– Считаю, что нам не следует импортировать часы «Руссо». Для нас ведущими моделями являются «Этерна» и «Зенит».
Гул голосов за столом постепенно стих, и Йере воспользовался этой возможностью. Он чувствовал себя обязанным вступиться за философа Руссо, но сдержал себя. Взамен сообщил часовщикам, что он по профессии писатель, изучающий различные области человеческой жизни. Поскольку роман, который он сейчас пишет (вынужденная ложь иногда помогает человеку и без молитвы) повествует о благородной профессии часовщиков и их уважаемых традициях, ему захотелось детально познакомиться с их работой. Поэтому он и поступил на службу к Кахилусу, которого знал как достойнейшего представителя цеха часовых дел мастеров. Кахилус также являлся такой личностью, которому автор подарил бы первый авторский экземпляр своей книги и высказал бы сердечную благодарность от имени всего сообщества литераторов.
Йере закончил свое выступление, в котором, как советовал ему Ахопалтио, воспользовался «пространственными ценностями» своего голоса и стремился быть ближе к слушателям. Некто Талейран наверняка сказал бы, что он воспользовался словами истинного мужа, с помощью которых без труда можно скрыть мысли, но часовщики придерживались абсолютно иного мнения. За здоровье Йере поднимали тос– ты, его начали превозносить как гениального изобретателя часов. Кахилус сиял счастьем первооткрывателя, а Сутинен пообещал подарить Йере «Этерну» или «Зенит» и больше не противился импорту часов «Руссо».
И случилось так, что начальник рекламы мыловаренного завода пошел в «Золотом теленке» по второму кругу. У него хватило бы силы воли, чтобы терпеть мозоль из-за тесной обуви, но отказаться от предлагаемого угощения было выше его сил. Он забыл о времени, о своих обязанностях, перестал вздыхать о нравственном падении и вспоминать о совести. Если мир желает устраивать ему торжественные приемы, то остается одно – подчиниться. В жизненной дипломатии согласие нужно выражать словами, а отказ – мимикой.
На празднике часовщиков на быстротекущее время просто махнули рукой. Оно могло нестись своим чередом. В заключительном заявлении годового собрания было сказано, что перемещения собственности, вызванные кризисом, касаются прежде всего владельцев часов, которые сдают часы в залог. У часовых же дел мастеров, наоборот, всегда есть работа: людям хочешь не хочешь приходится чинить старые часы, ибо ломбарды неисправные часы не принимают.
Время суток определить было затруднительно, когда дверь в зал, где проходило торжество, распахнулась с грохотом и на пороге появился драматург Юхани Суомала. На праздник артистов он опоздал почти на двое суток. Но, будучи зеркалом национальной чести, соблюдал рекомендации предков: лучше поздно, чем никогда. Часовых дел мастера умолкли. Драматург устремился к праздничному столу и патетически произнес:
– Надеюсь, господа знают меня? Я писатель-драматург Юхани Суомала, и я пьян. Прошу прощения за небольшое опоздание. Но поезд, черт бы его побрал, ушел без меня. Пришлось изменить программу поездки.
Старший по празднику часовщиков вопросительно посмотрел на своих коллег, а затем предложил Суомала стул.
– Пожалуйста, господин писатель. Добро пожаловать на наше небольшое торжество. Чем можем служить вам?
– Какого черта притворяетесь. Ведь запрет на выпивку уже не действует?
– Значит, вина?
– А разве я в молоке нуждаюсь? А еще раздобудьте для меня миллион красивых женщин!
Мужчина по фамилии Сутинен тут же отошел от стола и покинул зал. Он был председателем клуба часовщиков с характером вечного искателя. Суомала внимательно рассматривал сидевших за столом, их лица были ему незнакомы. Но вот его карие глаза остановились на Йере, тот, не дыша, притаился, но тщетно.
– Ой, брат ты мой! – воскликнул Суомала. – И ты здесь! Ты оказал мне огромную услугу, выбросив из вагона мой чемодан. В противном случае мне пришлось бы две ночи спать без ночной рубашки.
Суомала громогласно продолжил свой красочный рассказ, в котором упоминалось огромное число женщин. Он даже успел случайно побывать на нескольких сборищах. Сейчас, по его мнению, все проводят свое свободное время на собраниях. На конгрессе проституток он послушал два доклада и заснул на задней скамье. С заседания вегетарианцев его выставили за недостойное поведение, а на встрече карманников его лишили часов, кольца, денег и доверия к людям.
– В новой драме, – торжественно возвестил Суомала, – я заклеймлю непорядочность, леность и нечистоплотность финнов.
Суомала набросился на угощения.
– Где директор Туннюрлампи? – спросил он наконец.
Часовщики посмотрели друг на друга. Никто не знал хозяина часового заведения с такой фамилией. Тогда Йере тактично стал объяснять, что они находятся в обществе часовщиков, а не актеров. Распухшие веки Суомала замигали, и он выразил свои чувства сильными словами. Но положение спас все тот же господин Сутинен, который появился рядом с драматургом и прошептал ему на ухо:
– Я сожалею, господин писатель, но в это время суток я смог собрать для вас всего лишь тридцать восемь дам. Но отменного качества. Они ждут вон в той боковой комнате.
Суомала выронил из рук бокал и в результате доселе нервного потрясения оказался в глубоком обмороке. Сутинен растерялся – он не знал, идет ли вопрос об излишестве, или о недостаточности. Йере понял, что спасен. Он подбежал к побледневшему Суомала, пощупал у него пульс и покачал головой.
– Сердечный приступ. У меня в кармане пальто есть нитро… Минуточку!
И почти бегом покинул зал. Его бедное, измученное сердце стало биться свободнее. Иной возможности уйти от кукующих часов у него не было. Пришлось прибегнуть к небольшому обману. Но, как гласит финская пословица, кто быстрее бегает, тот первым бросает камень.
Йере выскочил в темный коридор, схватил с вешалки свою трость и шляпу и отправился плутать в поисках выхода из лабиринта «Золотого теленка». Уже трое суток он ни разу не глотнул свежего воздуха. Горло сжимал слишком тесный воротник, а сердце – горечь. Из сумрака раздался голос, вслед за которым появился и сам человек.
– Простите за беспокойство, но кого вы ищете? – спросил подошедший.
– Освободителя, – страдальческим тоном ответил Йере.
– Сектанты здесь собраний не проводят, – объяснил мужчина и, вытащив из кармана небольшую карточку, произнес: – Уголовная полиция.
– Арестуйте, – вздохнул Йере. – Я готов.
Сыщик осветил лицо Йере карманным фонариком.
– Суомалайнен?
– Да.
– Йере или Еремиас?
– Не отказываюсь…
– Начальник отдела рекламы?
– Признаю все…
– Хорошо.
Йере протянул руки.
– Что вы хотите? – спросил сыщик.
– Наручники.
– Вы же пьяны.
– Беспрерывно.
Полицейский сменил тон голоса на отечески дружественный:
– Попытайтесь вести себя пристойно. Вас никто не собирается задерживать. Было лишь заявление, что вы пропали и… ну да ладно. Я свою задачу выполнил. Прошу сюда… Идите, идите…
На двери были живописные буквы, образовавшие следующие слова: «Кабинет красной подвязки, вход посторонним строго воспрещен».
Сыщик открыл дверь, втолкнул Йере в комнату и сам вошел следом за ним.
– Господин директор! Пропавший найден.
– О Господи! – воскликнул директор Туннюрлампи и бросился обнимать Йере. – Мы спасены!
Туннюрлампи повернулся на мгновение к полицейскому и сказал:
– Пришлите счет.
Сыщик вышел, а Йере остался в небольшом кабинете в обществе пяти господ. Спрашивать ему ни о чем было не нужно, а только слушать. Туннюрлампи прояснил ситуацию. В кабинете проводилось важное совещание. «Клуб джентльменов Выборга» две недели тому назад организовал широкомасштабный сбор денег в пользу безработных. В рабочий комитет вошли господа И., П., В., Я. и Туннюрлампи. Сегодня вечером они должны были решить вопрос о распределении собранных средств. Присутствие Йере считалось обязательным по следующим причинам.
– Мы знаем, что вы лицо влиятельное и располагаете средствами, – сказал Туннюрлампи. – За две недели в нашей кассе оказания помощи накопилось шесть тысяч двести пять марок и тридцать пенни. Наш театр организовал в поддержку сбора средств благотворительное представление оперетты, но на спектакль пришло всего лишь шестнадцать платных зрителей. И сейчас мы обращаемся к вам.
Директор Туннюрлампи бросил на Йере открытый взгляд, на который тот ответил обворожительно наивно:
– Это была «Баядерка».
– Да. Что вы думаете?
– Попробуйте «Песнь прерий». Туннюрлампи закашлялся.
– Я говорю не об оперетте, а о вашем заводе, большинством акций которого вы владеете. Не может ли «Чудный аромат» подарить нам в порядке благотворительности свою продукцию?
Йере покачал головой.
– Мы не намерены раздавать безработным мыло, – поправился Туннюрлампи.
– Безработный и так всегда чист. Моя идея состоит в том, что вы дарите нам изделия завода, а мы организуем благотворительную их распродажу.
– А доход без вычетов распределяем между безработными, – заметил председатель рабочей комиссии господин И.
– Ну не совсем без вычетов, – проворчал господин Я. Йере не смог ответить, но, после того как просидел в этой дружеской компании без малого час, он стал мягким и сговорчивым. Сначала он обещал десять ящиков мыла «Леммикки», а после четвертого бокала коньяка добавил к десятке ноль. Господа были в такой степени восхищены его благородным сердцем и его социальной направленностью, что решили израсходовать часть собранных средств в честь гостя сегодняшнего вечера. Господин И., джентльмен с бабьим лицом, принимавший участие во всех благородных общественных начинаниях, выступил со следующей, несколько двусмысленной речью:
– Я, представляющий беднейшую часть народа, выходец из семьи батрака, добившийся собственными силами кресла директора-распорядителя крупной фирмы, положительно отношусь ко всем хорошим начинаниям, которые улучшают условия жизни малообеспеченных людей. Предлагаю сейчас не раздавать собранные средства, ибо это вызвало бы раздоры, поскольку делить пришлось бы всего лишь немногим более шести тысяч. Да ресторанный счет надо оплатить и выдать нам возмещение за работу на заседании, а также суточные. Кроме того я считаю, что, если бы все люди трудились в жизни, как я, у них сейчас были бы средства жить без работы. Как уже сказал раньше, я отношусь положительно к операциям такого масштаба, однако заявляю, что шестью тысячами марок нельзя уничтожить безработицу в стране. Деньги эти нам следует израсходовать сегодня вечером на оплату расходов по организации заседания рабочего комитета, что, по моему мнению, явится умеренным вознаграждением за нашу добровольную работу. Я убежден, что безработные нас поймут – разделить между ними средства помощи во время кризиса невозможно.
Господин Я. предложил, чтобы рабочий комитет взял себе в качестве вознаграждения только две тысячи марок, на оплату сегодняшнего вечера израсходовал бы три тысячи, а остаток раздал бы безработным.
– Кому раздать такую ничтожную сумму? – спросил просидевший безмолвно весь вечер господин В.
Директор Туннюрлампи предложил, чтобы возможный остаток был передан в кассу, которая образуется в результате благотворительных продаж, но председатель возразил ему:
– Я представляю малообеспеченную часть народа и ко всему отношусь положительно, но, по-моему, не стоит раздражать трудящихся, раздавая им столь мизерные суммы. Повторяю свое недавнее предложение использовать деньги, имеющиеся в нашем распоряжении, полностью на оплату представительских расходов по организации заседания рабочего комитета – я не могу просиживать ночи бесплатно и не привык оплачивать ресторанные счета.
Участники заседания единогласно решили: средства, собранные по подписным листам, и приложенную к ним выручку от спектакля в сумме ста пятнадцати марок, всего шесть тысяч двести пять марок и тридцать пенни, следует направить на устройство благотворительных торгов и на оплату расходов рабочего комитета. Решение свое они обосновали так: мыловаренный завод «Чудный аромат» для благотворительных торгов дарит различных изделий примерно на сумму сорок тысяч марок. В качестве программного лозунга торгов утвердили обращение, разработанное Туннюрлампи и исправленное Йере:
«Помоги безработному сегодня, ибо сам завтра можешь стать безработным!»
Председатель рабочего комитета оказался прав: доход от сбора благотворительной помощи оказался слишком мал, чтобы раздавать его. Когда казначей общества оплатил аренду помещения, в котором шло заседание, ресторанный счет и денежное возмещение участникам заседания, в кассе осталось всего лишь пятьдесят пенни. Казначей, господин В., покрутил эту маленькую монетку в руках и заявил:
– Деньги – начало всякого зла, и его корни проникают всюду.
– Но каждый понимает язык звонкой монеты, – заметил Туннюрлампи.
– Совершеннейшая правда, – добавил директор И. – В моей семье он, ко всему прочему, является родным языком.
В этот момент казначей выронил из рук никелевую монету. Она упала на пол и весело покатилась под стол. Казначей попытался на четвереньках догнать ее, но свалился набок. Туннюрлампи это сделать также не удалось.
– Нам необходимо ее найти, иначе в кассе будет недостаток, – пробормотал казначей, ощупывая ботинок Йере.
– Не найти, – разнервничался Туннюрлампи. – Темно, и становится еще темнее.
Господин П., бизнесмен с достойными манерами, который, как правило, говорил мало, но хорошо, вытащил из бумажника купюру в сто марок, свернул ее трубочкой и зажег. Затем он протянул фонарь под стол и сухо произнес:
– Посветите, так скорее отыщете…
Казначей обжег себе руку, Туннюрлампи углубился еще дальше в темноту, а Йере вообще потерял сознание. Начальник рекламы мыловаренного завода впервые в жизни видел, как деньги дают миру свет.
Очнулся Йере не в «Кабинете красной подвязки», а на жестком ложе, покрытом синим сукном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31