Я их, гадов бабулонских, выведу на чистую воду. А ты, главное, на меня смотри. И делай, что говорю.
— Я, между прочим, только так и делаю. И что в результате?
— А! — отмахнулся Шендерович, — Не боись, порвемся! И запомни — завтра с утра требуем черных невольниц. И это… корону царей земных…
— Не жирно?
— Размах тут нужен! Я царь или не царь?
— Ну…
— Хр-рр…
Гиви вздохнул. В проеме пещеры было видно, как над горами встает огромная багровая луна. На ее фоне отчетливо просматривались массивные силуэты Детей. Он подсунул под голову подушку. Подушка была жесткая и неудобная. Он попробовал подумать про Алку, но почему-то не получалось. Тогда он начал думать про черных невольниц. Невольницы призывно усмехались и играли драгоценными камнями, укрепленными в пупках. И чего тут хорошего в этих камнях, думал Гиви, царапаются же… Потом он заснул.

* * *
Кто— то тронул его за плечо.
Гиви вскочил, какое-то время пытаясь сообразить, где он, понимаешь, находится. Но вокруг было темно. Он пошарил по сторонам, попал по чему-то упругому и тут же отдернул руку. Но это была лишь туго набитая конским волосом подушка, которая откатилась в сторону.
Черная фигура высилась над Гиви. Он хотел закричать, но от страха ему перехватило горло.
«Приснится же такой кошмар», уговаривал он себя. Он пытался внушить себе, что он в худшем случае находится в своей каюте на теплоходе. В лучшем — в гостинице пароходства. А еще лучше — дома… Этот вариант был особенно привлекателен и Гиви решил остановиться на нем.
«Черт знает, что примерещится», мужественно пытался думать Гиви…
— Чш-ш, о, Потаенный, — произнесла фигура.
Рядом мощно храпел Шендерович. Впрочем, храп тут же прекратился и Шендерович сонно пробормотал.
— Эй, я же сказал — сначала невольниц!
— Проснись, о, Жеребец всех кобыл, — тем же шепотом сказала фигура. — Ибо времени у нас достанет лишь до рассвета.
— Кто достанет? — подскочил Шендерович.
— Кому надо, тот и достанет, ежли мы сейчас не примем соответствующие меры, — сурово донеслось из-под капюшона. — Не бойся, о, Бесстрашный, ибо я брат Пердурабо!
— Надо же! А Чада где?
— Чад я отключил. Изолировал в коконе…
— Доброе дело ты сотворил, брат, — дружелюбно проговорил Шендерович. — А где старшой?
— Этот интриган? Этот самозванец, именующий себя Мастером Терионом?
— Ну да… Начальник твой!
— Он? — возмущенно фыркнул брат Пердурабо. — Он — начальник? Ежли я ему потакаю, это еще не значит, что он — тот, за кого себя выдает! Ибо что бы он там ни рек, этот недоучка, прямой потомок Келли и его воплощение — это я. А ты, Средоточие Света, ему поверил?
— Он изложил свою версию вполне убедительно, — сурово заметил Шендерович.
— Еще бы! Хитрости у него не отнимешь! Нахватался по верхам, как всегда. Ибо не Келли он был, а Джоном Ди, который так возжаждал славы и начал мешаться в дела земные, что нам пришлось приставить к нему мое воплощение, дабы он не наделал бед. И что же — этот мерзавец, почуяв неладное, подставил меня в этой истории с философским камнем, а сам смылся. Так и сгнил я в тюряге, спасибо этому придурку Рудольфу. Так нет, мало ему! Воплотился в этого проходимца Кроули, да еще угораздило его развязать магические войны! Недоучка, самозванец! Жабу он, видите ли, распял, фу-ты ну-ты! Думаете, он посвященный? Как же! Его ни в одно приличное тайное общество впускать не хотели — так он сам себя посвятил! Вот так, ни с того, ни с сего, взял и посвятил! Нате вам! Пришлось приставить к нему Розу Келли, следующее мое воплощение, чтобы его хоть как-то контролировать! Так он довел меня, бедняжку, до белой горячки, этот деспот…
— Ага!
— И теперь — опять! Ну почему именно я? Что у меня за несчастный жребий такой — вечно таскаться за этим самодуром? Воплощение за воплощением! Говорил я братьям, устал я, подберите другую кандидатуру, так нет… ты его, мол, лучше знаешь, притерлись за столько веков… Притерлись! Я из-за него до зеленых чертей допилась!
— Ага…
— Ну, наконец-то, труды мои завершились. Ибо был я по воле братьев с этим честолюбцем до решающего часа! Теперь же ожидание наше исполнилось и Свет прольется на весь Великий Восток. Вставайте, высокие, пошли! И прости, о, Добрый кузен, — поклонился он в сторону Гиви, — что этот астральный слепой не распознал в тебе сущность могучую.
— Ничего-ничего, — поспешно сказал Гиви.
— А куда, собственно, пошли? — холодно поинтересовался Шендерович.
— На Делание, разумеется, — удивился брат Пердурабо,. — Ибо для того призвали вас сюда Великие Светила. Сейчас все и устроим. Раньше начнешь — раньше закончишь, не так ли?
— Да всегда пожалуйста, — Шендерович был на удивление покладист, — только потребен мне инструментарий соответствующий… ибо ты, умелый подмастерье, должен знать, что не бывает Каменщика без Мастерка, Плотника без Молотка и Кузнеца без Молота.
Во мраке пещеры он пихнул Гиви локтем и попал в солнечное сплетение. Гиви шумно втянул воздух. Получилось очень внушительно.
— Пощади неразумного, о, Избранник! — торопливо проговорил брат Пердурабо. — Нетерпение мое простительно, но непростительно небрежение. Разумеется! Я должен был позаботиться, прежде, чем налагать на тебя священную обязанность!
— Как говорят в нашем кругу — поспешишь — людей насмешишь, — заметил Шендерович.
— О, как верно! Что именно тебе потребно, о, Прозревающий Глубины?
— В саду нашего отдохновения, — неторопливо повел Шендерович свою речь, — оставили мы священные предметы. И было их числом четыре. Жезл укороченный, карманный, темного металла, изогнутый и раздвоенный на конце — атрибут мудрости; круг алмазный с коловоротом посредине — символ мироздания, атрибут жесткости; факел самосветящийся, переносной, в воде негаснущий — атрибут прозрения и якорь трехлапый, с тросом привешенным — атрибут… э… заякоривания… да шевели же мозгами, потомок Шемхазая!
— Атрибут соединения, — поспешно подсказал Гиви.
— Истинно так! Атрибут единения и удержания! И без этих предметов Делание будет неполным! Все! Я сказал!
Брат Пердурабо на миг задумался.
— Сие возможно, — сказал он, наконец. — Приманить сюда атрибуты — ничто по сравнению с теми трудами, коими привлек я сюда Скрижаль Силы… ибо, что бы там ни внушал этот ничтожный, это была моя заслуга, а не его…
— Истинно так…
— И если Брат Братьев, Кузен Кузенов соизволит подождать…
— Я подожду, — милостиво согласился Шендерович, вновь опускаясь на подушки.
— Ах, как ты прав был, Всеотец, когда скрыл от этого суетного, этого невежественного свою потребу в атрибутах! Как прав ты был, углядев под блестящей личиной черную суть самозванца и корыстолюбца! Как прав был, столь хитроумно отказавшись от Делания! И как ты прав, Утро Света, что доверился своему брату…
— А то! Мудрость моя безгранична. Михаил, сказал я себе, лишь только увидел этого человека, ему нельзя доверять! Ты погляди на его бегающие глаза, сказал я себе! Он замышляет недоброе! И погляди на Опору Силы, на Столп Правды, что высится рядом с ним, скромно скрывая свою личину под этим небогатым, неброским, выгоревшим одеянием!
— А, по-моему, это очень приличный халатик, — обиженно сказал брат Пердурабо. — Я носил его, еще будучи Розой Келли. На нем такие милые рюшечки…
— Под этим скромно, но со вкусом отделанным облачением!
— Так я пошел?
— Ступай, Кузен. Ибо недолго осталось ждать рассвета.
Брат Пердурабо сложил ладони, поклонился и скользнул во тьму. Шендерович тут же вскочил с подушек, раздраженно пнув их ногой, отчего они разлетелись в разные стороны, и как тень, заметался по пещере, то и дело натыкаясь на какие-то невидимые предметы. Гиви на всякий случай жался к стене — судя по печальному звону, ночной горшок стал одной из жертв бурной активности партнера.
— Да не стой же как столп силы, — раздраженно прошипел Шендерович, — шевелись! Там в углу стоит блюдо с финиками. Увязывай их в эту чертову скатерть. И бутылку туда же.
— Пробку никак не найду… ага, вот она!
— Готов?
— Готов!
— Пошли…
Они двинулись к выходу, но тут же наткнулись на брата Пердурабо, который, тяжело дыша, благоговейно нес на вытянутых руках объемистый сверток.
— Вот оно, о, Светоч! — произнес он, отдуваясь, — извлек я твои атрибуты силы и немало при том потрудился. Ибо если б ты знал, кто наложил на них руку, ты бы подивился моему могуществу!
— Ты воистину могуч, о, брат, — похвалил Шендерович, принимая сверток. — Так… так… все на месте. Порядок… Веди же!
Брат Пердурабо повернулся и, все еще задыхаясь и время от времени приваливаясь к каменной стене, пошел по тропинке. Шендерович следовал за ним, выжидательно замирая, стоило лишь адепту притормозить. Наконец, улучив момент, он коротко размахнулся и аккуратно врезал брату Пердурабо по затылку фомкой, обернутой для милосердия в пышную мантию. Брат Пердурабо зашатался и мягко сполз на руки Шендеровичу.
— Порядок, — еще раз удовлетворенно пробормотал тот.
Он аккуратно выпутал фомку, расстелил мантию на тропинку, уложив сверху беспамятного брата Пердурабо.
— Вот и ладненько, — деловито приговаривал он, стягивая на адепте узлы мантии. — Вот и хорошо… пошли, о, Кузен Кузенов, пока он не выпутался из кокона.
— Эк ты его! — восхитился Гиви.
— Я ж говорил, держись Шендеровича. Шендерович плохому не научит.
Он размахнулся, раскрутил якорь и с завидной ловкостью зацепил его за каменный выступ.
— Порядок, — сказал он в третий раз, спуская вниз веревку и дергая ее, чтобы проверить на крепость. — Бери харчи, брат Гиви, и спускайся. Я проверял, тут невысоко. А я понесу атрибуты. Похоже, этот Ленуар, кто бы он ни был, в атрибутах толк понимал. Хорошие атрибуты, пригодятся. Да не боись ты! — прикрикнул он, видя, что Гиви топчется на краю обрыва, не решаясь начать спуск. — Я еще сделаю из тебя мужчину, орел мой горный.
— Эх! — печально откликнулся Гиви, покрепче ухватился за веревку и осторожно полез вниз.

* * *
Солнце поднималось в зенит со скоростью камня из пращи, запущенного могучей рукой гиганта. От невысоких каменных глыб побежали по сухой земле, стремительно укорачиваясь, глубокие синие тени. Лучи, падая отвесно, с изощренной злостью лупили прямо в темя, отчего в глазах пульсировал багровый мрак.
Гиви вздохнул.
— Когда я читал про путешествия, это как-то иначе представлялось. Идешь себе и идешь. Хорошо, тепло, сухо… а тут жарко-то как…
— Нечем нам прикрыть главу от пылающего небесного ока, вот в чем проблема. А посему ждет нас вульгарный солнечный удар. Но я так полагаю, потомок исполинов, что потребно нам идти по следам этих гордых животных… ибо не идиоты же они совокупно с их кормчими.
— Кто их знает… они ж дикие совсем, Миша.
— Верблюды?
— Нет, кормчие.
— Дикие-дикие, а свою пользу знают. Гляди-ка, чего там!
Одинокая птица, промелькнув в раскаленном воздухе, уселась на обломок выветренной скалы. Нагло игнорируя путешественников, она, поглядывая в их сторону черным блестящим глазом, чистила пестрые перья, отливающие охрой и лазурью.
— Птица! — констатировал Гиви очевидное.
— Точно, — согласился Шендерович. — Я, о, мой истомленный друг, не силен в орнитологии, но готов поклясться этой… скрижалью Силы, что где птица, там вода. А где вода — там жизнь. Ну-ка, шугани ее, потомок исполинов!
— К-шш! — сказал Гиви и взмахнул руками.
Птица нагло поглядела на него и не тронулась с места.
Гиви нагнулся, отчего в глазах совсем потемнело, подобрал сухой ком глины и запустил в вестницу небес. Снаряд пролетел по касательной и упал где-то за скалой. Птица неохотно взмахнула крыльями и вспорхнула. Покружившись какое-то время, она медленно полетела по прямой, издевательски поводя из стороны в сторону многоцветным хвостом.
— За ней! — скомандовал Шендерович.
— А верблюды?
— Да хрен с ними! Что эти животные понимают? Они месяц без воды могут продержаться — на чистом самообеспечении.
— Миша, я больше не могу… Давай, вернемся!
Сейчас, в пылающем свете, прохладная пещера с ее клетчатым алтарем и сомнительной чистоты жертвенным камнем казалась Гиви даже уютной, зловещий Мастер Терион — просто безобидным чудаком, а уж брат Пердурабо — просто душкой. Зато там было полным-полно воды, хоть купайся…
— Вернемся. Ну что они нам сделают? Пусть хоть что, пусть хоть змею варят…
Шендерович мрачно заморгал воспаленными веками.
— Ты что, о, мой малодушный герой, совсем умом рехнулся? Они ж нас на куски разрежут!
— Пусть режут… Сначала пусть только попить дадут!
— Да не дойдем мы! — с досадой отозвался Шендерович, — Захотим, а не дойдем! Спечемся! Нет, страдалец, вперед и только вперед! Вон, птичка как чешет!
— Не могу больше, Миша! — повторил Гиви, опускаясь на песок. — Все.
— Вставай, дурень! Они ж нас наверняка хватились уже! Детей этих своих в погоню выслали!
— Вот и хорошо! Пусть догоняют. А не догонят, тоже ничего. Умру лежа.
— Вставай, — прохрипел Шендерович, склонившись над Гиви и, морщась оттого, что солнце било ему прицельно в макушку, — вставай ублюдок.
— Не встану! — пробормотал Гиви, выплюнув сухой песок.
— Встанешь! — угрожающе сказал Шендерович.
— Нет!
— Ты ж южный человек! Грузин, практически грек! Ты ж должен жару любить!
— Какой я южный, — вяло отмахнулся Гиви, не поднимая головы, — я в Питере родился, чтоб ты знал!
— А гены? А горячая кровь? А зов предков? Вставай, сукин сын!
— Пошел вон, — отчеканил Гиви, трепеща от собственной смелости. — Авантюрист недоделанный.
— Свинья малодушная, — отреагировал Шендерович, — аккуратно пиная Гиви носком ботинка под ребра, — я, что ли, тебя сюда притащил?
— Притащил. Ох, не надо!
— Надо! — холодно сказал Шендерович, отводя ногу для следующего пинка. — И учти, третий будет в морду.
Птица вновь уселась на ближайший бархан, поглядывая на них с благожелательным интересом.
— Ладно… встаю я, встаю. Ну что прицепился.
— Ну, вот и умница, — ласково сказал Шендерович. — Давно бы так.
Птица почистилась, аккуратно выдернула перо откуда-то из-под мышки и вновь взлетела, выжидательно оглядываясь на путешественников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50