзя доверять. А таковым он не был – это сущая правда, и читатель знает это!
Йере некоторое время бродил по городу и наконец забрел в сад Тарккелинпуйста, где провел время до наступления сумерек. Его внезапно охватило непонятное чувство че-ловекобоязни. Он долго сомневался, прежде чем осмелился зайти перекусить в небольшую столовую, где сидели несколько стариков и веселый бродяга, разговорчивый и приветливо настроенный плут, предложивший свое общество.
– Где же ты был, что весь пиджак помялся?
– Лежал в парке, – ответил вымученно Йере.
– В церковь со мной пойдешь? Сейчас там происходит чудесный обряд.
Йере отрицательно помотал головой.
– Раздают деньги беднякам и безработным.
– Никогда не слышал о такой благотворительности.
– Да, да. Я был там в прошлое воскресенье, когда шел дождь. Сначала я пел вместе со всеми, чтобы разогреться. Потом на кафедру поднялся черноватый мужчина и стал говорить о каком-то мужике по имени Петр, который поймал в свои сети много рыбы. Видимо, здесь, неподалеку от Выборга. Потом пришел другой мужчина и предложил брать деньги из сачка с длинной ручкой. Наверное, тот Петр продал пойманную рыбу и получил за нее много денег, поскольку передал их церкви для раздачи. Карман у меня был пуст, и я взял сотню из сачка. Сейчас я снова гол как сокол, и надо опять идти на раздачу. Скажи, ты пойдешь со мной, чтобы получить немного денег?
– Сначала забегу домой. Встретимся здесь.
– Наверняка придешь?
– Через полчаса.
– Хорошо, я подожду тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31